Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следователя, однако, меньше интересуют мысли Захара об этих книгах, хотя кое-какие выражения его он и записал, а больше хочется знать, кто давал Захару эти книги.
Захар и тут охотно поясняет, подробно рассказывает, как именно попали ему в руки эти книги: "В день сорока святых престольный праздник и ярмарка в Лебедине. Продадим кусок полотна и купим конопляного масла, пшеницы, скоро пасха, говорит жена..."
У следователя лопается терпение, он срывает очки, гремит, грохает ему надоело слушать всякую бессмыслицу! Что Захар плетет? Багровеет лицо, лысина... Перехватило дыхание... Развел тут комедию!
От гневного окрика и взгляда Захар растерялся, утратил дар речи.
- Чего молчишь? - снова гремит следователь.
Разве Захар молчит? Он охотно на каждое слово произносил речь, а теперь от сердитого замечания следователя совсем все позабыл, никак не может собраться с мыслями. Слишком впечатлительный человек этот Захар. Он хотел самым подробным образом, искренне все рассказать, а теперь сам не знает, как и что, может быть, снова скажет что-нибудь не то, долго не отваживается, не осмеливается.
Следователь понукает, ждет, сердится - сколько морочил голову и почти ничего не выведал у него.
- Рассказывай, как знаешь! - приказывает следователь, потеряв надежду добиться своего. Только бы он не молчал. Жилы вымотал этот неказистый человечишка.
Захар обмяк, смутился, словно утратил ясность мысли, уверенность в своих словах, невнятно ответил:
- Подкинули на сани...
Неохотно, неприветливо.
Следователь требует, чтобы Захар рассказал подробнее.
Захару нечего рассказывать, он уже сказал - ясно и отчетливо.
Следователю непонятно: Захар сидел на санях и не заметил, кто подкинул книги?
И чего бы это Захару сидеть на санях? Ярмарка, а он будет сидеть? Встретились с кумом...
Захар повел речь несмело, из боязни не угодить следователю, снова запнулся.
- Ну?
Захар молчит, мнется. С виноватым видом смотрит на следователя: может быть, снова не то?
Следователь удостоверяется - только терпением можно выведать признание у этого бунтаря, странного и, кажется следователю, словно бы придурковатого. Следователь убеждает Захара, что если он чистосердечно признается, выдаст всех бунтовщиков, подбивавших село к смуте, то сам он выпутается из беды, бумаги пойдут на "благоусмотрение" начальства, и Захара могут помиловать, если только он покается. Если же он станет упираться или покривит душой, то будет сурово наказан.
Захар именно на это и надеется. Он даже просветлел после слов следователя, который утешил арестанта, отнесся к нему по-человечески, спасибо ему. Вот Захар перед ним и выкладывает всю душу. Он снова охотно повел рассказ о том, как они с кумом походили по ярмарке, что видели, слышали, к чему приценивались, как вернулись к саням не без того, чтобы не выпить чарку. Захар хотел дать коню вязку сена и тут именно обнаружил на санях книжки. Не знал, что делать, куда пойти, думал - забыл кто-нибудь, но скоро заметил, что все селяне везли домой подарки...
- Почему не сжег?
Как ни строго сказал следователь, Захару эти рассуждения кажутся больше похожими на шутку. Как можно? Дорогое письмо! Золотое слово. Предать огню? Никак непонятно...
- Читал? - пронзительно смотрит следователь прямо в глаза Захару, думая, вероятно, поймать на злом умысле.
Захар снисходительно смотрит на следователя. Даже усмехается. Обдумывает удивительное слово. Смакует неожиданный поворот, свою победу. Следователь, вероятно, не очень удобно почувствовал себя, нетерпеливо ожидает. Лицо Захара овеяла печаль. Захар набирается духу, с сожалением отвечает, напоминает следователю:
- Разве ж я грамотный?
Этот ответ произвел на следователя не очень приятное впечатление. Может быть, он думал поймать Захара на слове? Захару хочется выучиться грамоте так же сильно, как и жить. Но не может осилить. Клонит в сон. Не привык. Горе его, что он не знает письма! Неизвестно, на что он был бы тогда способен! Захару кажется - гору бы сдвинул! Правда, если бы он был грамотен, то, может быть, понимал бы что-нибудь, а так... что он знает, понимает?
Неизвестно, почувствовал ли следователь сожаление и беспомощность в словах Захара или задумался над этим.
- А кто же читал бунтарские книги, не учитель ли? - скороговоркой спрашивает он.
Захару снова странно слышать эти слова.
- Разве на селе нет детей? Школьники. С удовольствием читают.
Ведь нет еще такого закона, чтобы детей привлекали к ответу?
- А на ярмарке ты стал на возвышенное место и произносил речь, подстрекал село против землевладельцев?
Захар не станет скрывать, на селе ходил слух, будто будут нарезать землю...
- Кто сеял такие слухи среди людей, когда и что? Не слетел же слух на село как какая-нибудь птица?
- Без всякого сговора... Такое время пришло, люди хотят вырвать землю у панов, весь век терпим невзгоду...
Оторопь взяла следователя, стало душно, глаза осоловели, мелкий, как маковое зерно, пот оросил его лоб. К его удивлению, Захар чувствует себя довольно свободно в столь необычной обстановке, даже сочувственно смотрит на распаренное лицо следователя - жаркий день выдался, - и по привычке хлебороба он посматривает на небо. Совершенно беззаботный человек сидел перед следователем, мечтающий о дожде, о поле, кто знает, чем озабоченный, вероятно, домашними делами, далекий от всяких общественных дел, от политики, которая просто ему не по разуму. На основании слов земского следователь ожидал увидеть грозного бунтовщика. Но, видно, Добросельскому со страха показался этот своеобразный человечишка таким неистовым. Кроткий, смирный, бесхитростный, чистосердечный. Какой?.. Сам следователь, однако, не мог точно определить. Список преступлений наводил на иные мысли.
Но поступки? И как такой недотепа мог повести за собой село? Неграмотный. Столько наделать зла? Быть вожаком? Неисчерпаемый источник злой воли! Недоразумение... Надо допросить Смоляка. Нарожный... Вот где разгадка, ключ ко всему. Неуловимый. Две губернии сбились с ног. Следователя даже затошнило. Сколько бьется над этим неучем, ломает себе голову и не может выведать ничего путного! И еще ждет сотня Захаров. Нераспутанных дел. Совсем замотался: лето, теснота, грязь, опасность, некуда сажать, новые все прибывают, хоть разорвись, спеши, хватай, а тебе напоминают, торопят, делают выговоры... Попробовали бы...
Следователь с ненавистью смотрит на Захара, решив повести разговор иным путем, не давая одуматься. Неожиданным натиском, может быть, удастся вырвать неосторожное слово.
- Старшину бил?
- Со страху, - нисколько не задумываясь, ответил Захар.
У следователя помутилось в голове. Можно одуреть. Нужно нечеловеческое терпение. Невозможно понять... Следователь привык ко всяким неожиданностям, но с таким притворством не встречался. Старшина, видите ли, угрожал арестантскими ротами, поэтому Захар его со страху и ударил! Вы слышали? Простодушие или лукавство? Маска, скрытность или на самом деле придурок.
- А кто стрелял в стражников?
На этот раз Захар утратил свою привычную кротость. Разве он был в солдатах, умеет стрелять из ружья? Дед его, рассказывали, сразу семь турок убивал на войне. Стражники стреляли в людей, это известно, а чтобы крестьяне?.. Такого быть не может. В селе появилась бешеная собака, и у людей нечем было убить ее, так убили палками. Кто раскрыл крышу сарая у урядника? Да разве только у урядника? У самого Захара буря сорвала кровлю - ветхая хата, кабы не сухое дерево, снесла бы...
Неизвестно, что делал бы следователь, какой новый способ выдумал бы разве у него не хватает опыта? - он только начинал допрос, еще оставались вопросы о церкви, о лесе, о машинах, о разгоне поденщиков - немало бед натворил этот злой зачинщик, бунтарь, немало за ним невыявленных дел, хватило бы. Но, бес его знает, не запутываются ли дела еще больше?..
На улице раздался вдруг сильный шум. В голове и без того гудит, воскресный день, дребезжат возы в тучах пыли... Ярмарочный гул приближался, нарастал, тягучий, грозный. Следователь встревожился. Захар насторожился.
В ворота застучали, загремели, так что отозвались стены, затряслось здание. Послышались выстрелы, зазвенело окно, долетели грозные выкрики: "Жандармы, кровопийцы, подлюги, гады!" Следователь обмяк, ослабел. Захар повеселел.
- Как будто наши, - ласково сказал он следователю.
Исправник, вероятно, думал напугать село - возьмут бунтарей, люди растеряются. Вожака Захара засадили в тюрьму - всем зачинщикам наука, угомонится село...
А село обуял гнев. Погоревали, поговорили, договорились. Над всем селом надругательство, глумятся над человеческими правами, а где же свобода?
Грицко Хрин произнес зажигательную речь. Взяли Захара... Кого взяли? Захара! Был себе человек, просвещал людей - и вот нет его, взяли, заперли, засадили в каземат. Учителя в Сумы увезли, там не тюрьма, а крепость, не подступишься.
- Сборник материалов Чрезвычайной Государственной Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников - Алексей Борисов - История
- Буймир (Буймир - 3) - Константин Гордиенко - История
- История Украинской ССР в десяти томах. Том восьмой - Коллектив авторов - История