двое — домовыми. Фергюса среди них не оказалось.
Сержант Пауль Мейер много повидал на своем долгом веку и выполнил не один приказ, полученный от Совета XIII. Он часто рисковал своей жизнью и, случалось, ходил по колено в крови. Но воевать со стариками и детьми он не привык. Гном считал себя не убийцей, а солдатом. Ему приказывали — он убивал, не задумываясь. Но становиться палачом он не собирался. Поэтому он удержал бойцов, которыми командовал, и, стараясь не быть грубым, сказал:
— Вам нечего опасаться, если вы не вздумаете оказать сопротивления. Нам нужен только эльф Фергюс. Скажите, где он, и ни о чем не беспокойтесь.
— Повелителя Фергюса нет на острове, — ответила Скотти. Она единственная из всех сохранила присутствие духа, если не считать Аластера, который продолжал наносить мазки на холст. Как домовой и говорил, он ничего не видел и не слышал, когда его увлекал творческий процесс. — И мы не знаем, где он может быть. Даю тебе слово, офицер.
— Я сержант, — ответил польщенный повышением в чине Пауль Мейер. Он был склонен поверить старухе. Она смотрела на него глазами, полными ужаса и желания ему угодить. Но на всякий случай он грозно предупредил ее: — Смотри, не ври мне! Не то я пристрелю тебя, как взбесившегося пикси.
— Как я посмела бы, сержант! — испуганно воскликнула Скотти. — Повелитель Фергюс улетел еще утром. Ведь это правда, капитан Уолрик?
Но старый моряк, к которому она обратилась, не смог произнести ни слова. Он действительно был смертельно напуган. Когда он увидел наставленные на него дула автоматов, то сразу потерял недавнюю браваду. И, если бы от этого сейчас зависела его жизнь, то он не сумел бы даже встать со скамьи, настолько ослабели его ноги.
На помощь отважной старушке неожиданно пришла Оливия.
— Скотти говорит правду, — сказала она. Голос девушки дрожал, однако она не опустила глаз под проницательным взглядом сержанта, в котором не было ничего человеческого. — На острове никого нет, кроме нас.
— Всем выйти, — приказал Пауль Мейер. Девушка была слишком юна и худа, и, вдобавок, она была человеком, чтобы вызвать его интерес. Однако сержант оценил по достоинству ее пышные рыжие волосы и стройные ножки, которые не могли скрыть узкие обтягивающие брючки. Поэтому он великодушно заявил: — Я вам верю. Но мы все-таки обыщем остров, и если ничего не найдем, то…
— Сержант, отставить! — произнес, входя в комнату, Филипп. — Приказы здесь отдаю я, или ты забыл?
— Никак нет, командир, — отрапортовал сержант, приложив руку к каске. Глаза его остекленели, а голос стал бесцветным, потеряв даже намек на индивидуальность. — Виноват!
Но Филипп уже не слушал его. Он внимательно разглядывал Оливию. Вдруг его тонкие губы раздвинуло подобие улыбки.
— Какая встреча! — радостно произнес он. — Incredibili dictu! Невероятно!
Оливия побледнела. Она тоже узнала рарога. И беспомощно посмотрела на Скотти, словно прося у нее защиты.
— Кто это? — шепотом спросила Скотти. — И откуда он тебя знает?
— Это он преследовал меня с Альфом в кампусе, — так же тихо ответила Оливия. — Но кто он, я не знаю.
— Но ты меня узнаешь, — пообещал, услышав последние слова девушки, Филипп. Он хищно улыбнулся, скривив свой горбатый нос, из-за чего стал похож на отвратительного стервятника с его узковатым и длинным клювом, голой шеей и морщинистым лбом. — Это я тебе обещаю!
Он подошел к Оливии и цепко схватил ее за руку. Девушка вскрикнула от боли.
— Не трогай ее, — потребовала побелевшими губами Скотти. И напомнила: — Тебе был нужен Фергюс. При чем здесь девочка?
— Возьмем ее с собой вместо Фергюса, чтобы Джеррик был не слишком разочарован, — сказал, обращаясь к сержанту, Филипп. На слова старухи он не обратил внимания. — И, кроме того, я славно развлекусь, пока мы будем возвращаться.
— Так точно, командир! — ответил, понимающе ухмыльнувшись, сержант. — На правах военной добычи. После взятия города три дня на разграбление. Это древний закон. Может быть, что-нибудь достанется и моим ребятам?
— Все может быть, — неопределенно пообещал Филипп. И, обращаясь к девушке, насмешливо сказал: — Идем, femina!
Оливия пыталась сопротивляться, но силы были неравными. Увлекаемая Филиппом, она сделала шаг по направлению к двери. И жалобно, словно умоляя, произнесла:
— Скотти!
Внезапно Скотти дико закричала и, выхватив из ящика стола большой нож, которым она обычно резала рыбу, замахнулась на рарога.
Но Филипп опередил ее. Отпустив Оливию, он перехватил крошечную ручку Скотти и согнул ее, словно тростинку. Раздался громкий хруст сломанной кости. На лету подхватив падающий нож, Филипп вонзил его в шею старушки. Кровь брызнула фонтаном, залив стены комнаты. Несколько капель попали даже на картину Аластера, и, не заметив, он тут же размазал их по холсту.
Скотти даже не вскрикнула, ей мешал нож в горле. Ее колени подогнулись, и она рухнула на каменный пол, словно маленькая кукла.
Неожиданно в комнате раздались тихие всхлипывания. Это плакал капитан Уолрик. Он не отводил глаз от Скотти, а крупные слезы стекали по его морщинистым щекам, словно оставляя на них глубокие борозды. Его плач вызвал раздражение рарога.
— Заткни его, — приказал он сержанту.
Пауль Мейер сделал короткий выпад автоматом, который он держал в руках. Остро наточенный штык легко вошел в сердце старого моряка. Он умер мгновенно. И упал рядом со Скотти.
Оливия вскрикнула и, потеряв сознание, мягко опустилась на пол, по которому текла кровь двух стариков. Рарог брезгливо прикоснулся к девушке носком сапога, чтобы убедиться, что она жива. Оливия тихо застонала.
— Подними ее и отнеси на адмиральский фрегат, — приказал рарог сержанту.
— В твою каюту, командир? — спросил тот.
— Нет, — подумав, ответил Филипп. — Она мне там все перепачкает кровью. Найди какое-нибудь помещение в трюме. Да не забудь поставить часового. А то твои ребята могут оказаться не такими брезгливыми, как я.
— Это точно, — ухмыльнулся Пауль Мейер. — В море выбирать не приходится.
В комнату заглянул один из солдат и доложил:
— Остров зачистили. Никого не нашли.
Сержант спросил у рарога:
— Будем ждать Фергюса?
— Не имеет смысла, только даром потратим время, — отмахнулся Филипп. — Он сам придет к нам. Если не за внуком, так за этой девчонкой.
Переступив через неподвижные тела, лежавшие на полу, он вышел из комнаты. Следом ушел сержант с Оливией на руках.
В комнате остался только Аластер. Он продолжал яростно наносить кистью мазки на холст. В слепом художнике неожиданно проснулось вдохновение. Слишком давно он творил, словно ремесленник, только из чувства долга или от скуки. И сейчас он чувствовал себя счастливым.
Глава 4
Альф сидел в позе лотоса на каменном полу и, закрыв глаза, вспоминал о