Читать интересную книгу Переплет - Пелам Вудхаус

— Вы там? — слабо спросил Пэки.

Голос вопросом возмутился.

— А вы — там, черт вас дери! То-то и оно! Я уже полчаса названиваю! Что с вами такое? Оглохли, что ли? Это сенатор Опэл из люкса четыреста. Я требую, чтобы ко мне немедленно пришел парикмахер. Я хочу подстричься!

Пэки чуть не сообщил сенатору, что по случайному совпадению, которых много в жизни, он и сам хочет того же. Но когда он уже открыл рот, чтобы поведать о таком родстве душ, его вдруг кольнуло беспокойное чувство, которое он немедленно распознал. В нем пробудился грех. В своем бесславном прошлом, когда на его душу еще не изливалось ежедневно благотворное влияние Беатрисы, такой возможности подурачиться Пэки не упустил бы. В смятении он обнаружил, что возможность соблазняет его и сейчас. И только мысль о Беатрисе…

— Давайте же, — орали в трубке. — Дава-а-а-йте!

Но разве Беатриса одобрила бы, что он отверг приключение, которое, несомненно, обогатит его кругозор?

— Давайте же! Давайте!

Совесть как-то сразу сгасла. Он даже удивлялся, откуда вообще взялись какие-то колебания. Беатриса, теперь ему это открылось ясно, первая одобрила бы, что он поспешил на помощь терпящему бедствие сенатору. Подрезать старикану солому — поступок добрый, альтруистический, в духе скаутов и сэра Филипа Сидни. Пожалуй, даже тетя Гвендолин не усмотрела бы в нем ничего предосудительного.

Вплеталось сюда и еще одно. Наверняка это тот самый знаменитый сенатор Опэл, создавший великий Закон Опэла, и ему почти удалось провести его, — закон раз в шесть суровее, чем «сухой закон». Если Пэки отвергнет предлагаемую встречу, ему никогда не выпадет шанс увидеть такую знаменитость. А ведь Беатриса постоянно твердит, как ей хочется, чтобы он знакомился с выдающимися людьми.

Стало быть, ради Беатрисы он непременно должен отправиться в люкс четыреста.

— Иду, сэр, иду, — почтительно проговорил Пэки.

3

Пэки Франклина нельзя было назвать человеком неразумным. Он прекрасно понимал, что все разом в этом мире получить невозможно, но все-таки, войдя в люкс четыреста, пожелал, чтоб владелец его не был таким грозным. При первом взгляде на сенатора Амброза Опэла ему почудилось, будто он подрядился стричь львов в зоопарке.

Инициатор Закона был среднего роста, но обхвата куда больше среднего. Над высоким лбом (без него в американском сенате и делать нечего) вздымались настоящие джунгли снежно-белых волос. Из-под угольно-черных бровей сверкали острые пронзительные глазки, не особенно дружелюбные.

— Давайте же! Давайте! — прикрикнул он. Наверное, это была его любимая присказка.

Сенатор устроился в удобном кресле, и Пэки, обернув его простыней, завел разговор, входящий, насколько ему помнилось, в ритуал стрижки.

— Редковаты на макушке, сэр.

— Еще чего!

— Кожа суховата…

— Ну, знаете!

— Пробовали мыть шампунем с горячим маслом, сэр?

— Нет. И не собираюсь.

— Прекрасный денек, сэр.

— Что-о?

— Денек, сэр. Прекрасный.

— Ну и что из этого?

Верно или неверно, но у Пэки создалось впечатление, что светская беседа сенатору нежелательна, и он молча отдался работе. Несколько минут тишину нарушало лишь позвякивание ножниц. Под конец паузы атмосфера люкса внезапно просветлела и оживилась — в номере появилась девушка. Войдя без стука, она вспорхнула на краешек стола и примостилась там.

Пэки, хотя и был помолвлен с леди Беатрисой, еще не совсем забросил добрую старую привычку поглядывать на хорошеньких девушек. У этой было прелестное круглое личико — на таких при улыбке непременно играют ямочки, — прелестные черные волосы, прелестная фигурка и прелестные черные глаза. А когда она заговорила, то и голос у нее оказался прелестный. Словом, вся она с ног до головы была сплошная прелесть.

— Приветик, папа!

— Здрас-с…

— Стрижешься?

— М-да…

Сложить два и два Пэки сумел. Первая часть диалога открыла ему, что они — отец и дочь. Вторая — что между ними царит здоровый дух доверия и откровенности. Никаких тайн. Никаких уверток. Это ему пришлось по душе.

Хотя, нравится это ему или нет, значения особого не имело. Девушка, кинув на Пэки равнодушный взгляд, больше не обращала на него ни малейшего внимания. Очевидно, она сочла его фоном. Вот одно из несчастий парикмахера — никто не обращает на тебя никакого внимания. Какой бы обмен мыслей ни предстоял, его собственная доля в нем, предугадывал Пэки, окажется ничтожно малой. Так, манекен с ножницами, и все. Что его немного огорчило.

Поведение девушки доказало правильность его догадок. Она абсолютно не обращала на него внимания. Раскачивая прелестными ножками, она без стеснения болтала о своих делах, и через несколько минут Пэки знал о них уже не меньше ее самой.

Для начала выяснилось, что зовут ее Джейн. Так, по крайней мере, называл ее сенатор, а он по виду был человеком, заслуживающим доверия. Итак, ее зовут Джейн. Сегодня утром она прошлась по магазинам и увидела совершенно изумительные носовые платочки, совсем-совсем недорогие, в магазинчике на Риджент-стрит, погода сегодня изумительная, а еще изумительней лондонские полисмены. Ей бы очень хотелось остаться в Лондоне подольше, но это, как понял Пэки, невозможно — завтра они с отцом уезжают во Францию.

Сенатор понадеялся, что качки на море не будет.

Джейн откликнулась:

— Ну конечно!

— Почему это «конечно»?

— Не будет, да и все!

— В это время года, сэр, качки не бывает, — вставил Пэки.

— Мал-чать! — крикнул сенатор.

— Слушаюсь, сэр.

После этой реплики девушка бросила взгляд в его сторону, и на лице у нее нарисовалось недоумение.

Сенатор продолжил разговор. Видимо, предстоящие тяготы путешествия по-прежнему грызли ему душу.

— И чего это Геджи забрались в такое место? Терпеть не могу плавать на маленьких пароходишках!

— А мне интересно, — откликнулась Джейн. — Да, с какой стати мы вообще едем к ним в гости?

— Не важно.

— Мистер Гедж тебе не такой уж великий друг.

— Гедж! — фыркнул сенатор. — Геджа я на дух не переношу! Говорит, видите ли, что у него пятерка из девяти, а я собственными глазами видел — сделал всего четыре удара по лунке!

Сенатор примолк, окунувшись в жестокие, еще не зажившие обиды.

Пэки поймал себя на теплых чувствах к неведомому Геджу. Человеку, который попытался надуть сенатора Опэла, наверняка свойственны предприимчивость и воля.

— Так что же, тебе нравится миссис Гедж?

— Ну, знаешь! Эта зануда! Чума настоящая! Представляешь, с чем ко мне пристала? Чтоб я сделал ее пучеглазого муженька американским послом! Эту помесь полоумной рыбы с туберкулезным микробом. Ну с этим я как будто разделался. Отправил ей позавчера письмо. Пространно объяснил, что человек, не умеющий толком сосчитать свои удары в гольфе, вряд ли достоин представлять мою страну в столице великой дружественной державы. Пусти-ка такого субъекта в Париж и узнаешь, что он замарал репутацию Америки. Его тут же вышлют за то, что он надувал французского президента в триктрак.

— Тогда зачем же ехать к ним в гости? Даже неловко!

— Едем, и точка!

Это категоричное заявление повергло в уныние прелестную Джейн. Она закусила нижнюю губку, являя подавленность духа. Пэки захотелось взять ее маленькую ручку, по-дружески, разумеется, и посоветовать, чтобы она не унывала.

— Давно пора, чтобы кто-то показал этой дуре, — храбро заявил сенатор, — что деньги могут не все! Да-с!

Тут Джейн разразилась потоком красноречия, словно бы словечко «деньги» нажало в ней какую-то кнопку.

— Деньги! Хотела бы я, чтобы их вообще не было! Один мой знакомый говорит, что деньги губят душу, и я с ним полностью согласна. Он говорит, важен только талант, и, по-моему, он прав! Если я когда-нибудь выйду замуж, то хочу, чтобы муж у меня был интеллектуальный и одухотворенный. Чтобы он писал замечательные книги! Чтобы другие интеллектуальные люди уважали его за ум! Чтобы у него была великая душа! Пусть у него не будет ни гроша, мне все равно, так даже лучше. Выходить замуж надо за бедных. Вот Констанс Байглоу вышла замуж за художника и рассказывает, до чего ж это расчудесно, сразу начинаешь ценить всякие маленькие радости. Она просто убеждена, что за богатых выходить глупо! Одна девушка вышла за богатого — и жутко страдает. Я считаю, важно одно — любовь! Ну то есть, если ты выходишь замуж за художника с великой чистой душой.

— А как насчет лакея? — перебил сенатор.

Крутая смена темы сбила Джейн с толку. Она едва коснулась излюбленного предмета, не успела и разойтись толком, как ей пришлось замолкнуть так резко, будто отец хлестнул ее по губам мокрым полотенцем.

— Л-лакея?

— Ну да! Я ведь просил тебя зайти в агентство по найму и нанять мне камердинера.