Из этого отрывка как будто следует, что Толстой при Бородине был уже полковником. В этом, однако, можно усумниться. Вероятно, Липранди называет его полковником потому, что он командовал каким-нибудь отрядом ополчения; это не значит, что он был в чине полковника.
ГЛАВА IV Жизнь в Москве. Опять дуэли. Картежная игра. Приятели. Женитьба
Федор Иванович вышел в отставку полковником и поселился в Москве, в Староконюшенном переулке, изредка наезжая в Петербург и проводя лето в своей подмосковной деревне. Как интересный человек и как один из героев Отечественной войны, он занял видное место в московским светском обществе. Дамы бегали за ним. Однако его поведение не изменилось к лучшему. Он развел еще более широкую карточную игру, и опять у него были дуэли — с кем и с каким результатом, сведений нет. Каменская пишет, что в продолжение всей его жизни им убито, на дуэлях одиннадцать человек. Вероятно, это число преувеличено. Если же это верно, то дуэлей у него было не 11, а большенельзя же предполагать, что каждая его дуэль кончалась смертью противника!
Про одну его дуэль, когда он стрелялся за своего приятеля, существует несколько рассказов, более или менее легендарных. Новосильцева пишет, что этот приятель был — П. А. Нащокин, но дочь Федора Ивановича Перфильева утверждает, что ее отец никогда не дрался на дуэли вместо Нащокина.
А. А. Стахович в своих «Клочках воспоминаний» приводит следующий рассказ, не ручаясь за его достоверность: «Толстой был дружен с одним известным поэтом, лихим кутилой и остроумным человеком, остроты которого бывали чересчур колки и язвительны. Раз, на одной холостой пирушке, один молодой человек не вынес его насмешек и вызвал остряка на дуэль. Озадаченный и отчасти сконфуженный, поэт передал об этом «неожиданном пассаже» своему другу Толстому, который в соседней комнате метал банк. Толстой передал кому-то метать банк, пошел в другую комнату и, не говоря ни слова, дал пощечину молодому человеку, вызвавшему на дуэль его друга. Решено было драться тотчас же; выбрали секундантов, сели на тройки, привезшие цыган, и поскакали за город. Через час Толстой, убив своего противника, вернулся и, шепнув своему другу, что стреляться ему не придется, спокойно продолжал метать банк».
Я слышал от моего отца следующую версию этого рассказа: на одном вечере один приятель Толстого сообщил ему, что только что был вызван на дуэль, и просил его быть его секундантом. Толстой согласился, и дуэль была назначена на другой день в 11 часов утра; приятель должен был заехать к Толстому и вместе с ним ехать на место дуэли. На другой день в условленное время приятель Толстого приехал к нему, застал его спящим и разбудил.
— В чем дело? — спросонья спросил Толстой.
— Разве ты забыл, — робко спросил приятель, — что ты обещал мне быть моим секундантом?
— Это уже не нужно, — ответил Толстой. — Я его убил.
Оказалось, что накануне Толстой, не говоря ни слова своему приятелю, вызвал его обидчика, условился стреляться в 6 часов утра, убил его, — вернулся домой и лег спать.
«Федор Иванович постоянно выигрывал огромные суммы, — пишет Фаддей Булгарин, — которые тратил на кутежи. В те времена велась повсюду большая карточная игра, особенно в войске. Играли обыкновенно в азартные игры, в которых характер игрока дает преимущество над противником и побеждает самое счастье. Любимые игры были: квинтич, гальбе-цвельве, русская горка, т. е. те игры, где надо прикупать карты. Поиграв несколько времени с человеком, Толстой разгадывал его характер и игру, по лицу узнавал, к каким мастям или картам он прикупает, а сам был тут для всех загадкой, владея физиономией по произволу. Такими стратагемами он разил своих картежных совместников».
Так пишет Булгарин, но известно, что Федор Иванович не довольствовался одними «стратагемами» и нередко играл недобросовестно; слава о нем как о шулере прочно установилась; об этом мы имеем свидетельства Пушкина, Грибоедова, многих других и, наконец, его самого.
Новосильцева передает такой характерный, но легендарный рассказ: «Шла адская игра в клубе. Все разъехались, остались только Толстой и Нащокин. При расчете Федор Иванович объявил, что Нащокин ему должен 20 000 р.
— Я не заплачу, — сказал Нащокин, — вы их записали, но я их не проиграл.
— Может быть, — отвечал Федор Иванович, — но я привык руководствоваться своей записью и докажу это вам.
Он встал, запер дверь, положил на стол пистолет и сказал:
— Он заряжен, заплатите или нет?
— Нет.
— Я вам даю 10 минут на размышление. Нащокин вынул из кармана часы и бумажник и сказал:
— Часы могут стоить 500 р., в бумажнике 25 р. Вот все, что вам достанется, если вы меня убьете, а чтобы скрыть преступление, вам придется заплатить не одну тысячу. Какой же вам расчет меня убивать?
— Молодец, — крикнул Толстой, — наконец-то я нашел человека!
С этого дня они стали неразлучными друзьями».
П. Ф. Перфильева в своем возражении Новосильцевой с негодованием говорит, что сцена, подобная описанной, невозможна не только в Английском клубе, но и в любом шустер-клубе, и что ее отец никогда не носил с собой пистолета. Но если эта сцена произошла не в клубе и не с Нащокиным и если Толстой не носил с собой пистолета, то все же, вероятно, Толстой где-то, с кем-то разыграл сцену подобную описанной.
Я слышал, насколько мне помнится, от моего отца, такую версию этого рассказа:
— Граф, вы передергиваете, — сказал ему кто-то, играя с ним в карты, — я с вами больше не играю.
— Да, я передергиваю, — сказал Федор Иванович, — но не люблю, когда мне это говорят. Продолжайте играть, а то я разможжу вам голову этим шандалом.
И его партнер продолжал играть и… проигрывать.
Нечто в этом же роде рассказывал Вульф М. И. Семевскому[12]. По его словам, Толстой, играя с Пушкиным, передернул. Пушкин заметил ему это.
— Да, я сам это знаю, — отвечал Толстой, — но не люблю, чтобы мне это замечали.
Вульф говорил, что за это Пушкин будто бы намеревался стреляться с Толстым.
Однако этот случай не мог произойти с Пушкиным, что будет видно из дальнейшего; но что он произошел с кем-то другим, это вполне правдоподобно.
Д. В. Грудев слышал про игру Федора Ивановича следующий рассказ: «На чей-то вопрос: ведь ты играешь наверняка», Толстой отвечал: «Только дураки играют на счастье». Он говаривал, что у него есть шавки (преданные ему люди), всегда нужные бульдогу. Раз шавки привезли к нему приезжего купца. Начали играть, сначала как бы шутя, на закуски, ужин и пунш. Эта обстановка сделала свое дело: купец захмелел, увлекся и проиграл 17 000 р., а когда потребовалась расплата, он объявил, что таких денег с собой не имеет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});