Битва ветров разгорелась с удвоенной яростью. Ледяной вихрь дважды прорывал оборону, причем один раз – с такой силой, что Ки швырнуло спиной о дверцу кабинки. Око бури истаивало, съеживаясь на глазах. Серые уже чувствовали ледяное дыхание, касавшееся их морд. По пустой грузовой платформе гулко барабанил град. Ки чувствовала, что у Дреша совсем не остается сил… Что же их ждет? Ки предпочитала об этом не думать.
Но вот изрытый проселок в очередной раз повернул, и впереди замаячил Карн-Холл. Он показался Ки сломанным зубом, торчащим из обомшелого черепа. Каменная кладка, когда-то белая, позеленела от времени, плесени и небрежения. Наверху главной башни понемногу рушились изгрызенные временем подоконники. Двор сплошь зарос травой и кустами, а возле стен ютились деревья. Ни одна ветка на них, впрочем, не шевелилась. Порывы ветра их не достигали. Упряжка влетела в магический круг, защищавший Карн-Холл ото всех внешних воздействий, словно в омут спокойной воды. Буря, неотступно гнавшаяся за фургоном, осталась, наконец, позади. Собравшись с силами, Ки остановила измученных тяжеловозов, благо у них уже не было ни сил, ни желания сопротивляться ее воле. Они трусили какое-то время, все медленнее, и, наконец, замерли, опустив головы. Было видно, как дрожат у них колени. Ки выронила из стертых, натруженных рук насквозь мокрые вожжи. Ее трясло не меньше, чем загнанную до полусмерти упряжку. Согнувшись вдвое, она опустила всклокоченную голову на колени. Ее обнимала тишина, благословенная тишина. Внутрь волшебного круга не проникал даже рев ветров, по-прежнему сражавшихся снаружи.
Когда, наконец, Ки подняла голову и посмотрела кругом, она увидела, как удаляется, понемногу стихая, упустивший добычу шторм. Деревья Карн-Холла по-прежнему высились во всей своей осенней красе, но за пределами Дрешевой сферы влияния немало гордых исполинов превратилось в жалких калек. Последние листья опадали наземь, как слезы. Ки померещилось, будто ее лица на миг коснулось знакомое благоухание. Но, прежде чем она успела что-либо сообразить, все исчезло.
Ки спустилась на землю, с трудом заставив двигаться непослушное тело. Негнущиеся пальцы едва справлялись с залубеневшими пряжками. Кожа ремней была горячей и мокрой, металл – скользким от пены. Ки расстегивала сбрую и попросту роняла ее наземь. Несчастные серые стояли безучастно, не двигаясь с места.
Потом Ки расслышала изнутри фургона глухие удары. Она проковыляла туда, кое-как взобралась на сиденье и растворила дверцу кабинки. Оказывается, это тело молотило в дверь каменными окончаниями рук. Голова Дреша валялась на полу, скатившись туда с постели во время бешеной скачки. Из одной ноздри протянулась тонкая ниточка крови. Лицо было серое, глаза ввалились и потускнели.
– Скажи тем, в доме, чтобы забрали меня, – прошептал он. И попытался облизать кончиком языка пересохшие губы. Ки заметила на полу кабинки отколовшийся кусочек каменного основания.
– Мы здесь, господин!.. – раздался сзади знакомый голос. Глазки-Бусинки!.. Ки слишком выдохлась, чтобы вздрогнуть от неожиданности. Она только посторонилась, пропуская старуху вовнутрь. И неуклюже соскочила наземь с подножки. К замученным коням уже спешили конюхи с сухими чистыми тряпками. Ки открыла было рот, чтобы предупредить – к норовистому Сигурду мало кто, кроме нее, мог подойти безнаказанно, – однако злой конь стоял смирно, не думая противиться заботливым рукам слуг.
– Вот уж воистину чудеса так чудеса, – пробормотала Ки себе под нос. Дверь дома была приоткрыта. Ки подошла к порогу и оглянулась на свой фургон. Там уже копошились неведомо откуда взявшиеся слуги; они как раз доставали из кабинки своего расчлененного господина, а Глазки-Бусинки строго за ними надзирала. В обычное время Ки пришла бы в неописуемую ярость при виде каких-то чужаков, роющихся в ее фургоне, как в своем кармане. Теперь она чувствовала лишь облегчение.
Сквозь приоткрытую дверь был виден большой камин, в котором горело жаркое, такое гостеприимное пламя. Ки вступила в прохладную полутьму прихожей, а потом, сквозь еще одну дверь, – в уютный и теплый чертог. Там обнаружился низкий стол, сплошь заставленный едой и питьем, а вокруг лежали мягкие подушки и роскошные, прихотливо окрашенные шкуры. Ки почувствовала, что эта благодать притягивает ее, как свеча притягивает мотылька. Она без сил опустилась на подушки и налила себе вина в бокал, вырезанный из цельного куска хрусталя. От первого же глотка по телу разбежалось чудесное тепло. Сколько времени минуло с тех пор, как она последний раз спала?.. Ки решила на минуточку закрыть глаза и опустила голову на подушку…
– …так и дрыхнет прямо здесь, господин, точно грязная шавка, посреди лучших покоев! Со вчерашнего вечера!.. Она вела себя, господин, прямо как…
Ответ прозвучал невнятно, и Ки его не расслышала. Открыв глаза, она приподняла отяжелевшую голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как исчезают за углом обширные черные юбки. Дреш стоял в дверях. Он показался ей необычно высоким… ну да, ведь его голова снова была там, где ей и полагалось находиться. Насмешливо улыбнувшись Ки, он поднял руки, слегка потер запястья, пошевелил пальцами и сказал:
– Все в порядке, все действует!
– Вижу, – отозвалась Ки. Приподнявшись, она села и попыталась собраться с мыслями. – Как там моя упряжка?..
Дреш слегка нахмурился, как если бы забота о ничтожных четвероногих каким-то образом не соответствовала торжественности момента. Все-таки он ответил:
– Они отдыхают и набираются сил не с меньшими удобствами, чем ты. Нет, нет, не бойся, они не пострадали. Я весьма сожалею, что пришлось заставить их скакать так долго и так быстро. Но, уверяю тебя, на их здоровье это никоим образом не отразится.
– Я так и подозревала, что за их необыкновенную резвость следовало благодарить в основном тебя, – сказала Ки. – Что же до их здоровья… – Тут она запоздало вспомнила о хороших манерах и убавила тон: – Большое спасибо за гостеприимство, оказанное моей упряжке и мне.
– Большое пожалуйста. Ну так как, я был прав?
– Насчет чего?..
– Насчет того, что я недурен собой и хорошо сложен. В собранном виде, я имею в виду.
Он говорил доверительным тоном. И заразительно улыбался, – теперь, когда его голова сидела на отведенном ей месте, улыбка определенно его красила. Ки неожиданно осознала, что он на самом деле был куда как хорош. Кожаная, расшитая золотыми узорами безрукавка выгодно подчеркивала гладкую оливково-смуглую кожу его рук. Дрешу не было нужды, как другим мужчинам, втискиваться в корсет или втягивать брюхо – живот у него и так был мускулистый и плоский. Сильные плечи, узкие бедра…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});