— Андрей, — прошептал Антон, убедившись, что баба Таня далеко. — Почему она не едет в город лечиться?
— Не знаю. Может, здесь не принято. Может, боится — одной в больницу, в чужом месте. А может, просто не хочет.
— Не хочет? — изумился Антон.
— Ну вот, например, считает, что слепоту ей послал Бог… Люди странные бывают. Может, ей так легче.
— Отдохнём? — Антон отбросил со лба мокрую челку. Андрей прищурился.
— Ручки болят?
— Болят, — уныло кивнул Антон.
— Штука, Вильям Портер, в том, чтобы на боль внимания не обращать, — Андрей снова начал орудовать скребком. В груди уже давно не ныло, а горело, но он только утирал пот и счищал краску дальше. Полторы недели он берег себя, нося руку на перевязи и стараясь не тревожить рану — но как только она зарубцевалась, начал снова нагружать плечевой пояс. Фехтовальщик с ослабленными мышцами рук — покойник.
— Вот эту ступеньку зачистим — и отдохнём, — пообещал он мальчику.
Когда садящееся солнце коснулось вершин деревьев, они уже наслаждались видом свежепокрашенного крыльца. Все — достаточно вялые — попытки уйти домой, не поев, были пресечены вновь вынырнувшей во двор бабой Таней. В доме было так же, как и во дворике — чисто, аккуратно, строго. Конечно, когда вещи на своих местах их легче найти…
— Будем уходить — докрасим ступеньки, — смущенно бормотал Антон, чтобы что-то говорить. — За ночь высохнут. Акрил — он быстро сохнет…
Миска вареников с картошкой, политых смальцем, с жареным луком и шкварками, избавила его от необходимости вести подобие светской беседы — а потом хозяйка взяла всё в свои руки.
— Ви де живете? — допытывалась старуха.
— В шестом доме по Надречной, — ответил Антон. — Он пустой.
И тут же прикусил свой глупый длинный язык.
— Знаю, — медленно кивнула баба Таня.
Шестой дом по Надречной был пуст по той же причине, что и её собственный. Жили четверо, уцелел один, да и тот давно умер.
— У нас тут було… лихо.
— Тётя Таня, — Антон вдохнул и выдохнул, как перед прыжком в воду. — А вы… не пробовали вылечить зрение?
— Та де там не пробувала, — женщина махнула рукой, — Пiвроку, як дурна, у лiкарнi пронидiла, у мiстi. Очi вилiкувати не можуть, але в печiнцi хворобу знаходять, у серцi, у нирках… Вбивають людей в тих лiкарнях, синку, отак воно.
— А что сказали.
— Дурне кажуть. Що все гаразд з очима, а не бачу я тому, що не хочу.
— Справдi дурне, — Андрей вытер тарелку последним кусочком хлеба. — Даруйте, панi Тетяно. Ми таки пiдемо ганок домалюємо.
— Мы… — Антон порывисто вскочил. — Посуду помоем…
— Сядь, — пресекла баба Таня — Бо як помиєш, то поставиш так, що я не знайду, та ще й перекину. Дякую, сама.[46]
— Такое бывает, — тихо сказал уже на крыльце Антон. — Сканы показывают, что все в порядке, биоэлектрика показывает, что сигнал проходит, а глаза не видят, пальцы не слушаются… но это ж каким идиотом нужно быть, чтобы ей сказать, что она видеть не хочет.
— Нормальное дело, — Андрей распечатал вторую банку краски. — Я это часто слышал — если кто-то беден, несчастен в любви, или варки его сожрали — так он сам виноват, сам так хотел. И всем хорошо.
Какое-то время они красили молча. Потом Андрей добавил:
— Я её очень понимаю. Я бы на всё это сам не смотрел. Если бы это помогало.
Антон не знал, что сказать. Он был убежден, что баба Таня неправа — и даже не может отдать себе отчёта в том. Это ещё вопрос, хочет она видеть или нет — но вот, что она не хочет лечиться, это точно. И тут дело не в том, что в городском стационаре у неё нашли всё, что можно найти у никогда не лечившейся женщины на пятом десятке — или когда там её разбило? А в общей неприязни, почти ненависти к городу, которая витала в здешнем воздухе. Да, Антону и Андрею простили, что они городские — но именно простили. Как вину. Присмотревшись и разглядев, что они «нормальни хлопци».
Город был для этих людей источником благ — техники, развлечений, одежды, лекарств — но он был и источником беды. Он брал за свои блага две цены: мёртвыми, во время лицензионных визитов — впрочем, нечастых. Но куда больше — живыми. Потому что молодые убегали туда. Особенно молодые парни.
— Многие считают, — сказал он вслух, — что это естественный процесс. Что его только Полночь развернула обратно на какое-то время.
— Ты не отвлекайся, ты работай, — сквозь зубы сказал Андрей. — Аналитик… хренов.
— Бог в помощь, — раздалось сзади. Андрей оглянулся — во дворе стоял Костя. А за его спиной, опираясь на калитку, зевал Игорь.
— У нас в классе, — сказал он, справившись, наконец, с челюстью, — был парень по фамилии Хренов. Все его называли, естественно, Хрен. Однажды историк, увидев такое дело, возмутился. Хренов, говорит, как ты позволяешь себя так называть? Твое мужское достоинство, Хренов — это твое больное место…
Антон хохотнул. Андрей с неудовольствием покосился на него. Он уже заметил за Игорем эту особенность: сам не смеялся, но шутил — и смотрел, как смеются другие. Вампиром был, вампиром и остался — допинг только поменял…
Окно открылось, баба Таня выложила на подоконник какой-то шуршащий пакет.
— Андрiю! Ти ще тутай? А ну, подивися-но цього светра…
Она развернула пакет и встряхнула в руках чёрный свитер из тонкой шерсти, с синим узором.
— Вiн давно куплений, але його не носили. Вiзьми.[47]
— Я… — Андрей поперхнулся, — не могу. У меня… руки в краске.
— Давайте, баба Таня, — Костя подошел к окну, взял из её руки свитер. — Спасибо вам. А то у него всей смены одежды — один меч. А в нём холодно.
— Если интенсивно махать — можно согреться, — вставил Игорь. — И, я слыхал, особо продвинутые мастера, вращая его над головой, защищались от дождя…
— Заткнитесь, — сквозь зубы сказал Андрей. — Вы, оба…
— Щас, — тихо прогудел Костя. И добавил, когда баба Таня исчезла в окне. — Придурок. Знаешь, как ей было нужно хоть раз столкнуться с одним из ваших? Так что будешь носить этот свитер, пока не сносишь — и бабу Таню вспоминать. Закончили? — Костя посмотрел на крыльцо — Закончили… Тогда пошли отсюда. Сестра Юля ждет, а по дороге и у меня разговор есть.
Они покинули двор бабы Тани, отмыв кисти и засунув банку с ними под крыльцо, Андрей и Антон кое-как ополоснулись у колонки, после чего все зашагали по улице, благо она в ширину как раз вмещала четверых в ряд.
— Я немного обрадовал доминиканцев тем, что перестану их утомлять своей тупостью, — сказал Костя. — Правильные книги читать научили, за что им большое спасибо… а дальше я уж самостийно. Но не в том дело. Завтра утром приходите в гвардианов сад. Будем обсуждать нашу дальнейшую судьбу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});