— А вы вроде как не рады? — осведомился Федорцов.
— Что? — вздрогнул Хромой. — Ах, да… То есть нет! Почему же… я рад, что вспомнили наконец.
— Мы и не забывали. Я не спрашиваю, как радиостанция. Знаю, что работает. Только для кого?
— Христом Богом прошу, не убивайте! — упал на колени Хромой. — Я все объясню! Я не мог иначе!
— Давай объясняй! — приказал Федорцов. — И с колен встань. И прекрати Бога поминать — ты же коммунист! Давай рассказывай: на кого сейчас работаешь и как дошел до этого.
— Я ведь сделал все, как мне велели! Осел на хуторе, бумагу подписал, что обязуюсь снабжать немецкие власти продовольствием, четырех работников взял!
— То есть в эксплуататоры заделался? — усмехнулся Федорцов.
— Ну, зачем вы так?! — искренне огорчился Хромой. — Я же для дела! Как и было приказано — внедрялся.
— Ладно, ладно, — одернул его Федорцов. — Дальше рассказывай.
— В общем, втерся в доверие… Зима настала, а связи все нет! Хорошо, что у меня радио, — я услышал, что немцев под Москвой разбили, и духом воспрял! Вот… только весна уж пришла, а связи все нет и нет. Мне же без связного проявляться нельзя! Я от этого на нервах, верите ли: всю жизнь не пил, а тут к бимберу прикладываться начал!
— Я тебе опохмелиться не поднесу, — обронил Федорцов. — К делу переходи!
— Аяужи перешел. Заявляется ко мне в марте толстый усатый немчура и говорит: так мол и так, пан Матусевич, но владеете вы этим хутором незаконно, и убедительная просьба в скорейшем времени его освободить. Я, понятно, возмутился: дескать, ждали освобождения от большевиков, чтобы каждый собственник мог свободно своим имуществом распоряжаться, а тут меня моего имущества лишить хотят! Да я этот хутор аж два года назад у прежнего владельца пана Скирды выкупил! Уверенно так говорю и бумагу показываю гербовую с подписями и печатями, что мне тогда в НКВД выдали. А этот немчура гнусненько так улыбается и говорит с ухмылочкой: дескать, пан Матусевич, все ваши слова не есть правда, поскольку в феврале 1940 года владельца хутора «Березы» отставного майора польского войска Тадеуша Скирду арестовал НКВД и этапировал в Москву как врага трудового народа. А хутор был конфискован советской властью и использовался в качестве базы Осоавиахима. А вы при ней состояли директором. И о том есть бумага из гебитс-комиссариата, подписанная тремя свидетелями.
Хромой замолчал. На лбу его выступили капли пота, желваки ходили ходуном от пережитого.
Федорцов молчал. А что он мог сказать? Что тот, кто оставлял на оседание Хромого с такой дерьмовой легендой, идиот? Нет, не идиот, а гораздо хуже: карьерист- очковтиратель, который отчитался по формальным показателям о количестве оставленных на оседание агентов, — и трава не расти! А то, что это живые люди, а не пункты на бумаге, кого волнует?! В случае чего, спишем в потери, орденов наштампуем…
— И что дальше? — спросил Федорцов.
— А что дальше, понятно и так… — вздохнул Хромой. — Собственником хутора нынче на законных основаниях является брат пана Тадеуша Януш, специально прибывший для вступления в законные права, а также горящий желанием собственноручно предать немецким властям большевистского экспроприатора. Так, значит, мне этот герр Майер и сказал! Тут заходит этот самый пан Януш и мрачно на меня смотрит. А в руках у него ружье! Вот я и подумал: тут мне и конец!
— Я уже вижу, что конец пока еще не настал, — жестко прокомментировал Федорцов. — Слушай, Хромой! Тебе бы романы писать, только я романы слушать не настроен. Чем больше ты говоришь, тем меньше я тебе верю и тем больше мне хочется тебе вогнать пулю в башку. Даю тебе еще минуту, чтобы ты к делу перешел, иначе все!
— Понял, понял! Уже заканчиваю, — заторопился Хромой. — Тут мне этот немчура мягко так улыбается и говорит: знаем мы, что вы вовсе не жулик, а честный советский патриот, которому хутор дали как прикрытие для его деятельности. Пока мы тут с вами беседовали, мои люди обследовали хутор и нашли схрон с оружием. Думаю, говорит, что тут еще много чего интересного, но не в этом дело. А дело в том, что со мной отряд британских парашютистов из числа не опустивших руки польских патриотов, которые при высадке потеряли командира и радиста. Но они полны решимости продолжать борьбу, и ты им в этом должен помочь. И что же мне оставалось делать?!
— Ты стал работать на своей радиостанции в качестве радиста британской диверсионной группы? — уточнил Федорцов, хотя вопрос был явно риторическим. Хромой кивнул, и Федорцов удовлетворился этим кратким ответом.
— Что они еще делают? — спросил Федорцов.
— До середины лета ходили в рейх и генерал — губернаторство делать диверсии, а сейчас больше в схроне сидят, — ответил Хромой. — Немчура так велел: не высовываться.
— Любопытный этот немец, — задумчиво проговорил Федорцов. — Польскими диверсантами командует, на англичан работает… Интересно было бы его повидать!
— А сейчас и повидаете! — отозвался Хромой, взглянув на часы. — Через полчаса он сюда лично заявиться должен!
— Что — то ты сегодня рано обедать начал, — заметил господин Майер, зайдя во внутренне помещение. Он замолк, почувствовав упершийся ему в спину ствол пистолета.
Хромой сидел возле стола неподвижный, словно изваяние. Майер искоса взглянул на него и осведомился:
— Мне поднять руки?
Он почувствовал, как кто — то пробежал ладонью по его одежде.
— Обойдемся без этого: оружия у вас нет. Садитесь возле стола и поговорим!
— Я так понимаю, что пан недоволен тем, что мы воспользовались его радистом? — спокойно осведомился Майер. Он сидел под роняющей яркий конус света лампой и не видел ничего, кроме стола и бледного профиля Хромого. В самообладании Майеру явно нельзя было отказать. Но Федорцов не испытывал к нему чувства уважения. Он не испытывал к Майеру никаких чувств: он пришел просто прояснить вопрос. И вопрос этот заключался в следующем: можно ли продолжать использовать Хромого и Колу, засвеченных в результате неожиданной активности герра Майера?
— Кто вы такой, герр Майер? — задал вопрос Федорцов.
— Я всего лишь пытающийся выжить в столь нелегкое время немецкий коммерсант, — сообщил Майер.
— Плохой ответ, герр Майер, — сухо сообщил Федорцов. — На кого вы работаете и в чем ваша задача?
— Я являюсь командиром боевой группы «Волковыск» обшара № 2 «Белосток» Армии Крайовой Польской, — медленно, с осознанием собственной значимости, произнес Майер. — Группа заброшена на территорию Генерального комиссариата Вайсрутения британской разведкой, и в силу этого мы используем их линии связи. Но мы выполняем приказания исключительно командующего Армией Крайовой генерала Грота и польского премьер — министра Миколайчика. Вот все, что я могу вам сказать. Поймите меня правильно: дальнейшие вопросы бессмысленны.