просто так назвали.
Сообразив, что слишком долго рассматриваю старинную мебель, я быстро отмазался:
— Дык меня не на допрос, а в гости приглашали. Нельзя же перед такой персоной абы как представать?
— Это смотря кто приглашает... Я позову, так на всех четверых поспешают. — наконец Рорик отложил украшенную драгоценным камнем косточку на чернильницу и перевел взгляд от пергамента на меня. — Ладно, посчитаем, что лесть твоя попала в цель. Прощаю на первый раз.
Ох уж эта аристократия колхозная... Ну не могут сразу к делу перейти, обязательно власть покажут, пощупают, поглядят, прогнется, али нет. Тьфу! И не стыдно ему, что я лет на десять старше!
Сдержав протяжный вздох, я без приглашения плюхнулся в кресло напротив стола, старательно игнорируя нахмуренные брови хозяина:
— Так у нас по распорядку уроки этикета или сразу к допросу перейдем?
Князь тупо моргнул и через мгновение расплылся в довольной улыбке:
— Экий ты лихой... Однако, чего еще от продажного меча ожидать? Тем паче, от подмастерья старикана.
Подмастерья? Нет, ну дед реально нарывается!
— Ну чтож, коли у нас блажь да взаимопонимание, не будем жечь лучину с дурного конца да к делу перейдем... Рассказывай.
Прелюдию в стиле «что рассказывай?» — «ну это самое.», я решил опустить — и так все понятно. Князь хочет услышать мою версию «Алого листопада». Да-да, именно так горожане окрестили резню на недавнем празднике. Говорю же, местных хлебом не корми, дай прозвище позаковыристее выдумать! Поди, если глашатай со своего помоста грохнется, это событие нарекут днем, «Низвергнутых вестей».
Поглядев в серые глазки, я не удержался от тихого стона. Хрен мне сегодня, а не ужин...
Глава 23: Случайности случаются случайно.
Князь все сыпал вопросами, типа: как я в городе оказался, что на сцене забыл и с какого рожна за мной тот слабоумный бегал да что-то «вернуть» требовал. По-моему, подобными интервью он уже всю стражу задолбал. Полдня у кабинета очередь сидела.
Скрипнув зубами из-за бесповоротно пропущенного ужина, я устроился поудобнее. Судя по его липкому взгляду, ловящему каждое мое движение — это надолго...
Когда я дошел до момента со стариковским протезом и нахальными ухаживаниями мертвого полубородого, князь не выдержал:
— Ну, полно тебе дурку валять! Шелуху ты другим оставь, а мне орехи надобны!
— Я что, на белку похож?! — развел я руками.
Каких нафиг орехов он от меня хочет?! И так всю правду выложил, даже про убитых гвардейцев и появление Аллерии в клоповнике сказал!
После пикировки в стиле «а ну колись!» и «да не знаю я ничего!» метросексуал наконец сдался:
— Проклятье, ну и норов у тебя! Ни словечка не вытянешь! Я словно вновь за отцовским столом... Ладно, пес с тобой, будь по твоему. — тяжко вздохнул князь и скептически поглядел на плотно закрытую дверь.
Здешняя шумоизоляция ни шла, ни в какое сравнение с клоповником и из зала практически ничего не было слышно. Однако северянина это не устроило. Поднявшись с кресла и сверкнув мешками под глазами в свечном пламени, он жестом поманил меня за собой на балкон.
Ночной осенний воздух заставил невольно замечтать о лете. Не дай бог придется зимовать в этом городе... Стыдно сказать, но за два года в этом полоумном мире я уже порядком отвык от настоящих холодов.
— Итак... — заметно тише, чем прежде, начал он и обвел ладонью вид ночного Грисби. — Есть город, что достался Простору пять лет назад. Есть перемирие, что навязал Гранд-лорд из-за Куриного шторма. Есть любопытное положение — на воротах и улицах стоят просторцы, но земли все еще считаются за конелюбами. Отец-то перемирие подписал, а вот завоеванные земли уступать отказался. Как и этот жирный куролюб из замка. Интригующее начало, верно?
— Да не особо, если честно...
Мои мысли куда больше занимал просочившийся запах жареного мяса, чем урок краеведчества, пусть и в исполнении благородного великана. Если в мире и есть вещь, еще менее интересная чем местная политика, то я про такую не слышал.
Но князь воспринял мои слова по-своему:
— Конечно, нет. Иного от тебя не ожидал. Интриги и история интересны лишь тем, их не творит, а нам... Так вот, к делу.
И опять по новой. Князь все впаривал мне про терки между Рориками и Мюратами, которую он провел еще аж с имперских времен. Говорил про злопамятность сира Грисби, про вероломство южан, про тучи, что повисли над городом... Пришлось отвернуться и пялиться на ночные улицы, чтобы не гневать благородного индюка своим дергающимся глазом. Черт, еще и рана подтекает...
— И тут... Чу! — великан гулко щелкнул пальцами. — Что-то пошло не так. Неведомая тварь, подстерегавшая в резиденции? Пуф! Испарилась! Будто дымка над заледенелым озером! Тот мерзкий козленок, который по недомыслию занял место положенца и вместо дворца знаний и искусств, превратил мою резиденцию в... «Салон»! Еще и оправдывался в письмах, мол «вы же сами приказали горожанам угодить! А что, может быть более угодным нежели...». Тьфу! Еле выгнал этих баб срамных!
От резкости в голосе северянина, я аж отвлекся от мыслей о теплой койке. Чего это он так к бабам холоден? Уж не из «этих» ли? Бороденка-то подходящая...
— Но ничего, козленка тоже не стало. Что случилось? Наемник случился. Мимо проходил. Потом наемник прошел мимо гарнизона и, совершенно случайно, предотвратил еще одну оказию. Ведь все знают, про запрет на казни? А сотнику также ведом и мой наказ — и пальцем не трогать никого из замка! Да только он «запамятовал». Но ничего, и без меня напомнили. Наемник напомнил. А потом наемник прошел мимо праздника и... Тут и так все ясно как в студеный полдень. Ах да! Совсем про Клебера запамятовал!
Громила демонстративно перекрестил пальцы на правой ладони:
— Про десницу дражайшую, про правдоруба, честолюбца напыщенного. Про рыцаря образцового, который никогда, ни за что, и никому бы не соврал! Чьему слову, несмотря на клеймо позора легшее на его род, охотно бы поверили, расскажи он, что видел на площади. А что бы он увидел?
Сообразив, что это был вопрос, я быстро пожал плечами и вернулся к разглядыванию ночного города. Спать охота...
— А узрел бы он — толпу грязных мужиков с тесаками да вилами, вдруг накинувшихся на князя! И сказал бы, что, то не заговор подлый, а гнев народный! Устали горожане горемычные! Довели их северяне лютые! Произволом городовых, грабежом у