Они вошли в лабораторию. «Зеркало» представляло собой огромный, диаметром во всю комнату, рулон металла. Они прошли в него, как в спиральный лабиринт. Посередине стояло кресло, Ринго тут же в него уселся и принялся озираться по сторонам.
– Зачем мы сюда пришли? – промямлил он. – Что за дикое место? Я хочу в отель, хочу спать.
– Вот в кресле и поспишь, – строго сказал Джон.
Сухотин и Корнеев занесли в «зеркало» еще одно раскладное кресло и два стула. Вилен Петрович рассадил «битлов» спинами друг к другу, лицами к зеркальной поверхности.
– Оставляю вас тут, – сказал он и выключил свет. – Прислушайтесь к себе, расслабьтесь, теперь все зависит от вас.
– И не пугайтесь, если что, – от себя добавил переводивший Сухотин. – У нас здесь мыши. – Затем пьяно козырнул: – Бай-бай!
Они вышли. Джону почти сразу стало казаться, что «зеркало» начало пульсировать, становясь то темнее, то ярче. Он смотрел на его вогнутую поверхность и вяло пытался разглядеть в ней что-нибудь из ряда вон выходящее, но видел только собственное кривое отражение. «Алиса, ау! Впусти меня к себе», – позвал он мысленно, усмехнувшись.
Его отвлек негромкий писк. Джон глянул вправо, ожидая увидеть мышь. Но оказалось, это печальный Ринго тихонько посвистывает носом во сне. Слева, свернувшись в кресле калачиком, спал Пол. Джон обернулся назад. Джордж, забравшись с ногами, неестественно прямо сидел на стуле. Полуоткрытыми глазами он смотрел прямо перед собой, словно наблюдая и слушая кого-то в парсеках отсюда.
Его вид отрезвил Джона. Он устало прикрыл глаза. «И зачем я все это затеял? – подумал он. – К чему весь этот бред? Куда я хотел попасть? В мир, где меня застрелил сумасшедший маньяк? Если такой мир существует, то это не мой мир. Здесь я жив и здоров. И у меня полно дел. Мы только начали свой новый путь. А есть еще Шон и Джулиан. Почему же я так хочу заглянуть в Зазеркалье?»
Но тут он вспомнил свой давний сон, в котором он несся с Люси в небесную воронку, как бы наблюдая за собой со стороны, и хотел, сам, с каким-то гибельным восторгом, хотел в нее ухнуть! Вот и здесь, в России, они все время куда-то стремительно неслись, влекомые бешеным течением. Все куда-то мчалось, летело – непредсказуемо, невероятно, осталось только вылететь в иную реальность. «А хочу ли я в нее вылететь? – спросил он себя. И тут же ответил: – Нет, не хочу».
– Уверен, что не хочешь? – раздался вдруг чей-то низкий голос.
Джон распахнул глаза и увидел в зеркале перед собой лицо седовласого старика. То самое лицо, которое грезилось ему в детских снах.
– Уверен, – выдавил Джон из себя.
Старик помолчал, глядя на него так, словно видел насквозь.
– Не хочешь, – сказал он наконец. – Обратно, значит, не хочешь. А здесь?
– Что здесь? – спросил Джон, чувствуя, как под этим бездонным взглядом он словно сдувается, как проколотый шарик.
– Силенок тебе здесь хватит, спрашиваю?
– Не знаю, – отозвался Джон честно.
– Тогда держи, – усмехнувшись, сказал старик и выставил руки вперед ладонями.
И прямо из этих ладоней в грудь Джону ударил золотой клубящийся столб, наполняя его собой от макушки до пальцев ног.
Вжавшись в спинку стула, Джон накачивался этим светом, испытывая чувство, похожее на долгий-долгий оргазм. «Только бы не задохнуться, только бы не лопнуло сердце», – думал он, ощущая, как золотом набухает каждая клеточка его тела.
Вдруг где-то вдалеке раздались странные звуки, как будто на лошадь шлепнули седло, вставили ей в рот железный трензель, та всхрапнула, и пронзительный женский голос крикнул «Па-ашо-ол!!!»
Свет померк. Джон снова открыл глаза и понял, что некоторое время находился в забытьи, и в прошлый раз он открыл глаза не по-настоящему. Значит, это был сон – и старик, и золотой столб? Да, конечно. Но кое-что сном не было. Энергия. Джон чувствовал, что наполнен ею. Почти осязаемой и видимой энергией. Она казалась ему золотистой светящейся жидкостью, пропитавшей его насквозь, распирающей изнутри. Усталости как ни бывало, вместо нее – неумолимая жажда жить и творить. И чувство удивительной чистоты. Словно вся грязь, вся ложь, все ненужные привязанности и зависимости, накопленные им за сорок лет, растворились в этой золотой субстанции и исчезли навсегда.
– Встаем? – услышал он голос Джорджа.
Разбудив Ринго и Пола, они высыпали в коридор. Из комнаты напротив к ним вышел Корнеев. Поймав его вопросительный взгляд, Джон пожал плечами, мол, прости, брат, ничего не вышло…
Вместе они спустились в сторожку, где на топчане храпел Сухотин, и разбудили его.
– Ну, где побывали? – сразу спросил он.
– Да нигде, – усмехнулся Джон. – Зато отдохнули классно. Я сейчас горы готов свернуть.
– А это, между прочим, тоже действие зеркал, – заметил сторож. – Побочное. Накачка энергией. Такое уже было, Вилена спроси.
– Да я и так верю, – кивнул Джон. – Я чувствую. Слушай, дружище, – попросил он сторожа, – не в службу, а в дружбу – вызови нам машину. А мы пока на воздухе пройдемся.
– Идите, гуляйте, – кивнул тот. – Будет вам тачка. Корнеев вышел из института вместе с «битлами», чтобы
пойти домой отсыпаться. На прощание Джон пожал ему руку:
– Вилен, спасибо тебе. Я не побывал в других мирах, но, думаю, это и к лучшему. Ну, их, к свиньям, эти миры. Да и нет их, наверное, вовсе.
Вилен наморщил лоб. Он ничего не понял из этой тирады. Сообразив это, Джон махнул рукой, мол, не важно, и сказал по-русски по слогам:
– Спа-сьи-бо. Хо-ро-шо!
Над кедрачом Академгородка вставал поздний рассвет. Метель улеглась, и все вокруг дышало покоем и красотой. «Бит-лы» прогуливались по прилегающему к институту краешку прекрасного дикого леса. Где-то постукивал дятел. Джон и Джордж в приподнятом настроении шли впереди по тропинке.
Джордж рассказал, что тоже как бы подзарядился – это, впрочем, естественно при медитации. Только на сей раз, по его словам, она была какая-то особенная, словно он сидел на пару с самим Гаутамой. Пол и Ринго плелись позади.
– Ну вот, проспал я все перпендикулярные миры, – пожаловался Пол.
– Какие еще миры? – не понял Ринго.
– Да шут его знает, – отозвался Пол. – Ты как уехал, Джон и Джордж не прекращали разговоры с местными гениями. Про какие-то, понимаешь, струны и вилки, про полудохлых котов и миры. За ними сюда и поехали. А я все проспал.
– И что тебе снилось?
– Да ничего. Спал как бревно. Как кедр.
– Тогда тебе еще повезло, – заметил Ринго. – А мне гадость снилась, такая… – Он не нашел слов и повторил: – Гадостная.
– Что снилось-то? – вяло поинтересовался Пол.
– А что мы все-таки не соединились снова. Потому что Джона убили, а Джордж умер от рака.
– Ха! Это на тебя его вечная шуточка повлияла. Насморк схватит, и сразу: «Умираю от рака…» А я там живой был?
– Ты-то живой. Но лучше б ты помер, извини, конечно. Такая надутая сволочь… Разговариваешь со всеми через губу. Даже со мной. При этом ведешь себя как клоун. Поешь «битловские» песни старушечьим голоском и загребаешь бабки, какие нам и не снились.
– А что, вполне респектабельная старость, – ухмыльнулся Пол, но, заметив хмурый взгляд Ринго, оправдался: – Не, про нашу великую миссию я с Джорджем полностью согласен и увиливать не собираюсь. Только все ведь когда-нибудь кончается…
– Но главное не это, – продолжал Ринго задумчиво. – Главное, что вокруг все очень плохо было. Все воюют, друг другу глотки грызут – арабы, евреи… Даже русские и украинцы, представляешь? Лайнеры падают средь бела дня – и с концами. Весь мир опутала какая-то паутина паучья, не поверишь, хуже героина. Один китайский подросток так хотел из нее выбраться, что руку себе оттяпал.
– И часто тебе такая муть снится? Может, тебе к психотерапевту?…
Джон и Джордж остановились, поджидая друзей.
Музыкантам решила составить компанию симпатичная белка с черным пушистым хвостом. Она перебегала за ними по веткам, звонко цокала и выглядывала из-за деревьев.