– Убейте его! – истошно завопил он.
Рейе в своем благородстве промедлил на одно мгновение дольше, чем следовало.
Хеллид, державший наготове метательный нож, отчего-то замешкался. Но лучники спустили тетивы, и дюжина стрел сорвалась в полет.
…Рейениру, все еще находившемуся во власти боевого безумия, сперва показалось, что по спине барабанят крупные градины – шея, плечи, левая лопатка… Почти не больно – но отчего шершавая рукоять кинжала в руке вдруг сделалась такой тяжелой? Горячие змейки побежали вдоль хребта, и с ногами что-то не так, тянет лечь… лечь и больше не подниматься… темнеет в глазах… Отчаянным усилием он заставил себя выпрямить спину, но тут же вскрикнул от пронзившей боли – крик застрял в глотке, с губ сорвался лишь невнятный хрип.
Как темно… Кто так кричит? На пределе сознания Рейе услышал громовой голос киммерийца, призывавший проклятие на головы убийц, шум борьбы, хлесткие звуки ударов и стук стрел, впивающихся в дерево и в живую плоть; потом – топот множества ног и слитный боевой клич: «Гайард!». Затем тьма рассеялась, и Рейе точно со стороны увидел себя – стоящим на лесной тропе. Впереди на обширной поляне высится большой светлый дом с раскинувшим крылья резным деревянным драконом на коньке крыши, и отец ждет его, сидя в кресле на длинной веранде. Их взгляды скрестились, и отец чуть заметно улыбнулся сыну. В раскрытых дверях показалась тонкая женская фигура – сестра? Мать? Издалека было не разглядеть, и Рейенир зашагал по тропе, постепенно ускоряя шаг.
Ощущение спокойной радости наполнило его сознание, и Рейе понял, что отныне души его предков пребудут в мире. А где-то в Рабирах, во дворе дома на озерном берегу, мертвое тело повалилось на испятнанный кровью песок.
***
Едва запели в воздухе гульские стрелы, киммериец сорвался с места. С того самого мига, как дуэргар внезапным налетом захватили людей в плен, могучий воин выгадывал подходящий момент для боя. Сперва он был связан, и полдюжины стрелков стерегли его неотлучно; потом участь сына сковывала его действия, к тому же в постоянно находящемся рядом Блейри варвар необъяснимым звериным чутьем видел силу самое малое равную, если не большую. Сойдись они с Князем один на один, Конан попытался бы без раздумий. Но, несмотря на всю свою отвагу и невероятную силу, аквилонский правитель прекрасно понимал, что при таком раскладе сил либо гульские лучники утыкают его стрелами прежде, чем он доберется до их вожака, либо ручной головорез Князя успеет полоснуть ножом Коннахара. Поэтому до поры он сдерживал себя – хотя одни боги знают, каких усилий это стоило киммерийцу.
И нужный миг все-таки пробил. Блейри, оглушенный и раненый, растерявший все свое величие, копошится на земле, слепо шаря в траве откатившийся Венец. Коннахар со своей подружкой, живой и невредимый, на крыльце под охраной единственного «непримиримого» – будем надеяться, боги пошлют мальчишке довольно ума и прыти, чтобы сигануть с крыльца, когда начнется заварушка. Стрелки сбиты с толку неожиданным исходом поединка, их луки разряжены, атака станет для них неожиданностью – что ж, возможно, это даст достаточно времени, чтобы прорваться к дому и свернуть башку типу с тухлым взглядом убийцы по найму, достаточно драгоценных мгновений, чтобы захватить оружие. А там – там посмотрим, чья сталь быстрее…
Двое из тех, что держали Конана на прицеле, рухнули под мощными ударами – кулаки варвара разили насмерть не хуже тяжелой палицы. Третий упустил бесполезный лук и схватился за кинжал, висевший на поясе. Киммериец свернул ему шею, выкрутил нож из мертвых пальцев и с разворота метнул – четвертый, уже готовый стрелять, свалился с пробитым горлом. Еще трое, шагах в пятнадцати, молниеносно выхватили стрелы из заплечных колчанов, бросили на тетиву. Варвар вздернул перед собой еще вздрагивающее тело лучника, ухватив за пояс и за воротник – вовремя: одна стрела впилась безразличному покойнику в грудь, две в живот. С такого расстояния узкие граненые наконечники прошивали тело насквозь, один оцарапал варвару ладонь. Еще несколько «непримиримых», отбросив луки, кинулись на него – хотят взять живьем? Пусть попробуют! Терпкий хмель битвы привычно играл в крови киммерийца, грозная песня стали была его извечной и родной стихией.
Ах, как пригодился бы длинный меч или двергская секира! Но сейчас он мог только отнять оружие у врагов – а гули, помимо луков, были вооружены лишь длинными кинжалами в ножнах.
– Сдавайся или умрешь! – завопил один из дуэргар, подбегая. Конан хрипло расхохотался и швырнул в набегающих врагов мертвое, утыканное стрелами тело, послужившее ему щитом, сбив с ног двоих. Еще один бросился подкатом в ноги. Варвар устоял и ответным пинком переломал ловкачу ребра.
Трое лучников снова дали залп. Одна из стрел свистнула у Конана над ухом, ушла в бревенчатую стену, но только одна. Две попали в цель. Сдвоенный тяжелый удар, в левый бок и справа – в ребра, заставил киммерийца пошатнуться. А стрелки уже снова оттянули тетивы…
– Гайард!
Пуантенские егеря во главе с Кламеном Эйкаром свалились как снег на голову – в горячке боя дуэргар даже не думали поглядывать за спину. Луки оказались отброшены, драка пошла врукопашную, ножи в ножи. Лишь у двоих пуантенцев оказались мечи, зато рубились они со всей возможной свирепостью.
Нежданное подкрепление не уравняло шансов. На Конана навалилось четверо, не вынимая кинжалов, рассчитывая смять числом и скрутить. Аквилонский король ворочался, как медведь, атакованный сворой гончих. Залитый своей и чужой кровью, с обломком стрелы, торчащим под правой ключицей, он все же был чудовищно силен, и каждый его удар стоил нападающим жизни. Один, затем второй гуль вылетел кубарем из драки, чтобы больше уже не подняться. Оставшиеся двое враз отскочили и попятились, с ужасом глядя на непобедимого гиганта.
Или на нечто за его спиной.
Конан прянул в сторону и развернулся на пятках, так что боевой нож, направленный варвару точно в печень, лишь слегка оцарапал ему кожу на боку. В следующий миг рука киммерийца взметнулась, подобно атакующей змее, и стальными тисками сдавила запястье нападающего. Пальцы, способные с легкостью гнуть подковы, сжались. Обычно медвежьей силы аквилонского правителя хватало, чтобы превратить в кашу кости руки, поднявшей кинжал.
Но не теперь. Силы противников оказались равны, твердое, как железо, запястье не треснуло, кинжал не упал на изрытый песок, и больше того – Конан почувствовал, как чужая сила разжимает его пальцы. Киммериец с удивлением взглянул в лицо врага.
Делать этого ему не следовало.
Холодный огонь сверкающих, как черные алмазы, глаз и сапфировое сияние Венца сковали его тело ледяной броней. Блейри да Греттайро вновь обрел корону, а вместе с ней и колдовскую Силу – и теперь власть Венца с беспощадной неумолимостью ломала волю короля Конана, превращая ее в податливый воск.