НКВД, который платил вдвое больше и разрешал доносителю оставить себе все деньги.
Пересечь степи, тянущиеся от Урала, и преодолеть железный заслон на границе — такая задача могла обескуражить самого смелого. По словам Эриха Хартманна:
«Я не знаю ни одного подлинного случая бегства военнопленного из России. По телевидению много рассказывают об этом, но если вы попытаетесь найти людей, которые действительно бежали оттуда, никто в этом не признается. Возможно, существует вероятность бегства из лагерей в Польше, балтийских государствах, Восточной Германии, но я никогда не слышал ни об одном достоверном случае, когда немецкий пленный бежал из России».
Психологическое давление НКВД на пленных приобрело такую силу, что его можно было ощущать физически. Чтобы облегчить это давление или избавиться от него, пленный должен был дать НКВД хоть что-то взамен. Он мог доносить на своих товарищей, превратившись в стукача. Он мог сознаться в вымышленных военных преступлениях. Для этих людей драгоценной наградой становились самые обычные вещи.
Карта странствий Хартманна по сталинским лагерям.
1. август 1945–октябрь 1945, Киров. 2. октябрь 1945–октябрь 1947, Грязовец 3. октябрь 1947–октябрь 1949, Череповец. 4. октябрь 1949–декабрь 1949, Ивановка (первый суд). 5. декабрь 1949–май 1950, тюрьма ГПУ, Иваново. 6. май 1950–ноябрь 1950, Шахты (второй суд). 7. ноябрь 1950–май 1952, Новочеркасск. 8. май 1952–ноябрь 1952, Асбест. 9. ноябрь 1952–август 1954, тюремный лагерь, Дегтярка. 10. август 1954–октябрь 1954, тюрьма ГПУ, Свердловск. 11. октябрь 1954–октябрь 1955, тюрьма ГПУ, Новочеркасск…
* * *
Через несколько дней после отправки последней большой партии заключенных, в барак пришел комиссар в сопровождении вооруженной охраны. Сержант потребовал тишины. Затем комиссар влез на скамейку и начал зачитывать заявление советского правительства. Это была огромная кипа бумаги, полная обвинений в зверских убийствах женщин и детей, уничтожении советского имущества и знакомые трескучие тирады в стиле Эренбурга. Затем комиссар начал зачитывать длинный список имен. Среди них числился и «майор германских ВВС Эрих Хартманн». А потом разорвалась бомба.
«…все вышеперечисленные немецкие военнопленные с сего дня, по указу советского правительства и по приговору правосудия, считаются ВОЕННЫМИ ПРЕСТУПНИКАМИ. Как ВОЕННЫЕ ПРЕСТУПНИКИ эти пленные полностью лишаются защиты Женевской конвенции и Международного Красного Креста, и вследствие этого были судимы как преступники по советским законам. Все вышеперечисленные военные преступники приговорены судом к 25 годам заключения в лагерях строгого режима».
Раздался недовольный ропот пленных. Они двинулись было к комиссару, но их остановило клацанье затворов винтовок охранников. Сержант снова потребовал тишины. Комиссар закончил:
«Военные преступники получат документальное подтверждение своих преступлений в течение ближайших нескольких дней. Это все».
Угрозы комиссаров не были пустым звуком.
Вскоре все заключенные были отправлены в военный трибунал, где им представили список обвинений. Когда вызвали Эриха, то его отвели вместе с четырьмя другими «военными преступниками» в ветхое деревянное здание за воротами лагеря. Огромный советский флаг лениво свешивался над дверями, в которых стояли часовые, проверявшие всех входящих и выходящих.
В так называемом зале заседаний за деревянным столом сидел русский военный судья, широколицый человек с редкими волосами и толстым брюхом. Эриху показали его обвинительное заключение, на котором уже был написан приговор «25 лет лагеря строгого режима». Около 50 русских гражданских лиц сидели в зале, любуясь на советскую судебную машину в действии. Когда Эрих услышал, что названо его имя, он встал со скамьи.
«Я хочу знать, почему меня обвиняют в военных преступлениях и в каких именно», — сказал Эрих.
Судья уставился на него заплывшими глазками.
«А, ты Хартманн, Черный Дьявол. Великий пилот, да? И ужасный военный преступник?»
«Великий пилот возможно и да. Военный преступник — нет».
Судья открыл дело Эриха и пробежал пальцем по строкам.
«Из этого совершенно ясно видно, что ты военный преступник».
Он перелистал дело и нашел нужную страницу. После этого торжествующе посмотрел на Эриха.
«Пункт первый обвинения. Ты участвовал в незаконном, жестоком и неспровоцированном нападении на Советский Союз и уничтожил большое количество советской военной техники, включая по крайней мере 345 дорогих военных самолетов».
Судья был явно доволен сам собой.
«Пункт второй. 23 мая 1943 в центральном секторе русского фронта ты атаковал пекарню. До твоей атаки она выпекала 16 тонн хлеба в день для советских людей. После атаки пекарня могла выпекать всего 1 тонну хлеба в день».
Судья ненадолго умолк, чтобы посмотреть на Эриха.
«Пункт третий. В деревне возле Брянска ты убил 708 русских граждан, в том числе женщин и детей…»
Эрих больше не мог сдерживаться.
«Мне можно ответить на эти обвинения?»
Судья холодно усмехнулся.
«Разумеется. Мы ведь не фашисты какие. Мы творим правосудие».
«Я сбивал русские самолеты точно так же, как русские пилоты сбивали немецкие самолеты. Я был немецким солдатом, и в этом заключался мой долг. Это не военное преступление».
«А как насчет уничтожения пекарни?»
Судья с отсутствующим видом разглядывал свои ногти. Эрих скептически покачал головой, но продолжал оправдываться.
«Я никогда не обстреливал и никаким другим образом не атаковал ни одной пекарни. Где находилось это здание?»
Судья со скукой глянул на него, а потом полистал дело.
«В деревне под Смоленском», — сказал он.
«Но я служил совсем не там. Этот район прикрывала 54 истребительная эскадра. Я служил в 52 эскадре в южном секторе фронта».
Судья согласно кивнул.
«Ну конечно. Все военные преступники отсутствовали там, где совершались преступления. По крайней мере все они так говорят».
Эрих упрямо продолжал защищаться.
«Пункт третий совершенно фальшив. Я никогда не убивал русских гражданских лиц, тем более детей. Как вы определили такое точное число? Я никогда не был в районе Брянска. Как вы можете обвинять меня в убийстве такого количества гражданских жителей?» Пухлое лицо судьи снова уткнулось в дело.
«Мы не ОБВИНЯЕМ тебя, Хартманн. Мы ДОКАЗАЛИ это. Мы здесь творим правосудие. Советская судебная система не позволяет держать в тюрьмах невиновных».
«Хорошо, тогда докажите мне, что я убил 708 гражданских лиц. Я участвовал только в воздушных боях, против военных самолетов, которые пилотировали ваши солдаты».
Судья немного поерзал в кресле. Он поднял свой молоток и махнул в сторону зрителей.
«Очистите зал суда. Вы достаточно наслушались этого военного преступника».
Судья снова наклонился над делом, пока охрана выгоняла за дверь русских зрителей. Когда они вышли, судья поднял голову, готовый