закрытыми. Так старается не видеть, что сил нет. Ну правда – неприлично. Тетя Роза кивнула и пообещала больше не расширять личные земельные владения. Но уточнила: «А земля между огородом и железной дорогой чья? Общественная?»
Председатель сельсовета пожал плечами и кивнул. Он об этом даже не задумывался. Что там за земля? Крапива одна да лопухи с репейниками. Если дожди, вообще не пройдешь – грязь по колено. Местные дети бегают, пистоны на рельсы выкладывают, чтобы выстрелы были, или копейки – расплющить. Запрещать бесполезно.
Тогда тетя Роза, которой явно не хватало размаха, на этой ничейной земле вырвала всю крапиву, беспощадно избавилась от сорной травы и устроила аккуратные грядки, которые засадила свеклой, редиской, щавелем и кинзой. Уже первый урожай оказался впечатляющим – свекла была нежной, щавель и кинза сочными. Редиска – размером с абрикос и совсем не горчила.
Но это ладно. Тетя Роза оказалась настоящим новатором. По периметру грядок она выложила деревянные доски, а дорожки засыпала древесной стружкой. Пока все соседки после обильных ливней возились в огородах по колено в грязи, тетя Роза в галошах, а не в резиновых сапогах, чинно выхаживала по деревянным дорожкам и досыпала из мешка древесную стружку, убирала старые доски и выкладывала новые. Тут, конечно, соседки промолчать точно не могли.
– Что, ты опять кладбище выстроила? – ухмылялась тетя Венера. Та, по примеру соседки, тоже соорудила грядки на ничейной полоске земли, располагавшейся между железной дорогой и частным участком. Но у нее ничего не росло, как она ни старалась.
– А ты не завидуй, – отвечала тетя Роза.
– Ох, было бы чему завидовать! Лучше б ты себе могилку вырыла да обустроила. А так придется тебя тут хоронить. Тебе где больше нравится – в свекле или щавеле лежать? – злословила тетя Венера.
– Лучше в свекле, чем как ты, рядом со свекровкой, которая тебя ненавидела, – не задерживалась с ответом тетя Роза.
Это был давний, многолетний спор. Тетя Роза не могла претендовать на местное кладбище. На местном хоронили только в семейных захоронениях или за особые заслуги и регалии, как потом, например, похоронили мою бабушку. Тетя Венера «могла выбирать», чем очень гордилась. Здесь были похоронены ее прадеды, деды и родители. Но все знали – Венера будет лежать рядом со свекровью – та так завещала. Видимо, и на том свете не хотела дать невестке спокойную жизнь.
Старые участки большие. Ложись не хочу. Хоть поперек могилы, никто слова не скажет. Новые были уже поменьше, поскромнее. На новом кладбище, за селом, можно было купить участок, но дорого. И добираться неудобно – пешком не дойдешь, а на машине застрянешь. Кладбище-то открыли, а до дороги руки не дошли. На мотоцикле по сухой дороге еще можно проехать, но не покупать же мотоцикл, чтобы ездить на кладбище! Да и жизни нет на новом кладбище, как все говорили. А как без жизни на кладбище? Считай, точно умер. На местном хорошо – женщины цветы сажают, могилы убирают, сплетничают, новости обсуждают. Дети рядом бегают, а куда их деть-то? К соседям по дороге домой всегда заглянуть можно, помянуть усопшего, детей накормить, передохнуть – никто не откажет. На новом все мертвое. Цветы искусственные, парафиновые. Могилы неухоженные. Знакомых нет – на новое кладбище из других сел тоже везли хоронить. Еще не подъехал, до могилы не дошел, а уже тяжко становится. На старое кладбище придешь, выскажешь покойным все, что на душе накопилось, радостью поделишься или горем, так потом вроде и жить хочется. На новом все радостное из тебя покойники будто вытягивают. Мысли только плохие в голове остаются. Смотришь на эти разбитые дороги, могилы, которые не землей, а глиной засыпаны, таблички колченогие, и остается одно желание – сбежать побыстрее и никогда больше сюда не возвращаться. Потом еще неделю больной ходишь. Ничего не радует. Такая тоска накатывает, что всю душу выворачивает.
На новом кладбище предлагали и семейный участок купить. Но не каждый человек решится купить семейный. Да и примета плохая – заранее себе место на кладбище выбирать, да еще и бронировать, как сказали бы сейчас. А оплата сразу же. Живите себе дальше на здоровье, но за участок сейчас. Где ж взять деньги, чтобы вперед? Вот на ремонт крыши есть, на муку и комбикорм отложены. На щебенку. На место на кладбище – никак. Похоронные откладываешь, а потом все равно рука к ним тянется – на жизнь бы хватило, а смерть, уж извини, приходи позже.
– На младенца и на покойника всегда деньги найдутся, – говорила тетя Сусанна, отправляясь на неразумные траты в виде маникюра, педикюра и укладки.
Да, она была права. На пеленки-распашонки, на гроб и помощь вдове все скидываются. Это святое.
Тетя Роза выкладывала очередную грядку в виде могилки.
– Роза, умоляю, тут дети бегают, зачем ты их пугаешь раньше времени? – причитала тетя Венера, у которой опять урожай не уродился.
– Напугаешь их, как же. Редиску всю повыдергали, – смеялась тетя Роза.
– Роза, так где лежать-то будешь? – не отставала тетя Венера.
– Я не буду лежать, я летать буду, – отвечала та.
– Как это? – не понимала тетя Венера.
– Зачем мне в гроб? Я сгореть хочу. Вот сожгут меня, а пепел пусть по этому огороду развеют, – мечтательно сказала тетя Роза.
– Совсем голова у тебя больная. Сама не понимаешь, что говоришь. Да похороним мы тебя, как положено. Или я не соседка? Или я вчера тебя только знаю? – ахала от ужаса тетя Венера.
Еще помню дядю Шамиля. Он всегда был на кого-то обижен. Неважно, на кого. Каждый день приносил дяде Шамилю новую обиду, которую тот сопровождал неизменной фразой: «Слушай, он мне на голову накакал, как птичка. Обидно, да!»
– Шамиль, дорогой, птички к деньгам на голову какают или к счастью, – убеждала мужа тетя Римма.
– Нет, он мне сильно накакал на голову. Так, чтобы я точно обиделся! – стоял на своем тот.
Мама все-таки призналась, что тетю Сусанну прекрасно помнит, когда приехала в гости и я приготовила харчо. Она попробовала и сказала: «Тетя Сусанна такое харчо варила на праздники». Проговорилась. Тогда она и рассказала, что в тот день, когда спасалась бегством, уезжая в Москву, тетя Сусанна появилась на вокзале. Если тетя Сусанна где-то появлялась – в сельпо, на базаре, на площади, – все говорили «собственной персоной». Обычно по ее поручениям бегали невестки. Вот тогда она явилась на вокзал «собственной персоной» и выдала маме конверт с деньгами.
– Девочка, ничего не бойся, – сказала тетя Сусанна. – Не верь ни в любовь, ни в преданность. Верь только в деньги. Только они все решают.
– Тетя