меня ближе к себе. — Я, бл*дь, видел, как этот педофил рухнул на землю, когда моя пуля попала ему прямо между глаз.
Мое дыхание участилось от его признания. В коммуне я оплакивала смерть пророка так, словно мое сердце было разорвано на части, но теперь, после всего, что произошло, знание того, что именно он убил пророка, только заставило меня хотеть АК еще больше.
Я подняла его руку и поцеловала пальцы.
— Спасибо, — прошептала я.
Он никогда не поймет уровня моей благодарности. И все же с этим просветлением пришла моя самая большая боль.
Мои сожаления озарились.
АК прижал меня к себе, и слезы покатились по моим щекам. Он запечатлел поцелуй на моем лбу. С ним я чувствовала себя в безопасности.
— Их были сотни, — призналась я и почувствовала, как меня захлестнула глубокая волна стыда.
АК был неподвижен, словно статуя.
— Я обслуживала так много мужчин, что даже не знаю точного числа. Иногда по собственному желанию, а иногда и силой.
Я втянула в себя воздух.
— Но если это было силой, то только потому, что терпела неудачу как Священная Сестра.
— Что? Что, черт возьми, это значит?
— Если соблазнение не было выполнено должным образом, или мой шепот Божьих писаний не был достаточно убедительным, иногда мужчины были недобрыми и лишали нас воли. Они брали нашу плоть за нашу неудачу.
— Они насиловали тебя? — прорычал он.
— Иногда такое случалось, — сказала я, вспоминая, как в первый раз мужчина приставил к моему горлу нож и избил, а после вошел в меня... в каждое мое отверстие.
Я вспомнила Мейстера и то, что он был одним из этих мужчин.
— Мейстер не любил, когда его соблазняли, он любил брать. Ему доставляло удовольствие извлекать боль из моего тела. Но чем меньше я протестовала и чем больше позволяла ему делать со мной, тем больше росло его собственническое отношение ко мне. Я видела, как он день за днем становился зависимым от меня, и мне было страшно. Но Иуда приказал мне быть рядом с Мейстером столько, сколько он пожелает.
Я закрыла глаза. Остальная часть этой истории была размыта, как теперь я знала, из-за наркотиков.
— Он никогда не оставлял меня. — Мои пальцы погладили лицо АК. — Пока ты не пришел и не забрал меня из его подчинения.
— Ты никогда к нему не вернешься, — твердо сказал он, и я почувствовала, как мое сердце разрывается от этого обещания.
Новые слезы хлынули по моим щекам. Я не могла поверить, что этот мужчина сражается за меня.
— Не знаю... Не знаю, как жить в этом мире, АК... Я не умею быть никем иным, кроме как... шлюхой. — Я невесело рассмеялась. — Люди во внешнем мире говорили о нас. «Божьи шлюхи» — так они нас называли. Пророк Давид и Иуда называли нас «Шлюхами Давида». Мейстер хотел, чтобы я перестала ею быть. Я должна была стать только его.
Я крепко зажмурилась и почувствовала, как соль моих слез обжигает губы.
— В этом мире шлюх не почитают, а наказывают. Какой мужчина захочет, чтобы такая женщина была любовью всей его жизни? Женщина, которая брала мужчин всеми возможными способами? Кто трахал так много мужчин, что не может вспомнить ни одного лица среди толпы?
Я покачала головой, давясь словами.
— Кому нужна женщина, которая потеряла невинность в десять лет, а до этого ее часто трогали?
А потом я почувствовала, как оно поднимается во мне. Мое самое тайное признание, моя глубочайшая боль. Я попыталась сдержаться. Я так долго пыталась удержать внутри себя мое самое большое сожаление. Но больше не могла. АК был безопасной гаванью. И я наконец-то могла избавиться от этой вины.
Я должна была наконец выпустить мою самую глубокую боль на свободу.
— Какой мужчина захочет женщину, которая была беременна в двенадцать лет?
Когда слова слетели с моих губ, я почувствовала, как АК напрягся, сидя подо мной. Его дыхание остановилось, и рука перестала гладить меня по спине.
— Фиби... — наконец тихо произнес он.
Я покачала головой, пытаясь не дать шлюзам того времени открыться в моем сознании, но я не могла сопротивляться. Поэтому позволила своей истории — своим грехам, своей неудаче — выплеснуться наружу…
Я посмотрела в зеркало и провела рукой по животу. Он стал таким большим, что брат Джон отстранил меня от Священного Сестринского долга и приказал отдохнуть. Моя спина болела, и с этого самого утра волны ослепительной боли сжимали мой живот, заставляя кричать. Марта сказала мне, что это нормально. Ей было поручено остаться со мной. Она тоже была беременна, но родила несколько недель назад. С тех пор она только и делала, что плакала. Ее наказали за эти слезы, высекли плетьми, рассекая ее плоть, но она не могла перестать плакать.
Потому что они забрали ее мальчика. И не позволят ей увидеть его.
Моя спина заныла, когда еще один мучительный всплеск боли пронзил меня. Я вскрикнула, чувствуя тупое давление в нижней части позвоночника. Я споткнулась, а Марта вбежала в дверь как раз вовремя, чтобы поймать меня.
— Пойдем, Фиби.
Она подвела меня к кровати. Я схватилась за живот, зажмурив глаза, когда давление стало невыносимым, и все мое тело было переполнено потребностью тужиться.
— Кажется, начинается, — сказала я, когда дверь моей спальни открылась и вошла сестра Лия.
— Ребенок скоро родится, — сказала Марта.
Я легла на кровать. Сестра Лия раздвинула мои ноги, и я почувствовала ее руку внутри себя.
— Ты должна тужиться, — приказала она.
Марта сжала мою руку.
— Ты справишься, Фиби, — сказала она, и слезы потекли по ее лицу.
Я знала, что она думает о своем мальчике. Знала, что ей было очень больно.
Собрав все свои силы, я начала тужиться, чувствуя, что мое тело вот-вот разорвется надвое. Я дышала так глубоко, как только могла, несмотря на агонию и усталость, терзавшие мое тело. Не знаю, сколько прошло времени, когда до моих ушей донесся громкий крик. Марта наклонилась, чтобы рассмотреть ребенка, лежавшего на руках сестры Лии.
— Это девочка, Фиби, — сказала она и крепче сжала мою руку.
— Девочка? — переспросила я, задыхаясь и ощущая, как что-то внутри меня изменилось..
Почувствовала, как что-то неизвестное пустило корни, чувство, которое я никогда раньше не