Читать интересную книгу Новый Мир ( № 10 2008) - Новый Мир Новый Мир

Наверное, Маркс принял бы, как свою, мысль его ученика Бернштейна: “Движение — всё, конечная цель — ничто”.

Известно, что Маркс много читал Бальзака, но особенно ценил его рассказ “Неведомый шедевр”. Напомню, что герой этого рассказа, талантливый художник, много лет работал над женским портретом, который он считал своим шедевром и который скрывал от посторонних глаз. Когда же до полотна были допущены посетители, они увидели на нем только “беспорядочное сочетание мазков, очерченное множеством странных линий”. Многолетние усилия кончились… ничем. Что привлекло здесь Маркса? Возможно, образ этого странного художника он примерял на самого себя; но в таком случае ему пришлось бы признать, что еще ближе этот образ его последователям — неомарксистам.

Опыт неомарксизма свидетельствует о том, что дух Маркса, отделившись от самого Маркса, живет своей самостоятельной жизнью, по-своему продолжая его разрушительную работу.

Юрий Каграманов

 

1 В оригинале книга называется “Карл Маркс, или Мировой дух”.

2 Schwarzschild L. The Red Prussian. London, 1948.

3 Clavel M. Deux siecles chez Lucifer. Paris, 1978.

4 Хотя и в семье, возможно, было “что-то не так”, если судить по тому, что две из трех его дочерей кончили самоубийством.

5 Имеется в виду выдающийся британский математик Колин Маклорен (Maclaurin; 1698 — 1746). (Примеч. ред.)

6 Начало ему положили в 20-х годах прошлого века А. Грамши и Г. Лукач, а дальнейшее развитие он получил после Второй мировой войны в работах Т. Адорно, М. Хоркхаймера, Г. Маркузе и других авторов. Широко известными они стали в 60-х годах, когда на Западе заговорили о “марксистском ренессансе”, имея в виду именно неомарксизм.

КНИЖНАЯ ПОЛКА ВЛАДИМИРА ГУБАЙЛОВСКОГО

+ 7

 

Джордж Лакофф, Марк Джонсон. Метафоры, которыми мы живем. Перевод с английского А. Н. Баранова и А. В. Морозовой. Под редакцией и с предисловием А. Н. Баранова, М., “Издательство ЛКИ”, 2008, 256 стр.

Эта книга впервые была опубликована по-английски в 1980 году. С тех пор родилось много идей. Но книга стала одним из важных шагов в понимании метафоры как одной из форм мышления (а не только как изобразительного средства, например, в поэзии). Авторы книги это вполне отчетливо показали. Они рассматривают не те метафоры, что акцентированы поэтом или писателем, а те, что растворены в повседневной речи. И оказывается, что метафора — это не только метод художественной выразительности, но и способ мышления, причем метафоры могут существенно влиять и на сам характер мышления. В предисловии к книге А. Н. Баранов приводит такое определение метафоры: “Метафоризация основана на взаимодействии двух структур знаний — когнитивной структуры „источника” (source domain) и когнитивной структуры „цели” (target domain). В процессе метафоризации некоторые области цели структурируются по образцу источника, иначе говоря, происходит „метафорическая проекция” (metaphorical mapping) или „когнитивное отображение””. Причем частично структура источника воспроизводится в структуре цели.

Несмотря на обилие терминов, суть вопроса не затемняется. Но все-таки можно подобрать метафору, которая отражает этот взгляд. Представьте два изображения, одно нарисованное на прозрачном стекле, а другое — на непрозрачной поверхности. Картинка на прозрачном стекле — это источник, картинка на непрозрачной поверхности — цель. Будем рассматривать непрозрачную картинку сквозь прозрачную. При этом произойдет частичное наложение изображений и перед глазами возникнет картинка, которой нет ни на стекле, ни на сплошной поверхности. Вот это и есть метафора.

Очень любопытны примеры растворенных в языке метафор, которые приводят авторы книги. Например, метафора “время — это деньги”. Авторы привели целую серию английских выражений, где эта метафора явно или неявно используется. Например, со временем связаны такие глаголы, как “давать”, “брать”, “терять”, “тратить”, “стоить” и так далее. Любопытно, что если в английском языке метафора “время — деньги” кажется очевидной, то в русском переводе тех же выражений такого резкого ощущения нет. Например, “I‘ve invested a lot of time in her” в переводе звучит так: “Я потратил на нее много времени”. Английский глагол “invest” (“инвестировать”) — это просто финансовый термин, а в русском все не так четко, хотя эта метафора все равно просматривается. Вероятно, существует очень серьезное различие даже в таких, кажется, очевидных случаях: возможно, в русской и английской культуре отношение ко времени не вполне совпадает. Интересно, насколько эта метафора работает, например, в японском или китайском языках?

Исследователи выделяют много действительно очень существенных моментов. Например, метафора не только помогает нашему пониманию и многое приоткрывает — далекое через близкое, она же и затемняет, и закрывает (в моей метафоре картинка-источник, изображенная на стекле, тоже отчасти закрывает картинку-цель) многие моменты. И потому нельзя полностью метафоре доверять.

 

Ю. И. Манин. Математика как метафора. М., МЦНМО, 2008, 400 стр.

Книга выдающегося математика Юрия Манина — сборник статей, написанных по-русски и по-английски. (В сборнике английские статьи даны в переводе С. М. Львовского.) Статья, давшая название сборнику, написана как раз по-английски: “Mathematics as metaphor”. Манин дает свое определение метафоры. Он приводит слова Дж. П. Карса из книги “Конечные и бесконечные игры”: “В своей основе всякий язык имеет характер метафоры, поскольку независимо от своих намерений он всегда остается языком и тем самым совершенно непохожим на то, что он описывает. На невозможности высказать природу основана сама возможность существования языка”. Далее Манин пишет: “Рассматривая математику как метафору, я хочу подчеркнуть, что интерпретация математического знания является актом в высшей степени творческим. В некотором смысле математика — это роман о природе и человечестве”. Цитату из Карса можно интерпретировать так: сквозь язык (близкое, ясное, явное, как “деньги” в метафоре “время — это деньги”) мы рассматриваем природу.

Манин рассматривает метафору, которую называет “„компьютерной метафорой”, используемой в науках о человеческом мышлении”. Эта метафора фактически сводится к следующему утверждению: “Мозг — это цифровой компьютер”. Но при попытке решения задачи автоматического перевода оказалось, что задача эта настолько труднее, чем это представлялось первоначально, что и по сегодняшний день до решения очень далеко. Эта метафора позволила очень многого добиться и получить серьезные результаты — многие действия человека, которые считались присущими только сознанию, оказалось возможным передоверить машинам, и они с ними справились блестяще, но постепенно выяснилось и то, что эта метафора ограничивает наше представление о мозге, и далеко не все задачи, которые мозг решает с легкостью (или решает вполне удовлетворительно), машина может решить.

Безусловно, математика — это метафора мироздания. Но она именно метафора, а не само мироздание, поэтому одной только математики, видимо, недостаточно, для того чтобы понять, как работает мозг или как устроена Вселенная, даже если мы вооружены компьютерами любой мощности.

Статьи в книге очень различаются по стилю. Язык английских статей — предельно сухой и нейтральный. А вот язык статей, написанных на русском, — совершенно другой, и можно только опечалиться, что Юрий Манин не предпринял попытки сам перевести английские статьи. Я убежден, что от этого они бы выиграли. Манин безусловно талантливый писатель . Его русский образный и точный, он спокойно идет на риск, который оправдан чувством и талантом. А вот об английских статьях этого никак не скажешь.

Вероятно, самой яркой работой, опубликованной в книге, является большая изначально написанная на русском языке статья “Математика и физика”, она в полной мере демонстрирует литературные достоинства автора книги. Например, он дает такое определение математического мышления: “Думать — значит вычислять, волнуясь”.

 

Марк Липовецкий. Паралогии. Трансформации (пост)модернистского дискурса в русской культуре 1920 — 2000-х годов. М., “Новое литературное обозрение”, 2008, XXIX, 848 стр, ил.

Книга Марка Липовецкого стала для меня в определенной степени открытием. Не потому, что я ничего не читал на данную тему, но потому, что она позволила взглянуть на постмодерн и постмодернизм (русский, но не только) в его объеме, а не в отдельных срезах. Это очень существенно, поскольку до сих пор приходится сталкиваться с точкой зрения, что постмодернизм — это что-то вроде не вполне честной игры, когда пустому месту с помощью интерпретации и насильственного вчитывания контекста придается неподобающий смысл. Особенно интересно было читать не конкретные разборы (хотя и в них есть много любопытного), а теоретические главы — “Паралогический дискурс” и “Итерация: стратегии пустого центра”. Веничку Ерофеева или Вагинова я, наверное, и сам могу разобрать и что-то пойму, а вот прочитать целую библиотеку (сотни книг), посвященную разным видам фрагментарности и хаотичности в современной литературе, — на это нужно потратить годы и годы.