При анализе достоинств отдельных лиц императрицу интересовали прежде всего не знания, опыт, административные навыки, а такие нравственно-этические характеристики, как доброта, честность, смирение, но главное — желание действовать наперекор всем и всему во исполнение воли монарха. Распутин оставался надежной опорой для Александры Федоровны и в деле ее государственного служения.
Война еще больше сблизила царскую семью и «дорогого Григория». Потребность в более частых успокоительных беседах вызывалась как сведениями о тяжелых и кровопролитных сражениях, неудачных военных операциях, так и общей безрадостной обстановкой в стране.
Вот, скажем, 17 октября 1914 года — день грусти и возмущения для царя. Он получил известие о том, что накануне турки и немцы вероломно напали на русский флот в портах Крыма. «Находился в бешеном настроении на немцев и турок из-за подлого их поведения на Черном море! Только вечером, под влиянием успокаивающей беседы Григория, душа пришла в равновесие». О том, благодаря каким мыслям и словам у царя «душа пришла в равновесие», не будем гадать. Если человек не наделен способностью воспринимать сакральное как реальное, то умом понять характер воздействия «душевного снадобья» невозможно.
Не случайно императрица в своих письмах мужу, описывая встречи с «дорогим Григорием», цитировала лишь его телеграммы, но никогда — устное слово. Она признавалась, что «трудно передать сказанное им — слова недостаточны и нужен сопровождающий их дух, чтоб осветить их».
Из того факта, что Николай II встречался с Распутиным, слушал его духовные размышления, никоим образом не следует, что он готов был разговаривать с Григорием и на другие, в первую очередь политические, темы. Констатацией духовной привязанности нельзя подтверждать и популярный тезис о «несомненном закабалении» царя. Несмотря на близость Распутина к монарху, никаких политических выгод он не имел. Генералу П. Г. Курлову царский друг однажды в сердцах признался, что «иногда целый год приходится упрашивать государя и императрицу для удовлетворения какого-нибудь ходатайства».
Воздействие Распутина на царицу было заметно сильнее. Она безоглядно верила, что благополучие ее семьи зависит от молитв «дорогого Григория». Суждения света о нем не имели никакого значения. Она разделяла мнение «Друга», что аристократическое воспитание очень ограничивает кругозор людей, исключает природную естественность. «Большая половина сего воспитания, — размышлял Распутин, — приводит в истуканство, отнимает простоту. А почему? Потому, во-первых, не велят с простым человеком разговаривать. А что такое простой человек? Потому что он не умеет заграничные фразы говорить, а говорит просто и сам в простоте живет, и она его кормит, и его дух воспитывает и мудрость».
Царица не только слушала, но и постоянно спрашивала своего духовного наставника. Она хотела знать как его трактовку тех или иных православных догматов и традиционных норм, так и настроение простого народа, понять его чаяния и надежды. Кроме Распутина, ей никто того не мог объяснить, открыть незнакомый и заповедный русский мир. Только Распутин нес в царскосельские покои голос земли, голос народа. Царица ни минуты не сомневалась, что лишь такой необыкновенный человек, молитву которого слышит Всевышний, способен дать правильный совет, объяснить, что хорошо, а что плохо по понятиям истинно христианским.
Вступив на стезю государственного служения, Александра Федоровна стала видеть в Распутине своеобразного эксперта по определению чистоты помыслов и искренности монархических чувств государственных мужей. Он ведь провидец и может узнать и понять то, что простым смертным разглядеть не дано! «Он наша опора и помощь!» — восклицала царица в письме.
Здесь мы подходим к кульминационному пункту «распутиниады», к самой драматической главе последнего царствования — участию сибирского крестьянина в государственных делах. Существовало ли подобное явление вообще?
Конечно, Распутин никаким «правителем» и даже «соправителем», как о том писали и пишут до сих пор, не был. Это все из области исторических мифологем. Однако в качестве «эксперта по душевным качествам» касательство к делам государственным имел. Речь идет почти исключительно о перемещениях в среде чиновной служилой иерархии.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Какова же была «техника назначений» и кого конкретно можно отнести к распутинским креатурам? Согласно распространенным представлениям, кандидат на ту или иную должность заручался поддержкой Распутина; тот прямо или через Вырубову сообщал его имя государыне. Та же, в свою очередь, начинала воздействовать на царя и «добивалась желанного результата».
Передаточно-рекомендательный дуэт Распутин — Вырубова существовал на самом деле. Об этом очень быстро стало широко известно, и оба оказались в эпицентре карьерных интересов, устремлений и желаний многих и многих. Оба должны были как-то реагировать и реагировали. В силу своего понимания, высоко оценивая «добрых и смиренных», ненавидя «злых и гордых».
Такой подход в общем-то отвечал критериям и Александры Федоровны, на усмотрение которой порой и предлагались прошедшие «отбор» у Вырубовой и Распутина. Но это касалось лишь тех, кого царица сама не знала. Если она имела представление о человеке, то от «дорогого Григория» (провидческие способности Анны она в расчет не принимала, так как была о них невысокого мнения) требовалось уже не оценивать его, а лишь удостоверить душевные качества. После того как императрица убеждалась, что рекомендованный действительно достоин назначения — добр, искренен, порядочен и верен, — она с присущей ей категоричностью начинала поддерживать такого человека.
Из сказанного отнюдь нельзя делать вывод, что император лишь слепо соглашался. Такого никогда не случалось. Николай II вынужден был считаться со многими обстоятельствами, о которых царица в своем царскосельском мире или не знала, или которым не придавала должного значения. Рекомендации «дорогой Аликс» и мнение Григория для Николая II имели значение, но их желания и просьбы никогда автоматически не становились волей монарха.
Для Александры Федоровны не являлось секретом, что обожаемый супруг далеко не всегда принимал к сведению, а уж тем более к исполнению ее сообщения. Усилия государыни добиться желаемых решений и назначений в большинстве случаев оканчивались ничем. Она не сердилась на Ники, лишь порой испытывала печаль, когда узнавала, что супруг поступил совсем не так, как она о том просила. В такие минуты Александра не укоряла мужа-повелителя, а снова и снова объясняла свои цели и устремления.
«Трудно писать и просить за себя, уверяю тебя, что это делается ради тебя и Бэби, верь мне. Я равнодушна к тому, что обо мне говорят дурно, только ужасно несправедливо, что стараются удалить преданных, честных людей, которые любят меня. Я всего лишь женщина, борющаяся за своего повелителя, за своего ребенка, за двух самых дорогих ей существ на земле, и Бог поможет мне быть твоим ангелом-хранителем, только не выдергивай тех подпорок, на которые я нашла возможным опереться».
Не желая обижать свою Аликс прямым отказом, супруг в то же время часто не принимал серьезно ее наставления и рекомендации. Царица это знала и в письмах, изложив свою просьбу или дав совет, нередко писала: «Прошу тебя, не смейся, когда прочтешь это».
Чтобы не «будировать» нежелательную тему, император, случалось, просто изымал ее из обсуждения.
Порой царица обращалась к супругу с многостраничными посланиями, где объясняла, наставляла, призывала, а царь в ответ нежно благодарил за письмо, но обходил молчанием сюжеты, требовавшие решений, которые не соответствовали его собственным представлениям. Иногда супруга чуть не рыдала, умоляя мужа сделать то-то и то-то, а царь молчал.
Однако и царица далеко не во всех делах готова была становиться рупором Распутина. У нее существовали свои представления об этических нормах, и, если они нарушались, она теряла всякую заинтересованность даже в том, что напрямую касалось «дорогого Друга». Показательна в этом смысле история, происшедшая в 1915 году. Она наглядно демонстрирует степень, характер и возможности распутинского влияния.