Читать интересную книгу Солдатские сказки - Александр Дорофеев

Каша из топора

(сказка на побывке)

Шёл, было дело, старый солдат на побывку домой, ногами вёрсты мерил. Дождём его поливало, ветром его обдувало, солнцем тоже припекало. Иззяб, оголодал. Притомился в дороге, есть хочется. А тут как раз малое сельцо на пути.

Как говорится, идёт солдат селом, да глядит кругом. Постучал в избу справную.

Вышла к нему хозяйка.

— Здравия желаю, красавица! — говорит солдат. — Пустите отдохнуть дорожного человека, кости погреть.

А хозяйка в ответ:

— Как же, как же, есть у меня клеть.

Скупая да хитрая хозяйка-то была. Всего у неё вдоволь, а солдата жалко накормить. Прикинулась глуховатой сиротой. Одно на уме — как бы незваного гостя спровадить…

— Какая такая клеть!? — говорит солдат, — Обогреться бы мне да чего-нибудь поесть.

— Вот на гвоздике и повесь!

— Да никак ты совсем глуха? — спрашивает солдат.

А хозяйка всплеснула руками:

— Я про то и говорю, что нет петуха.

Только служивого человека просто так не сплавишь, не проведёшь. Как гаркнул солдат:

— Шагом марш! Левой! Левой! — и прямым ходом в избу ввалился.

«Погоди, — думает, — Сейчас тебе глухоту вылечу!»

— Значит, ничем меня не попотчуешь?! — усмехнулся солдат.

— Ну, где хочешь, там и заночуешь, — гнёт своё хозяйка.

Лёг солдат отдыхать на лавку, ранец под голову. А голодное брюхо покою не даёт. Да тут приметил он в углу у печки топор без топорища.

— Дозволь, хозяюшка, кашу из топора сварить.

Хозяйка руками всплеснула:

— Как так? Впервые слышу — из топора каша?

— А вот, дай-ка, красавица, чугунок побольше да разведи в печи огонь.

«Ну, экие чудеса! — думает хозяйка. — В кои-то веки погляжу, как из топора кашу варят». Принесла здоровенный чугунок. Солдат налил воды, поставил на огонь, топор вымыл и положил кипятиться.

Хозяйка глядит, глаз не отводит.

Солдат достал из-за голенища ложку, помешивает варево, пробует.

— Ну, как? — спрашивает хозяйка. — Уварился? Вкусно?

— Скоро каша будет готова, — отвечает солдат. — Жалко, соли нет!

— Да посоли, служивый! Соль-то у меня найдётся.

Солдат посолил. Снова попробовал:

— Эх, всем хороша! Да вот бы горсточку крупы…

Принесла хозяйка из чулана мешочек с крупой:

— Заправь уж, как надо.

Варит солдат, помешивает, пробует да хвалит:

— Ну, генеральская каша — одно слово! А кабы чуточку масла, была бы царской!

Сроду хозяйка не пробовала царской-то каши. Любопытно ей! Принесла из погреба масло.

Солдат сдобрил кашу и говорит:

— Вот теперь — дело! Подавай хлеб, красавица, да бери ложку.

Едят они кашу да похваливают.

— Не думала — не гадала, что из топора этакую царскую кашу можно сварить, — дивится хозяйка.

Солдат ест за обе щёки, посмеивается.

— Ну, спасибо, хозяйка, — встал из-за стола, — Солдаты, что малые ребяты, — и много поедят, и малым сыты.

Потыкал топор ложкой. Из чугунка вынул и — в ранец. За солдатом, известно, — пиши пропало.

— Тебе-то он, красавица, ни к чему — весь выварился. А я, глядишь, поглодаю — в дороге-то и топор, словно сахарная косточка.

Подкрепился солдат, обогрелся, распростился с хозяйкой и снова пошёл вёрсты мерить — на побывку, до дому.

А хозяйка с той поры только так кашу и варила. И до того наловчилась — уже щи из топора, компоты и, правду сказать, водку тоже из топора гонит. Накупила впрок топоров на ярмарке, завела трактир «Каша из топора».

Гостей к ней много захаживает. Особенно на Великий пост.

Ну, а сельцо-то малое превратилось в уездный город по имени Топорики.

Да всё благодаря безымянному солдату, который когда-то на побывку спешил, ногами вёрсты мерил.

Шинель и перина

(сказка на сон грядущий)

Повстречался в трактире барин с солдатом. Стал солдат хвалить-нахваливать свою шинель:

— Как дело ко сну — постелю шинель, укроюсь шинелью и под голову шинель! Такая вещь незаменимая!

Ну, у барина глаза разгорелись. Просит барин продать шинель. Прилип, как банный лист, к солдату. Кое-как за двадцать пять рублей сторговались.

Пришёл барин домой и говорит жене:

— Выкидывай, матушка, перину, подушки да одеялы! Только погляди, чего укупил! И постелю, и укроюсь, и в головах положу!

Жене-матушке с первого погляда не полюбилась шинелка, не пришлась по сердцу:

— Олух ты! — говорит, — Дубина ты стоеросовая! Спи теперь, как пёс, у дверей, а на кровать и не суйся!

Ну, постелил барин шинель на лавку. И так и эдак пристраивается, извертелся. Костям жёстко, с боков дует и под головой, как ни крути, — шиш.

Промучился ночь барин, а на утро пошёл с жалобой к полковому командиру.

Позвали солдата.

— Что ж ты, брат, — говорит командир, — обманул барина?

— Никак нет, ваше благородие, — отвечает солдат.

Взял шинель, расстелил шинель, голову положил на рукав, накрылся полою.

— Куда как хорошо, — говорит, — на шинели спится!

И уже, слыхать, похрапывает.

Ну, полковой командир похвалил солдата, подарил пятак на чарочку.

А барину такое обозрение дал:

— Служивому да работящему, тому и камень — перина. А коли баклуши бить, не про вас будет сказано, так и в гробу — бессонница.

Ушёл барин ни с чем — без шинелки, без денег.

А полковой командир склонил, куда пришлось, голову, да тут же и захрапел благородно — так, словно труба в поход призывает.

Немая голубка

(победная сказка)

Охотился как-то молодой царь-государь. Погнался за красным зверем, да и заблудился. Далеко ускакал от своей свиты.

Места глухие, безвестные. Куда не повернёт — лес да лес. Куда не взглянет — сучья-бурелом. А деревья таковы, что вершинами небо подпирают. Жутковато…

Кружил царь, кружил, в рожок дудел со всех щёк — никто не отзывается. Разве что ветер угукает, или леший дразнит.

День к вечеру быстро склонился. Ни дороги, ни тропиночки. Конь устал, спотыкается. Да и сам царь отдохнуть не прочь.

Только он спешился, как слышит — неподалёку песня. Ну, вскочил на коня заново, поскакал на голос и скоро выбрался на мшистую дорожку.

У обочины одинокий солдат сидит, тянет заунывную песню.

— Здравствуй, служба! — гаркнул царь так, чтоб повеселее вышло.

— Самому здорово, молодец, — солдат отвечает.

— Откуда, братец, куда да зачем? — спрашивает царь.

— Из отпуска в полк, — говорит солдат, — Службу дальше править. А ты кто таков будешь, юнош пылкий? Из охотников что ли?

А царь решил до поры, до времени не признаваться, кто он есть.

— Точно, — говорит, — Погнался за красным зверем, да сбился с пути. А зовут меня на всякий случай Иваном.

— Значит, друг, надо нам с тобой ночлег искать, — рассудил солдат. — Сам не пойму, в какую сторону идти.

Скинул он ранец, влез на дерево:

— Вот удача! — подал голос с макушки. — Вижу, Ванюша, дым неподалёку да слыхать — будто ласковый пёсик брешет!

Спустился солдат, повёл коня под уздцы в примеченную сторону.

Пробираются напрямки, продираются сквозь кусты да валежник. Но разговор разговаривают. Царь про службу спрашивает, про войну.

— Солдатская доля — не своя воля, — сказывает солдат. — А на войне-то всяко. И жар донимает, и ветер обдувает, и дождичком мочит, и ржа сердце точит. Тянется война — конца ей краю нет. Выбраться из неё мудренее, чем из этого дремучего леса. Хорошо бы царю всё высказать, как оно есть.

— А ты, служивый, царя-то видал?

— Видать не видал, — говорит солдат, — а слыхал, будто бы справедливый. И нашим братом солдатом не брезгает!

Так они шли, шли да уткнулись в забор высокий. За ним, видать, большая изба-пятистенок. Постучали в ворота. Сразу собаки взъярились. Вот и весь привет.

Ну, солдат, не долго думая, перемахнул через забор-то. Только на ноги поднялся, видит — два страховитых пса подлетают. То ли волки, то ли медведи — хищная такая, злодейская помесь! Еле успел саблю выхватить. Махнул с присвистом и зарубил зверей — двух одним ударом.

Огляделся, ворота отпер:

— Заезжай, Ванюша! Хоть и не по сердцу мне эта избёнка, а всё от ночи-ненастья схоронимся.

Как взошли на крыльцо, отворилась тяжёлая дверь, сильно скрипучая. Навстречу им старуха.

Солдат поклонился:

— Здравствуй, бабушка, приюти дорожных людей до рассвета, — говорит. — А коли не откажешь, так поужинаем.

Но старуха скрипит да скрежещет пуще двери:

— Нечего тут, негде тут, — и норовит с крыльца спихнуть, — Некуда, незачем!

Солдату такая сердечность хуже вражьей пули.

— Не взыщи, барышня! — и отодвинул бабку в сторону. — Придётся, Ванюша, самим поглядеть, что тут совершается…

Заходят они в горницу. На лавке в углу пригожая девушка сидит, приветливо глядит.