плохо, сразу говори об этом Майку или Клоду.
Кажется, Майком звали ее личного рыцаря, который тенью следовал за Эвой. Правда, она ни разу не видела его близко и не разговаривала, поэтому ничего не знала, да и имя забывала.
Отношение графини к Эве было понятным, но безумно неловким. Эва каждый раз поджимала губы, улыбалась сквозь силу или отворачивалась, чтобы не сказать что-то не то. Чтобы не вызывать подозрений. Не показать обеспокоенным родителям, что ей это не нравилось и вызывало сильный дискомфорт. Эва знала, что для них ее чувства станут сильным ударом.
Подавляя желание забрать руки из захвата, она медленно кивнула и упрямо посмотрела в окно. Карета все ближе подъезжала к воротам. Графиня вздохнула, от чего сердце Эвы сжалось, убрала руки и погладила Мари по голове. Одна карета не могла вместить пятерых человек, три из которых в пышных платьях, поэтому в одной карете — впереди, ехал граф с Клодом, они же втроем теснились во второй.
Когда дверца кареты открылась, Эва почувствовала долгожданный, прохладный ветер. Вложив ладонь в руку рыцаря, она осторожно спустилась и подставила лицо легкому ветру. Приоткрыла глаза и посмотрела на небо с первыми звездами и тонким серпом луны. Вдоль широкой дороги стояли столбы с фонарями. Что в них горело Эва не знала, но предполагала, что что-то магическое, если электричества в этом мире не было.
Большой, бальный зал встретил огнями, инструментальной музыкой, множеством голосов и одним, наиболее громким.
− Граф и графиня Питтерс. А также их старший сын Клод, старшая дочь Эванжелина и младшая дочь Мари.
Они шли вроде и вместе, но с некоторым расстоянием, которое позволяло людям рассмотреть каждого. Эва шла медленно и смотрела осторожно по сторонам, замечая взгляды, которые кидали на нее люди. Смотрела на высокие, куполообразные потолки, дам в бальных платьях и мужчин в камзолах, брюках, высоких сапогах и все сильнее убеждалась — она оказалась на самом настоящем балу. Будто в сказку попала.
Она не отходила далеко от Клода, хоть и не чувствовала в нем уверенности. Делала реверансы, когда ее кому-то представляли и поддерживала пустые разговоры, раз за разом уходя. Ей это все не нравилось. Она чувствовала себя потерянной и испуганной, что люди смотрели и будто чего-то ждали. В дрожь бросало лишь от одних воспоминаний о том, как одна девушка буквально налетела и схватила за руки, радостно крича, что скучала. Незнакомую девушку быстро отцепила графиня, а Клод позволил спрятаться дрожащей Эве за своей спиной.
Видеть в глазах человека, который считал это тело подругой слезы и неверие — больно.
После круга почета, когда они со всеми поздоровались и увиделись, граф с графиней пошли в центр. Там, в окружении знати, стояла немолодая женщина с мужчиной и двое девушек, примерно одного возраста с Эванжелиной.
Граф с графичней вышли немного вперед и поклонились.
− Приветствует вас, герцог и герцогиня Шервуд. Мы рады, что вы пригласили нас на прием.
− О, ну что ты, друг мой. Мы рады, что вы смогли приехать, − добродушно отозвался герцог Шервуд и пожал руку графа. Герцогиня и ее дети с вежливой улыбкой присели в реверансе. Герцог посмотрел Клода, Эву и Мари. — Давно я не видел твоих детей, Роджер.
Граф неловко дернулся и отошел, будто забыл о чем-то. Он указывал рукой на каждого своего ребенка, называя их при этом.
− Моего старшего сына Клода, вы помните. Это наша любимая дочь Эванжелина и малышка Мари, − представил всех граф, не скрывая нежность в голосе. Эва вновь присела в реверансе и улыбнулась натянуто, когда все посмотрели на нее. Конечно. Мало кто не знал о том, что произошло с Эванжелиной. Что после этого Эва не выходила из поместья долгое время и отказывалась от любых светских мероприятий.
Герцогиня Шервуд смотрела на Эву внимательно. То же делала и одна из его дочерей. Скорее всего та, которая являлась подругой тела.
− Я слышала, что произошло. Вашей выдержке стоит позавидовать. Надеюсь, Эванжелина чувствует себя теперь лучше? — с сочувствием сказала графиня и посмотрела на Эву. Та быстро покосилась на графиню, потом на герцогиню и с улыбкой ответила.
− Спасибо за ваше беспокойство. Мне уже лучше.
Эва вновь покосилась на графа с графиней, опасаясь, что сделала что-то не так. Однако никто не посмотрел недовольно и не сказал ничего. Лишь одна из дочерей герцогини, с тугой, русой косой за спиной и в зеленом платье с вышивкой, посмотрела на нее то ли выжидающе, то ли обеспокоенно.
Графиня с герцогиней еще о чем-то говорили — Эва не прислушивалась. Она осматривалась по сторонам и оставалась недалеко от Клода. По правилам этикета, Эва не имела права говорить с незнакомцами первой, как и другие, особенно если эти люди выше по статусу. Та девушка, которая схватила ее за руку, избежала порицания и наказания лишь потому, что считалась близкой подругой Эванжелины.
− Мелинда Шервуд, первая дочь герцога, − тихо сказал Клод, наклоняясь к ней. Эва удивленно вскинула брови, но не двинулась. — Вы познакомились на одном из чаепитий. Ты о ней хорошо отзывалась и была рада, когда начался ваш обмен письмами. Леди Мелинда несколько раз приглашала тебя на свое чаепитие.
Эва не удержалась и посмотрела на Клода.
− Вы, молодой господин, хорошо осведомлены.
Клод посмотрел на нее с удивлением и какой-то еще эмоцией, то ли грустью, то ли обидой.
− Чего странного в том, что я знаю про жизнь младшей сестры?
Вопрос скорее был риторическим и немного пристыдил Эву. И правда, в этом не было ничего странного. В редких воспоминаниях, которые достались ей от Эванжелины, Клод представлялся скупым на эмоции, но надежным и любящим братом. Семья Эванжелине досталась хорошая. Они никогда не заставляли ее и не шли против воли, от того сложнее было Эве им врать.
Она отвернулась от Клода и вновь осмотрела людей в красивых костюмах. Будто она оказалась в каком-то фильме или сказке. Книге.
− Прибыл второй принц Артур и Адалисия Валерс!
Поднялся шквал аплодисментов, а потом леди присели в реверансе, в то время как джентльмены поклонились. Эва от них не отставала, однако думала совершенно о другом. Название страны казалось ей знакомым, как и некоторые имена, бал, устраиваемый герцогиней Шервуд…
Глава 3. Первая любовь принца
Я не понимала, почему люди так хлопали, а девушки шептали. Даже госпожа, которая никогда не улыбалась без повода, сейчас