Пришедшее затем непередаваемое ощущение было сродни океану, катящему свои тугие валы через крохотное сознание смертного существа: лесное божество проявляло интерес.
«Ты знаешь, чего просишь?»
«Да!»
«Хорошо. Да будет так!»
Слабый порыв ветра коснулся озерной глади, зашептал в листве, всколыхнул и погнал прочь туман.
Будто молния взорвалась в сознании Рейе. В беззвучной белой вспышке Рейенир Морадо да Кадена увидел самого себя – ясно, как на ладони, увидел то, чем он себя сделал, и то, чем мог бы стать. Узрел растраченные попусту годы, несбывшиеся надежды, сокровенные страхи, тщательно накопленные обиды, подспудные сомнения, неприглядную изнанку своих благих намерений – и увиденное наполнило его стыдом и гневом, а гнев обратился белым огнем.
Скверна сгорела в этом огне. Божественный гнев наполнил его до краев, и сам он сделался воплощением чистого гнева.
«Теперь иди и сражайся».
– Я иду, – прошептал Рейенир.
…Блейри ждал его в пятнадцати шагах, как только что ждал Иламну, боевые ножи лениво порхали в его пальцах. Рейе поднялся с колен и с кинжалом в опущенной руке пошел на Князя – молча, быстро, даже не пытаясь принять стойку. В глазах рабирийца плескался белый огонь. Видимо, Блейри уловил что-то в этом взгляде, и железная доселе выдержка ему изменила: он атаковал первым, своим коронным трюком, исчезнув там, где только что стоял, и возникнув в шаге за спиной противника.
За полмига до того Рейенир обернулся.
Князь напоролся на нож.
Клинок погрузился в левый бок да Греттайро едва на четверть, но у зрителей исторгся дружный изумленный возглас. Блейри мгновенной скруткой ушел в сторону, выткав перед собой сложный стальной узор. Стрелки забыли про свои луки, Хеллид охнул: по меньшей мере три выпада Князя должны были достичь цели, самое малое один был практически неотразим… невероятно, но потомок Драго уклонился. И сам перешел в нападение.
Блейри был великолепен, два его ножа плели в воздухе безупречную смертельную паутину. Тем не менее ему приходилось отступать – шаг за шагом. Еще дважды Князь пытался испробовать фокус с исчезновением. В первый раз у него почти получилось – почти. Во второй – получилось у Рейе, и листовидное лезвие распахнуло рукав самозваного правителя Забытых Лесов, заодно располосовав ему руку от локтя до плеча. Сама по себе рана не представляла опасности, однако Князь терял кровь, терял силы. На изрытом песке появились редкие черные капли.
Пристально следившие за боем рабирийцы озадаченно переглядывались. Творилось что-то непонятное. Князь должен был покончить с этим заморышем да Каденой через пять, самое большее десять ударов сердца – а поединок все длился! Мало того – Блейри ушел в глухую защиту, противник гонял его по кругу, как хотел, и Князь откровенно уклонялся от ближнего боя. Айлэ изо всех сил вцепилась в руку принца. Хеллид, сам того не замечая, вытянул из ножен один из оставшихся кинжалов и принялся вращать его между пальцами, прикидывая расстояние броска, пока не услышал сумрачный рык аквилонского короля:
– Даже не думай, понял?..
Само собой, человек не успел бы помешать обитателю Лесов, и все же, все же… Князь уже не играет с соперником, как поступил с Иламной, он всерьез защищает свою жизнь… Откуда у Рейенира, бездельно прохлаждавшегося пятнадцать последних лет в Зингаре, взялось все это – ловкость, стремительность, тончайший расчет и поразительное хладнокровие? Кто его учил, какой мастер?
Или… Или все, что шепчут о чудесах, творящихся порой в кругу моррет – правда?..
Поединщики вновь сошлись. Поперек обнаженной груди Рейенира алела тонкая черта – каким-то из выпадов Князь все же ухитрился его достать, однако непохоже было, что порез хоть как-то сказался на непостижимой ловкости да Кадены. Сам Блейри выглядел гораздо хуже. Его лицо, обычно неестественно бесстрастное, исказилось от напряжения, на лбу выступила испарина. Раны, хоть и пустяковые, мешали все больше, а сознание неправильности, невероятности происходящего выбивало из колеи. Князь усомнился в своих силах – и руки его дрогнули, сбивая безупречный рисунок боя.
В эту мгновенную брешь немедленно устремился Рейенир.
Три удара сердца – три удара ножом, словно плетью, хлесткие секущие порезы, глубоко вспоровшие плоть. Три вопля боли, один за другим.
Левое плечо. Правое бедро. Левое запястье. Так в круге моррет умирала Иламна, и потомок Драго вернул убийце должок.
Один из кинжалов Блейри упал на песок. Кисть левой руки Князя бессильно повисла, пальцы обмякли – клинок рассек сухожилия. Блейри отшатнулся, поднимая руки в бессознательном стремлении закрыться от смертоносного лезвия, но Рейенир нанес ему страшный удар ногой в грудину. От этого пинка оружие самозваного Князя полетело в одну сторону, а сам Блейри – в другую. Пролетев с полдюжины шагов, он всей спиной и затылком с размаху приложился о нижние венцы хозяйского дома. Плетеный обруч Венца свалился и покатился в траву.
Айлэ ахнула. С губ короля Аквилонии сорвался невольный возглас восхищения. У Хеллида отвисла челюсть, а неровная шеренга лесных стрелков немедленно, как по команде, взяла Рейенира на прицел – хотя стороннее вмешательство в поединок во все века считалось тягчайшим преступлением.
– Боги явили свою волю, самозванец, – произнес Рейе – так, чтобы слышали все, ровным, внятным голосом, в котором не было и тени насмешки над поверженным врагом. – Ты проиграл поединок, ибо правда на моей стороне. По древней традиции я предоставляю тебе право выбора. Признайся в своих преступлениях – и сохранишь жизнь, но навсегда покинешь Забытые Леса. Или умри, как жил, в бесчестье и позоре. Твое слово?..
Блейри с трудом приподнялся и застонал. В его сознании бешено крутились тяжелые жернова, ревели водопады, били колокола и метался голый, слепой, животный ужас. Весь смысл его бытия уменьшился сейчас до острого кончика лезвия, щекочущего ребра. Все помыслы сводились к безграничной пустоте, заполнившей разум после того, как он утратил Венец. После церемонии в Малийли Блейри не снимал его ни разу, ни днем, ни даже ночью, во сне. За пару седмиц дух самозваного Князя настолько крепко сроднился с Короной Лесов, что, лишившись реликвии хотя бы на миг, он страдал, как курильщик желтого лотоса без привычной отравы. Да Греттайро мог мыслить только об одном – выжить, уцелеть любой ценой, не дать холодной стали коснуться его бешено колотящегося сердца, вновь завладеть Венцом! Как он мог так просчитаться? В чем допустил ошибку? Этого не может быть, он должен, должен избавиться от этой помехи на своем пути!
– Убейте его! – истошно завопил он.