Читать интересную книгу Король Треф - Б. Седов

И лежу я, бывает, в своей кроватке в Бруклине, а сам прислушиваюсь, кто там по лестнице идет да какая машина подъехала к дому, и все мне кажется, что сейчас постучат в дверь вежливо так и я, как дурак, открою, а там — братва с пистолетами. И скажут они мне: «Ну, здорово, Знахарь! Привет тебе от Стилета». А что дальше — неизвестно. То ли грохнут меня сразу, то ли поволокут под стволами куда-нибудь в тихое место про камушки остальные выспрашивать. А уж как выспрашивать они умеют, я знаю. Паяльник мне в задницу запихивать они, конечно, не будут, так только дикари делают. Теперь для этого используется обыкновенный парикмахерский фен. Культурная вещица, а эффект — тот же. Даже еще и лучше. И мясом паленым не воняет.

А Стилет, собака, точно теперь на меня охоту открыл. Потому что хочет он все себе забрать. И, мало этого, нужно ему меня убрать обязательно, потому что, думаю я, того Таксиста в тайге Железный по его просьбе послал. А раз не получилось меня тогда втихую убрать, чтобы зверье таежное мои косточки растащило, то нужно ему сделать это теперь, пока я не надумал Стилету предъяву сделать. А предъяву я ему сделаю обязательно. И он это понимает, так что я могу быть уверен, что меня ищут, и ищут всерьез. И поэтому моя жизнь за океаном совсем не похожа на тот самый американский рай, о котором мечтают наивные лохи, для которых страшнее кассирши, обсчитавшей их в магазине, никого нет.

Поэтому нужно купить хорошую игрушку. чтобы спалось спокойнее.

А еще…

А еще мне про Настю не забыть никак.

Ведь сколько баб в моей жизни было! Не сосчитать. И блондинок, и брюнеток, и худеньких, и пухленьких… Все они ко мне в штаны лезли и находили там как раз то, что им нужно было. А потом продавали меня с потрохами, потому что не умели они ничего другого, кроме как по штанам лазить и предавать. И поэтому относился я к ним так, как они того заслуживали. И были они для меня как вещи одноразового пользования. Ну, может быть, не одноразового, а чуть дольше, но все равно никто из них не мог проникнуть в мое окаменевшее сердце и растопить его жаром своей любви. У них у всех только одно жаркое место было, и то — между ног. А внутри — лягушки холодные и расчетливые, думавшие только о том, как бы жирного комарика своим длинным языком слизнуть.

А Настя — совсем другое дело.

И я вспоминал о ней почти каждый день.

Дошло даже до того, что иногда ловлю себя на том, что разговариваю с ней вслух. Называю ее словами разными ласковыми, представляю, как она улыбается мне в ответ, как Костушкой называет, как гладит меня ласково по морде моей дурацкой. И начинаю улыбаться сам, и чувствую, как оттаивает что-то у меня внутри, будто она горячо дышит на мое сердце, как на замерзшее стекло…

Что же это на свете делается!

Единственный раз в жизни я получил то, чего даже не ждал, на что и рассчитывать не мог в жизни своей поломанной и изуродованной — так и это отняли. А ведь за то короткое время, которое мы с ней провели, она стала для меня единственным светом, единственным чистым родником, из которого я пил и никак не мог остановиться, да и не хотел этого. И как раз тогда, когда до свободы и счастья оставалось каких-то два шага, пуля, вылетевшая из пистолета этого губастого ублюдка, попала ей в грудь.

И снова, и снова перед моими глазами вставала картина того, как в футболке на ее груди появилась маленькая дырочка и вокруг нее сразу же стало расплываться кровавое пятно. И как она ослабла на моих руках, и как она, спеша успеть до страшного смертного мига, торопила меня, чтобы я сказал ей те самые слова, которые я никогда в своей никчемной жизни не говорил ни одной женщине. Она знала все. Она, выросшая в тайге, в поселении староверов, никогда не читавшая любовных романов и даже не познавшая невинного разврата юности, была женщиной, перед которой все бабы, мелькавшие передо мной на протяжении моей жизни, были просто мусором.

«Что же ты молчишь, милый мой, скажи мне что-нибудь! Скажи скорее!»

Эти ее слова я не забуду никогда.

Тысячу раз звучали они у меня в ушах, и тысячу раз мое сердце останавливалось, и я шептал то, что сказал тогда, когда держал ее, умирающую, на руках. Никогда мне не забыть о ней, не забыть про то, как она меня Костушкой называла, да про то, какая она была ласковая да милая. И про то, как она у меня на руках умерла. Эх, жисть моя — жестянка! А может, и правда, встретимся мы с ней потом на небесах? Кто знает…

Но, с другой стороны, если там все разделены по делам своим, то и там нам с нею не увидеться. Она в раю будет, а я — известно где. За все мои фокусы мне уже давно там сковородочка персональная приготовлена. И начищает ее какой-нибудь чертяка хвостатый, а сам посматривает в мою сторону и ухмыляется. Дескать — давай, давай, навороти еще чего-нибудь. А как ко мне попадешь, то вот тут-то я тебе все и припомню, за все ответишь.

Глава 2 РУССКИЕ НА БРАЙТОН-БИЧ

Оказавшись в Нью-Йорке, я очень быстро понял, что в Штатах без машины я буду как черепаха на крышке рояля. Сняв скромную квартирку в Бруклине, где русских больше, чем айзеров на Кузнечном рынке, я первым делом купил себе телегу Нормальная такая скромная «Хонда Сивик». Небольшая, но комфортная и быстрая, как понос.

На следующий день я отправился в Лайсенс Бюро, чтобы стать полноправным американским водителем. Вообще-то наши тут часто ездят и без прав, потому что американские копы предпочитают не связываться с безбашенными русскими, которые непринужденно разъезжают на машинах, приняв по восемь смертельных доз алкоголя, но, как сказал один человек, береженого бог бережет. Не помогло, правда…

Подхожу я к Лайсенс Бюро и по привычке начинаю думать о том, как буду усатому мордатому менту взятку давать. А о чем еще может думать обычный русский водитель? Жадные взяточники, грязный, как совесть гаишника, предбанник, очереди, запахи…

Конечно же, ничего подобного.

Вхожу в совершенно пустой офис и говорю:

— Привет, девочки! Хочу права!

Они говорят:

— Легко! Ах, какая у вас хорошая рубашечка! А вы правила знаете?

Я отвечаю:

— А как же!

— Ну, тогда пожалуйте сюда. Подхожу.

— Суньте, плиз, ваше рыло в этот ящик. Сунул.

— А где лампочка горит?

— Справа!

— А теперь?

— Слева!

— Спасибо. Ах, какое у вас железное здоровье! И дают мне анкету. В анкете десять вопросов, на каждый три варианта ответов. И вопросики эти прямо для идиотов написаны.

Вот, например, если я вижу человека с белой тростью, то кто это?

И три ответа присобачено — глухой, хромой и слепой.

Ну, блин, то ли американцы такие тупые, то ли я умный, как профессор, а может, специально все так просто, чтобы любой мог сдать экзамен…

В общем, на анкету у меня ушло минут пять. Сдал ее девочкам.

— Ах, какой вы умный! Приходите завтра в двенадцать сдавать вождение.

Прихожу на следующий день в двенадцать.

Опять один. Никого нету. Весь курятник квохчет вокруг меня.

Выходит чернокожий офицер женского пола. Такая маленькая, вся в черном, в фуражке, увешана блестящими штуками, прямо как в «Полицейской академии».

Садимся в машину, объезжаем квартал и через три минуты возвращаемся на то же место. Она тискает мне на бумагу рельефную печать без чернил и снова отправляет к девочкам.

Они сажают меня перед другим ящиком, советуют улыбнуться и показывают, как это делается. Я улыбаюсь, как деревенский жених, происходит вспышка, и на мониторе компьютера появляется изображение моих прав. Девочка редактирует картинку, делает нос побледнее, вставляет красивые блики в зрачки и нажимает Главную Кнопку.

Третий ящик урчит, и из него вылезают мои права.

— Ах, какой вы красивый, — говорят девочки, — с вас тридцать четыре пятьдесят.

— Спасибо, — отвечаю я, расплачиваюсь и ухожу.

И когда выхожу на улицу, то чувствую себя обманутым. Что-то не так. Больно все просто. Ни взяток, ни поганых морд, ни ожидания, ни унижения… Не верю. Но приходится.

И теперь я точно знаю, что если потеряю права, то приду в любое Лайсенс Бюро Америки и гордо скажу:

— Я потерял права.

Они введут мою фамилию в компьютер и на мониторе появится изображение моих прав. Они нажмут Главную Кнопку и скажут:

— Ах, какой вы умный! С вас шесть пятьдесят. Да-а…

В общем, деньги у меня есть, машина есть, жилье есть, вроде все есть. Но, как говорится, если все есть, то в конце концов этого оказывается мало. А мало мне того, что хоть и есть у меня виза, но действует она всего лишь полгода. А что дальше? А неизвестно.

Так что надо бы подсуетиться с документами.

Да и вообще, с теми документами, которые у меня сейчас имеются, может мне выйти большой геморрой. Ведь по паспорту российскому, да и по правам американским, которые тут вместо паспорта конают, я — Василий Семенович Затонский. Для америкосов я — Бэзил, а для простых русских американцев — Василий или просто Вася.