Читать интересную книгу Крик дьявола - Уилбур Смит

— Отыщите Фини, — громогласно раздавалось по-немецки. — Найдите белого человека.

Флинн догадался, что в него попала шальная пуля, возможно — рикошет. Нога от бедра вниз онемела, но он дотащился до воды. Поскольку бежать он не мог, надо было плыть.

— Где он? Найдите его! — бесновался все тот же голос. Внезапно прибрежная трава раздвинулась, и Флинн поднял глаза.

Они впервые встретились лицом к лицу — противники, затеявшие смертельную игру в прятки в буше площадью около десяти тысяч квадратных миль, длившуюся вот уже три долгих года.

— Ja! — торжествующе заорал Фляйшер, взмахнув пистолетом и направляя его на человека в воде. — Наконец-то! — Он стал тщательно целиться, держа «люгер»[12] обеими руками.

Раздались сухой хлопок выстрела, шлепок ушедшей под воду пули, всего лишь в футе миновавшей голову Флинна, и ругань раздосадованного Фляйшера.

Набрав полные легкие воздуха, Флинн ушел под воду и с обездвиженной раненой ногой, болтая по-лягушачьи лишь здоровой, поплыл по течению. Он плыл, до последнего сдерживая дыхание, — его легкие были готовы разорваться, а за веками крепко зажмуренных глаз начали вспыхивать и мерцать разноцветные огоньки. Флинн отчаянно устремился к поверхности. Фляйшер с дюжиной своих аскари по-прежнему поджидал его на берегу.

— Вот он!

Флинн, словно кит, вынырнул ярдах в тридцати по течению. Затрещали выстрелы, и вода запенилась фонтанчиками вокруг его головы.

— Стреляйте же! — Завывая от бессилия и яростно размахивая «люгером», Фляйшер наблюдал, как вслед за ушедшей под воду головой Флинна на поверхности на мгновение показалась толстая белая задница. Захлебываясь от злости, Фляйшер обрушил свой гнев на топтавшихся вокруг него аскари. — Свиньи! Тупые черные свиньи! — И он огрел ближайшую к нему голову уже разряженным пистолетом, туземец рухнул на колени.

Занятые тем, чтобы вовремя увернуться от грозных ударов, все оказались не готовы к очередному «всплытию» Флинна. Результатами беспорядочной стрельбы стали лишь фонтанчики метрах в трех от его головы. Флинн вновь нырнул.

— Вперед! За ним! — Подгоняя вперед аскари, Фляйшер пустился за ними по берегу. Через двадцать ярдов погони на их пути возникло первое болото, они преодолели его вброд и уткнулись в толщу слоновой травы. Оказавшись в густой чаще, преследователи совершенно потеряли реку из виду.

— Schnell![13] Schnell! Уйдет ведь, — задыхался Фляйшер. Мощные стебли так опутали его ноги, что он плашмя плюхнулся в грязь. Двое аскари помогли ему подняться и продолжали с трудом тащить до тех пор, пока не кончилась густая высокая трава и они не оказались на излучине, откуда река просматривалась на тысячу ярдов вниз по течению.

Поднятые в воздух пальбой птицы беспорядочно кружили над тростниковыми гнездовьями. Их резкие крики, слившиеся в один тревожный гомон, нарушали предрассветную тишину. Они казались единственными живыми существами в округе. От берега до берега на речной глади виднелись лишь дрейфующие островки папируса — клочки растительности, оторванные течением и мирно уносимые к океану.

Тяжело дыша, Герман Фляйшер раздраженно стряхнул с себя руки поддерживавших его аскари и стал судорожно вглядываться в даль, надеясь заметить вынырнувшую голову Флинна.

— Куда делся этот мерзавец? — Дрожащими пальцами он вставлял в «люгер» новую обойму. — Куда он делся? — нервно повторил он, однако никто из аскари не решился привлечь к себе внимание неосторожным ответом. — Он должен быть на этой стороне! — Руфиджи была здесь более полумили шириной, и за эти несколько минут Флинн просто никак не мог пересечь ее. — Обыщите берег! — приказал Фляйшер. — Найдите его!

Сержант аскари с облегчением повернулся к своим подчиненным и, разделив их на две группы, отправил вдоль берега вниз и вверх по течению.

Фляйшер медленно убрал пистолет и застегнул кобуру, затем вытащил из кармана носовой платок и вытер лицо и шею.

— Пошли! — злобно крикнул он сержанту и направился в сторону лагеря.

Когда они добрались до места, там уже стоял раскладной стол с креслом. Костер Флинна горел с новой силой, а повар аскари готовил завтрак.

Сидя за столом в расстегнутом кителе и уминая овсянку с диким медом, Фляйшер постепенно успокаивался: этому способствовали прием пищи и тщательная подготовка расправы над четырьмя пленниками.

Когда они перестали дергаться и тихо повисли в ветвях акации, Фляйшер собрал с тарелки жир бекона кусочком черного хлеба и отправил его в рот. Убрав тарелку, повар поставил на ее место кружку с горячим кофе, и тут на полянку явились обе поисковые группы. Они доложили, что им удалось обнаружить лишь несколько капель крови на берегу и больше никаких следов Флинна О’Флинна.

— Ja, — кивнул Фляйшер, — его сожрали крокодилы. — Прежде чем продолжить, он с удовольствием отпил кофе. — Сержант, заберите все это на катер. — Он указал на лежавшую на краю поляны груду слоновой кости. — Затем мы отправимся к острову Собак и отыщем другого белого с английским флагом.

8

Там было лишь одно входное отверстие — темно-красная дырка, из которой по-прежнему медленно сочилась кровь. Флинн мог засунуть туда большой палец, однако не стал этого делать и, осторожно ощупав ногу сзади, обнаружил уплотнение, где, очевидно, под самой кожей и угнездилась пуля.

— Дьявол! Вот же проклятие, — шипел он от боли и злости на дурацкую случайность, в результате которой пуля рикошетом отскочила вниз — туда, где он стоял на берегу, — и именно с такой силой, чтобы вместо сквозного ранения остаться у него в бедре.

Флинн опасливо выпрямил ногу, проверяя, цела ли кость, — от этого движения папирусный островок, на котором он лежал, слегка закачался.

— Возможно, слегка задета, но все же цела, — с облегчением прохрипел он и ощутил первый признак тошнотворного головокружения. В ушах появился слабый шум далекого водопада. — Теряю сок. — Из раны вновь появился ярко-красный ручеек и, смешиваясь с каплями воды, заструился по ноге на сухой примятый папирус. — Надо бы это остановить, — прошептал Флинн.

Совершенно голый, он еще не успел обсохнуть. У него не было ни ремня, ни куска ткани, чтобы использовать в качестве жгута для остановки кровотечения. Непослушными от наступившей слабости пальцами он вырвал пучок длинной травы и стал скручивать ее в жгут. Затем, затянув вокруг ноги выше ранения, завязал его в узел. Кровотечение уменьшилось и почти прекратилось. Закрыв глаза, Флинн опустился на траву.

Островок, покачиваясь на воде, слегка бугрился под ним от крохотных волн, поднятых утренним ветерком. В этом было нечто успокаивающее, и Флинн, выбившись из сил, страшно и болезненно уставший, заснул.

Боль и отсутствие убаюкивающего покачивания в конце концов заставили его проснуться. Боль была назойливой и пульсирующей, она распространялась по всей ноге, включая промежность и низ живота. С трудом приподнявшись на локтях, он взглянул на себя. Нога распухла и из-за травяного жгута приобрела синеватый цвет. С минуту он тупо смотрел на нее, пока его рассудок не прояснился.

— Гангрена! — воскликнул Флинн вслух и дернул жгут. Трава разорвалась, и от боли, вызванной приливом в ногу свежей крови, у него перехватило дыхание. Он что есть силы сжал кулаки и стиснул зубы, чтобы не закричать. Боль медленно отпускала, превращаясь в некий пульсирующий фон, и он снова смог дышать, часто и хрипло, как астматик.

Сознание постепенно возвращало его к новым обстоятельствам, в которых он оказался, и Флинн стал близоруко всматриваться, озираясь вокруг. Река отнесла его вниз, к мангровым болотам, к лабиринту островков и протоков дельты. С отливом его папирусный островок оказался на илистом берегу. Воняло гнилой растительностью и серой. Неподалеку от него скопище крупных зеленых речных крабов, пощелкивая и побулькивая, пировало возле дохлой рыбины, тараща свои вечно удивленные стебельчатые глаза. Стоило Флинну пошевелиться, как они, оборонительно задрав клешни, дружно боком отпрянули в сторону воды.

Вода! Флинн вдруг ощутил свой слипшийся рот с приклеившимся к нёбу языком. Докрасна обгоревшее на безжалостном солнце, пылающее от вызванного раной жара, алчущее влаги тело казалось ему раскаленной печью.

Флинн попробовал пошевелиться и тут же вскрикнул от боли. Пока он спал, нога затекла, одеревенела и напоминала тяжелый якорь, приковавший его к папирусному островку. Он вновь попытался двинуться назад, опираясь на руки и ягодицы, волоча ногу за собой. Каждый вздох в пересохшем горле был навзрыд, от каждого движения бедро словно пронзало раскаленным шипом. Но ему надо было пить, он должен был напиться. Дюйм за дюймом он одолел путь до края своего островка и сполз на илистый берег.