— Я сделаю все, что будет нужно, — вкрадчиво подтвердила я, легонько поглаживая его руку и не прерывая зрительный контакт. — А вы меня защитите, правда? Не позволите никому меня обидеть?
— Не позволю… — заторможенно подтвердил он, а потом резко и глубоко вдохнул мой запах, словно занюхнув дорожку кокаина. — Я никому не позволю тебя тронуть. Ты останешься здесь, потому что там снаружи… слишком опасно. Тебе нельзя уходить отсюда.
— Конечно, я останусь с вами, — заверила его я. — Вы же такой сильный и храбрый, детектив. Вы мой герой.
Эти слова оставили у меня во рту горьковатый привкус пепла. Сильный и храбрый герой с пятнами крови омег по всей квартире. Мне пришлось приложить усилие, чтобы мой сладкий восторженный запах, действовавший на его подсознание, тоже не начал горчить.
— Да, я… я обязательно сумею тебя защитить, — горячо заверил меня он, сжимая мою руку в ответ. — Твой огонек… твой огонек никогда… О, Зверь, Хана, ты так вкусно пахнешь.
Он подался навстречу, и я едва сдержалась, чтобы не отшатнуться от него. Его пальцы пробежались по моей шее, гладя и чуть пощипывая кожу над ароматической железой, отчего та на уровне рефлекса выбросила еще больше феромонов.
— Я всегда этому поражался, — признался он, явно уже не вполне себя контролируя и понимая, что говорит и делает. — Мы с вами так похожи, но вы совсем другие. В вас есть эта… божественная искра, да? Этот… огонек. — Он сжал пальцы сильнее, больно ущипнув меня за шею, и тут я уже не смогла сдержаться и дернулась, но он держал меня крепко, смотря мне в лицо каким-то неадекватно восторженным взглядом. — У некоторых он горит особенно ярко, особенно… вкусно. Знаешь, почему я пошел работать в полицию, Хана? Там их много. Огоньков. Они хранят их под замком, но если знаешь как, к ним можно легко подобраться. Бестии думают, что я не чувствую, как они пахнут, но они ошибаются. Я всегда чувствовал. Еще с юности. Я должен был стать альфой, понимаешь? Я должен был обладать собственным огоньком… но почему-то у меня его так и не появилось. Поэтому омеги никогда не обращали на меня внимания. А она… обратила.
— Кто? — спросила я, не в силах пошевелиться, ощущая его дыхание на своей шее и его пальцы, терзающие кожу над моей ароматической железой до красноты.
— Та девочка. Та бедная обдолбанная девочка. Для нее я был героем. И она… поняла, чего я хочу. Она была не против, и я чувствовал себя таким счастливым из-за того, что она дала мне прикоснуться к своему огоньку.
Гаррис наклонился, и я со сковывающим меня по рукам и ногам отвращением ощутила его влажные жадные губы на своей шее. Он сосал и покусывал мою кожу, втягивая в себя мои феромоны, забирая уже куда больше, чем я хотела и планировала отдать. Это было унизительно и страшно, но мое тело — кажется, от шока — отказывалось мне повиноваться.
— Пожалуйста, — прерывисто выдохнула я, ощущая, как вокруг сгущается темнота, которую у меня никак не получалось разогнать.
— А потом ее забрали у меня, — продолжил бормотать он, тесня меня к стене, пока отступать стало совсем некуда. — Этот ублюдок-кардинал забрал у меня мое счастье, мою сладость, мою восхитительную девочку. Она так вкусно пахла, Хана, один ее запах заставлял меня ползать у ее ног, но когда она позволяла… позволяла касаться ее огонька, я был словно в объятиях Великого Зверя… С другими этого не повторялось. Они смеялись надо мной и они пахли… мерзостью. Мерзостью и развратом. А ты пахнешь весенними цветами, Хана. Пахнешь сочной сладостью и целомудренной терпкостью. Твой альфа никогда тебя не заслуживал, он бы… никогда не смог по достоинству оценить столь восхитительный аромат… столь яркий огонек… — Он вдавил меня в стену, сжав двумя руками за шею. Почти перекрыв мне дыхательное горло, он иногда ослаблял хватку, давая мне схватить немного воздуха посиневшими губами и снова впиваясь мокрым ртом в мою измученную его зубами, пульсирующую от боли плоть.
— Отпустите, — жалобно прохрипела я. — Мне больно… детектив…
— Прости… Прости, я не могу сдержаться. Ты такая… восхитительная, Хана. Ты лучшая омега из всех, что были здесь за последние месяцы. Эти тупые стервы получили по заслугам, но ты… твою сладость я впитаю в себя до капли и это будет… приятно для нас обоих.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Внезапно он одним неуловимым ударом по коленям сбил меня с ног, и я сползла на пол, увлекая его за собой. К тому моменту мое тело уже совершенно размякло и отяжелело, и от боли в саднящей шее, что была всему причиной, я едва могла думать. Если бы существовало возбуждение наоборот — все нарастающее чувство омерзения, ужаса и боли, готовящееся разрядиться вспышкой ломающих кости судорог во всем теле, — то я бы сказала, что сейчас испытываю именно его.
— Отдай мне его, — скользил его шепот по моей шее. — Отдай мне его весь, Хана.
Ощущая, как у меня по щекам текут слезы, я тем не менее не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. То, что альфы способны были сделать с нами своим запахом, этот человек делал своими зубами, и я готова была поклясться, что чувствую, как моя кожа расходится под ними, рвясь и кровоточа.
— Йон… — беспомощно и почти неосознанно позвала я, слабо царапая ногтями пол.
— Он тебя больше не получит, — проворчал Гаррис. — Теперь ты только моя. Я спас тебя, а значит ты принадлежишь мне. — С этими словами он укусил меня, глубоко запустив зубы в мою плоть, и я закричала, почти сразу сорвавшись на хрип.
— Ты должна быть мне благодарна, Хана. Я спас тебя, — недовольно пробормотал он, утирая мою кровь со своих губ. — Ты будешь послушной девочкой, правда? Хорошей послушной девочкой? Ты будешь моим новым огоньком?
Я почувствовала, как он ногтями расковыривает ранку от собственных зубов у меня на шее, словно пытаясь добраться до мяса и моей пульсирующей феромонами железы, и от ужаса происходящего мое сознание помутилось, а в следующую секунду я вдруг ощутила, как его пальцы дернулись назад.
— Какого… хрена? Что… что с твоим запахом? Что ты…
С трудом приоткрыв глаза, я увидела, как он сполз с меня, держась за собственное горло. Его лицо покраснело, словно он вдохнул жгучего перца или чего-то подобного. Ничего не понимая, я наблюдала за тем, как он вздрагивает всем телом, а потом внезапно осознала, что больше не чувствую собственного запаха — его сменил полный ревущей ярости запах моего альфы. Еще никогда на моей памяти он не был таким сильным, таким… свирепым и всеподавляющим. Казалось, если бы он мог обратиться кислотой, то выел бы этому человеку лицо.
Тело по-прежнему плохо слушалось — плохо, но достаточно для того, чтобы я отползла спиной назад, одной рукой зажимая собственную кровоточащую шею. Не видя, куда двигаюсь, я врезалась плечом в стол и сбила с него пустую кружку из-под чая. Ударившись об пол, та разбилась на несколько частей, и я была готова поклясться, что не думала и секунды перед тем, как схватить один из них.
Гаррис пытался сесть, но пока у него это плохо получалось. Феромоны альфы были слишком сильными, и ему с его особенным обонянием, которое он столько лет ото всех скрывал, было куда тяжелее бороться с ними, чем обычному человеку. И все же я понимала, что надолго это его не задержит.
Запах Йона придал мне сил, а его ярость, казалось, полностью подчинила меня себе. Хотя, кого я обманываю — я сама хотела сделать абсолютно то же самое. И прежде чем иные мысли и сомнения успели оформиться у меня в голове, я загнала керамический осколок в шею Гарриса, резко и глубоко двинув им внутри.
— Вот тебе твой огонек, сволочь, — выдохнула я и совершенно без сил повалилась на спину рядом с ним. Какое-то время он еще дергался и булькал у меня под боком, а потом наступила тишина.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Глава 14. Друг
Не могу с уверенностью сказать, как долго я лежала на полу, но в какой-то момент мне стало неуютно и холодно, и я осознала, что половина футболки, которую я позаимствовала из комода в спальне Гарриса и надела после душа, пропиталась остывшей и неприятно холодящей бок кровью. Только тогда я поднялась на ноги и позволила себе в полной мере осознать произошедшее.