в одном, то в другом месте слышался веселый разговор. Густые заросли ивы скрыли страстный шепот и звонкие поцелуи.
Под утро все небо заволокло свинцовыми тучами, на горизонте заиграли бледные молнии. Воздух огласился неумолчным пением птиц, потянуло сыростью. Слышно было как река, раз за разом ударялась об утес. Скоро на землю упали первые, крупные капли, а потом обрушился сильный ливень. Молодежь от костра со смехом кинулась под деревья. Платон с Дарьей побежали в хутор, не замечая ливня, блещущих молний и раскатистого грома. Шумное веселье утихло, берег реки опустел. Костер, залитый дождем, угас. Но скоро гроза прошла и на небосклоне опять засияло солнышко. После промчавшейся грозы стало свежо и прохладно.
— Мне пора домой, — тихо сказала Дарья перед расставанием.
— Встретимся завтра, чтобы прогуляться верхом на рысаках?
— С большим желанием, Платон.
— До завтра!
— До встречи!
На следующее утро Дарья, упершись ладонями в подбородок, ожидала у окна Платона. День обещался быть теплым и светлым. Нескончаемый свет утреннего солнца залил землю. Сильный ветер трепал ветви деревьев.
Платон появился неожиданно, изо всех сил осадив коня возле ограды. Увидев его, Дарья с веселым смеющимся лицом выскочила из хаты, вскочила на свою белую, словно лебедь лошадь и, огрев ее плетью, понеслась вперед. Косынка на голове девушки съехала на плечи, волосы растрепались.
— Вперед, Марта! — звонко воскликнула Дарья.
Всадники, проскочив мимо хат, легкой рысью выскочили за околицу. Дарья вырвалась вперед. Ее лошадь, стелясь по земле, скакала наметом. Платон едва поспевал за ней.
— Догоняй! — весело воскликнула девушка.
— Тише скачи! Не дай Бог лошадь споткнется и ты разобьешься! — крикнул казак.
Дарья придержала лошадь.
— Не говори глупости! — девушка надула губки. — Я держусь в седле не хуже любого казака.
И Дарья, весело смеясь, ускакала далеко вперед. Дарья летела как на крыльях. От быстрой скачки ее глаза заблестели, лицо раскраснелось. От нее веяло молодостью и весельем. Она сидела, как великолепная всадница. Казалось, что и девушке, и лошади нравилась бешеная скачка. Но в поле она чуть не выпала из седла.
— Ну вот, что я говорил? Ты расшибешься насмерть, если будешь носиться, как угорелая.
— Что поделаешь, если мне нравится быстро скакать. Оглянись вокруг, Платон. Какой простор, какая воля кругом!
И она, не подав виду, что испугалась, сохранила свой веселый, задорный тон. За полем, они перешли на легкую рысь, потом на шаг и соскочили на землю. Платон, обхватив Дарью за талию, закружил вокруг себя, потом опустил ее на землю и они, взявшись за руки, побежали под дерево и там долго говорили о будущей совместной жизни.
Животные, перебирая тонкими ногами, мотали головами и призывно ржали, торопя своих всадников. Задолго до вечера Платон с Дарьей вскочили на своих рысаков и продолжили конную прогулку. Впереди низко пригнувшись к луке, лихо скакала во весь опор Дарья. Из-под копыт ее лошади летели клочья травы и комья земли. Хотя Платон скакал не хуже любого казака, но он, опасаясь за Дарью, намеренно не обгонял ее, чтобы сдержать ее от сумасшедшей скачки.
Перед самым хутором разгоряченные скакуны перешли на легкую рысь. Домой молодые возвращались в радостном молчании. Воздух был мягок и пахуч.
— Ты слишком опасно скачешь. Если с тобой что-нибудь случится, я не переживу.
— Ну что ты преувеличиваешь.
— Не рискуй собой больше. Обещаешь тише скакать?
— Обещаю!
— Я вечером приду к тебе.
— Приходи.
Казак облил взором нежное личико девушки, и они разъехались в разные стороны.
Войдя в хату, Дарья увидела, что мать сидит, уронив голову на стол. Хотя было тихо, но дочь поняла — мать плачет. Она взяла распечатанное письмо, вынула листок и, пробежав по нему глазами, всплеснула руками. От нестерпимой жалости сердце девушки захолонуло. Письмо было из Новочеркасска
— Мама, бабушка умерла? — шепотом спросила Дарья
— Да, — приглушенно ответила Анастасия Васильевна.
— Мне очень жаль, мама. Я так и не увидела нашу бабушку.
Дарье стало неудобно за свое предыдущее веселое настроение. Когда она звонко смеялась, ее мать в это время горько плакала. Опечаленная дочь ушла в свою комнату.
Вечером в окно постучал Платон.
— Пойдешь на утес?
— Не могу, Платон, у нас бабушка умерла в Новочеркасске.
— Жаль, я сочувствую, — с чувством соболезнования сказал он.
— Давай не пойдем на утес, просто посидим на лавочке, — грустно проговорила Дарья.
Платон искренно обрадовался.
— Хорошо.
Девушка предупредительно изогнула тонкие брови:
— Только не долго посидим.
Тихий день склонился к вечеру. В светлых сумерках зазвенели стрижи. Дарья, доверчиво прижалась к Платону, не сводя с него нестерпимо синих глаз. Ее дыхание стало коротким. Она сделалась тихой и задумчивой.
Немного посидев, девушка грустно сказала:
— Платон, мне жалко маму, я не могу долго сидеть с тобой. Иди, завтра увидимся.
— Но мне не хочется с тобой расставаться.
— Мы же ненадолго расстаемся.
— Все равно не хочется. Мы скоро будем вместе?
Дарья, еще теснее прильнув к Платону, горячо прошептала:
— Скоро!
— Скорей бы, — тихо отозвался он.
— Давай досмотрим закат? Уже недолго осталось, скоро стемнеет.
— Давай!
— Какой хороший вечер, даже не верится, что где-то идет война.
Они залюбовались чудесными переливами вечернего неба. Солнце последним лучом скользнуло по верхушкам деревьев. На реке несколько девичьих голосов затянули грустную песню. В узкой полосе гаснущей зари неутомимо носились ласточки.
***
Сумеречным утром Перелыгины на пасеке готовили к следующему сезону инструмент, рамки, улья. Большая пасека Перелыгиных стояла самом краю поля возле густых лип. В самый разгар работы Платон увидел скачущего вдалеке быстрой рысью всадника.
— К нам кто-то скачет! — крикнул он отцу.
— Это Иван Чернавин, — поднес руку к глазам Семен Алексеевич.
Подъехав к Перелыгиным, Иван резко осадил коня.
— Здорово дневали!
— Слава Богу! — просто ответил Семен.
— Прохор Селенин в Вороньей балке заметил большой отряд красногвардейцев. Атаман распорядился отправиться туда на разведку.
Перелыгины быстро собрались и вместе с Чернавиным быстрой рысью понеслись к лесу, где их поджидал Прохор Селенин.
Казаки вошли в сумеречный лес. Впереди всех на коротких ногах бежала лохматая собака Селенина. Деревья глухо шумели редкими листочками. Свет и тени перемежались в темном лесу. Пахло затхлой травой и опавшими листьями. Где-то в глубине леса тревожно ухал филин.
В полдень казаки вышли к балке, где на огромных осинах густо висели вороньи гнезда. Птицы, громко каркая и перелетая с дерева на дерево, раздражали казаков.
— Вон они! — тихо воскликнул Селенин — Их не меньше трех сотен будет.
— Надо уходить пока нас не заметили.
— Разворачивайте коней!
В хутор казаки вернулись, когда уже совсем стемнело. Платон оставил коня на конном дворе и тут же ушел к Дарье. Через