Солнце еще не взошло, когда я поднялся над островом. В северной предутренней мгле нелегко было проскочить в море между двумя островами; на высоте двухсот метров я добрался до Рудольфа.
Купол открыт. Вижу темные, расплывчатые фигуры; черный дым стелется по аэродрому; слева под крылом мелькают ярко горящие костры, а дальше все серо, однотонно.
Прошу Марка Ивановича передать на Райнер распоряжение о немедленном вылете и иду на посадку.
Машина мягко спускается на три точки, немного бежит и останавливается, зарывшись в снег.
Удивительно! На острове Райнера почти чистая ледяная поверхность, а здесь такой рыхлый и глубокий снег, что на пустой машине, с помощью всех четырех моторов, едва удалось дорулить до места стоянки.
На зимовке тишина. У крыльца одиноко бродит на привязи пойманный медвежонок. Взошло солнце. Небо чистое. Хорошо, спокойно.
В тот же день на остров из Тихой прилетел Мазурук. Тысячами вопросов забрасывают нас зимовщики. Мы говорим, говорим без конца, делимся новостями с Большой Земли и с интересом слушаем рассказы о буднях полярной станции. Между прочим узнаем о новой интересной затее Мазурука – организации аэроклуба для зимовщиков.
Через два дня машины были готовы к полету на полюс.
По плану предполагалось, что три корабля отправятся на поиски, а четвертый останется в резерве на острове Рудольфа.
Выбрав сравнительно сносную погоду, Мазурук с Дзердзеевским вылетели на разведку. Но уже на восемьдесят третьем градусе их встретил густой плотный туман. Пробиваясь дальше, они натолкнулись на сплошной фронт облаков. Пришлось вернуться на Рудольф. Вылет так и не состоялся.
Много дней прошло в томительном ожидании. Ночи становились длиннее, темнее. Солнце показывалось все реже. Скоро оно совсем распрощается с нами и спрячется на долгую полярную ночь.
Несмотря на это, мы вынуждены откладывать старт. Для полета на полюс необходима подходящая погода. Ведь даже ради пятнадцатиминутного путешествия с острова Райнера на Рудольф пришлось ждать около четырех суток.
Самолеты находились в полной готовности. При двадцатиградусном морозе, в пургу, в тумане летчики и механики не прекращали работу у своих машин. На каждую из них был погружен запас горючего на восемнадцать-девятнадцать часов полета и продовольствия на шесть месяцев. Мы знали, что вынужденная посадка в районе полюса заставила бы нас провести на дрейфующем льду долгую полярную ночь.
День уменьшался катастрофически быстро. Собираясь в кают-компании, мы часами обсуждали новые и новые варианты поисков экипажа Леваневского.
В конце концов было решено, что Мазурук останется в резерве на Рудольфе, а Молоков, Алексеев и я отправимся за полюс, подыщем хорошую льдину, устроим на ней базу и, летая над зарубежной Арктикой, километр за километром обследуем весь район возможной посадки самолета «Н-209».
Если же нам не удастся найти в центре Полярного бассейна удобный аэродром, тогда мы на трех самолетах обследуем зону до берегов Америки.
План был хороший. Смущал только рыхлый снег, обильно покрывавший купол Рудольфа. Сможем ли оторвать на колесах перегруженные машины?
На Рудольфе была только одна пара лыж, завезенная еще в прошлом году «Русановым». Рассчитывать на скорое получение лыж с материка мы не могли. Уже ударили сильные морозы, и ледяные поля преградили путь пароходам.
Я попросил Алексеева порулить по аэродрому. Если машина пойдет легко, значит можно лететь на колесах.
Самолет Алексеева с величайшим трудом прошел метров сто, да и то с помощью трактора.
Пришлось менять решение: на поиски экипажа Леваневского вылетит один флагманский корабль.
Весь состав экспедиции готовил машину к отлету. Прежде всего заменили колеса лыжами. Чтобы осуществить эту очень трудную операцию, мы предварительно слили все горючее из баков, а затем вливали его обратно. Приподнять машину удалось с помощью домкратов, для которых пришлось соорудить специальную площадку.
Во время смены левого колеса, не выдержав тяжести, сломалась нога домкрата. Механик Сугробов успел предупредить несчастный случай, крикнув:
– Прекратить работу у колеса!
Самолет неожиданно покатился назад. Нечеловеческими усилиями мы спасли машину. Но этим не кончились наши беды: крылья и лопасти винтов покрылись ледяной коркой. Сперва их очищали деревянными лопатами, потом с помощью кипятка и антиобледенителя. Немало помучились участники экспедиции и зимовщики с очисткой корабля от снега.
С согласия Шевелева я приготовился стартовать при мало-мальски сносной погоде. Но остров закрывало то густым молочным киселем тумана, то вихрями свирепой пурги.
Сколько раз измученные, огорченные мы возвращались с аэродрома на зимовку.
Готовясь к полету, я рассчитывал на полнолуние. В лунную ночь видимость достигает пятидесяти километров, и лететь можно совсем спокойно. Но луна показывалась лишь изредка, в разрывах облаков.
Наконец, шестого октября в двенадцать часов ночи над нами открылось чистое небо. Мы увидели ярко горящие звезды, а на востоке – затухающий серп луны.
Тотчас же мы собрались в кают-компании и принялись изучать ночную синоптическую карту. С запада шел циклон. Борис Львович предупредил, что погода может испортиться.
– Вылететь можно, но возвращение на Рудольф, вероятно, будет отрезано.
Слова Дзердзеевского заставили призадуматься. Солнце светило всего четыре часа, и мы должны были вылететь сейчас, ночью, с тем, чтобы вернуться на Рудольф засветло.
Первым заговорил Молоков. Он советовал воздержаться от полета. Алексеев и Мазурук поддержали его.
– Зачем рисковать еще восемью жизнями?-сказал Мазурук.-Если закроет купол, куда вы сядете?
– Здесь островов много, - ответил я, - не может быть, чтобы все закрыло. В худшем случае мы сядем в бухте Тихой или на острове Карла-Александра.
Спирин присоединился ко мне. Он горячо настаивал на немедленном вылете. Решающее слово оставалось за начальником экспедиции.
Марк Иванович внимательно выслушал всех нас.
– Задание должно быть выполнено, - обратился он к собравшимся.-Раз командир корабля и штурман уверенно говорят, что готовы итти в полет, нужно лететь.
…Трактор «Сталинец» медленно тащил в гору огромные сани, нагруженные людьми. Купол острова был открыт. Костры освещали аэродром. Колеблющееся пламя отбрасывало на снег косые тени от четырех самолетов. На крыше домика стоял небольшой прожектор. Его луч был направлен на флагманский корабль «СССР Н-170».
Как мухи облепили люди огромную заиндевевшую птицу. Вениками сметали снег с металлической обшивки, откапывали лыжи. Механики разогревали моторы. Товарищи двигались и работали молча. Выражение настороженности и тревоги не сходило с их лиц. Уже потом, в дни Великой Отечественной войны, перед отлетом в сложные бомбардировочные рейды я видел такое выражение на лицах многих боевых друзей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});