Древнейшую все знали, поэтому поклонились ей, выражая уважение. Она приветствовала всех присутствующих, а затем обратилась к Регардиону:
— Смотрю, уважаемый, вы чем‑то недовольны.
Тот гордо вскинулся:
— Меня здесь пытались обмануть!
Древнейшая ласково ему улыбнулась:
— Простите мою несчастную дочь, уважаемый. Она внезапно потеряла разум, раз пыталась провести такого мудрого и достойного демиурга как вы.
Темный не сдавался.
— Мне не нужны ваши извинения, я хочу получить то, зачем пришел!
Актеллия продолжала хранить безмятежность. И она, и владетель Ругидарнела понимали, что предстоит торг и никто не хотел торопиться, чтобы не прогадать.
— Ну конечно, уважаемый Регардион. Вы расскажете мне, что именно вам было обещано, и я постараюсь полностью удовлетворить ваши требования. Но позвольте мне сначала узнать, зачем к нам явились господа из Исхиназьера?
Величественный Эванесер вытолкнул вперед Энсилиона и тот, запинаясь, выговорил:
— Мы просим, уважаемая, разрешить нам увидеться и побеседовать с моей невестой Лиссой. Она была мне обещана госпожой Гербериной… Я принес ей подарки…
— Подарки невесте?! Отлично, мой мальчик, — поощрила его Древнейшая и махнула рукой в сторону золотого тумана, — Иди. Если ты собрался к Лиссе со всей семьей я тем более рада. Девочке пора получше познакомиться с будущей родней. Мы с вами побеседуем потом.
Вся делегация Исхиназьеров дружно поклонилась, сделала шаг в туман и исчезла.
Актеллия протянула руку темному демиургу:
— Идемте, уважаемый Регардион. Негоже о важном разговаривать у дверей.
Приняв руку гостя, Древнейшая направилась во внутренние покои.
Герберина была готова заплакать от злости и беспомощности. Она вспомнила наконец эту сферу. Когда ее изобрела родная мамочка Актеллия, чтобы не дать доченьке разнести домен в порыве страсти или гнева. В детстве Герберине доводилось не раз в ней сиживать и она отлично знала свойства этой бяки. Разрушить ее изнутри, сохранив физическое воплощение, было невозможно.
Сейчас мать поступила точно так же, как в далеком детстве. Засунула дочурку в эту проклятую сферу и ушла с видом полной безмятежности.
Но Герберине недолго пришлось томиться в одиночестве. Сфера замерцала, но не исчезла, а перенесла ее туда, куда удалилась Актеллия со своим незваным гостем.
* * *
Лисса и Джимми недолго наслаждались уединением и покоем. Для начала до них донеслась волна вибрации, от которой ходили ходуном плиты пола, а мебель пускалась в пляску. Они сидели на кровати, прижавшись друг к другу, и надеялись, что ничего фатального не произойдет.
Через некоторое время все стихло, но оставалось ощущения зыбкого покоя, когда земле- или домено трясение может в любой момент повториться, затем все снова затряслось и вдруг прекратилось как отрезали.
— Ты понимаешь, что происходит? — спросил подругу Джимми.
Лисса поспешила пояснить.
— Ну, вообще‑то если демиург не сдержит эмоции, случается нечто подобное. Мы сейчас довольно далеко от центра владений Герберины, поэтому к нам все доходит не сразу и в ослабленном виде…
— Ого! Боюсь представить, что там в эпицентре. Это твоя бабушка так злится? Страшная сила. Но почему мне кажется, что больше опасности нет и это безобразие не повторится?
Лисса сделала, как учила ее Актеллия: закрыла глаза, вытянула перед собой руки и попыталась слиться с окружающим. Ей удалось почувствовать энергетические потоки, узлы, завихрения, но поначалу не удавалось понять, где тут что. Она вдохнула, выдохнула, снова вдохнула и на выдохе повторила упражнение. Затем широко раскрыла глаза:
— Джимми, я ничего не понимаю… Такое чувство, что бабушки тут больше нет. Я перестала чувствовать ее энергию.
Вопреки ее ожиданиям математик остался спокоен.
— Хорошо, бабушку ты не чувствуешь. А кого‑нибудь другого? Другого знакомого можешь почувствовать?
На самом деле он просто не знал, как отвлечь Лиссу от неприятных мыслей. Подходящей темы для разговоров придумать не мог, сам был для этого слишком измотан. И тут эта трясучка и связанные с ней странности как подарок… Если возникла загадка, девушка может переключиться на ее разгадывание. Пусть не тонет в своих эмоциях, а займется делом. Хоть плакать не будет.
Джимми, как и большинство мужчин, больше всего на свете боялся женских слез.
Лисса, умница, не стала упираться, снова закрыла глаза и настроилась. Некоторое время она пребывала в странном состоянии, когда на кровати оставалось только тело, а сознание растворилось в окружающем. В эти минуты ее можно было трогать, пересаживать, делать что угодно, но она не чувствовала этого. Вернуться в себя мгновенно она могла только при угрозе жизни, но ее не было.
Джимми охранял покинутое хозяйкой тело. Ему было не по себе: он сознавал, что Лисса жива — здорова, но сейчас она такой не выглядела. Скорее походила на человека в коме. Когда они были с ней на Земле, она время от времени тоже «уходила в астрал», но всегда сохраняла признаки нормальной жизнедеятельности. Здесь же все было иначе.
Но вот грудь ее задышала, глаза раскрылись и девушка произнесла с удивлением:
— Знаешь, бабушку я не чувствую, зато здесь прабабушка Актеллия, а еще…Здесь сейчас те, кто не принадлежит к данному домену. Мой так называемый жених, ну, тот, который розово — сиреневый, Энсиль, кажется, и его братья. Значит, наш с Бетти план сработал. Только я не уверена…
— В чем? — спросил Джимми и услышал:
— В том, что для тебя это безопасно.
Он хотел выяснить, в чем Лисса видит опасность лично для него, но не успел. Полог тумана всколыхнулся и из него вышли четверо. Красивые, яркие, необычные, они будто заполнили собой все пространство.
Вперед вышел старший, красавец- брюнет, одетый в черно — зеленой гамме. Джимми присмотрелся и увидел, что среди черных прядей в его волосах притаилось несколько изумрудных. Да и черты лица… Совершенно нечеловеческие, но так хороши, глаз не оторвешь. Похоже, именно на его помощь Лисса и рассчитывала. За ним стояли парни, яркие, как ковры на восточном базаре, весьма похожие на старшего, но сильно отличающиеся по расцветке. Трудно было понять, на чем основано их сходство: то ли родственники, то ли просто принадлежат к одной расе. Но если вспомнить рассказы Лиссы, это отец с сыновьями.
Черно — зеленый красавец не обратил на Джимми ни малейшего внимания, как будто его не было в комнате, а обратился к Лиссе:
— Прости девочка, мы тебе помешали.