- Самаэль, - в отчаянии шептала она, - лучше бы ты оставался подонком, но живым подонком.
Иногда он улыбался ей в ответ, только едва ли он слышал ее слова, и улыбался скорее тем видениям, что возникали перед его мысленным взором. Его мертвые крылья она отнесла в сторону и спрятала за камнями. Грерия не решалась ни похоронить их, словно бы это означало начать хоронить его самого заживо, ни оставить их на виду, потому что это были его части, его плоть и кровь.
- Грерия, - он пришел в себя, - обещай мне, что уйдешь, если придут гончие или василиски.
Она молча покачала головой.
- Они редко появляются вблизи врат.
- Но если появятся... - горло его пересохло, и он закашлялся.
- Тебе не стоит говорить, - с тоской произнесла она, глядя на то, какие страдания ему доставляют слова.
- Грерия, - он снова что-то хотел сказать, но сознание опять покинуло его, и голова бессильно обвисла на ее руках.
- Если б я могла, - прорычала она, - я бы насильно оттащила тебя в ад, глупец. Наверное, Аба еще мог бы тебя спасти. А он мечтает о небе, болван, когда у него даже крыльев уже нет. - Грерия сокрушенно заплакала. Насколько проще было смотреть на свою старость и свое умирание, чем на конец дорогого человека. Ведь тогда ей никто не был дорог, и нечего было терять, кроме собственных амбиций. А теперь, теперь все было иначе, когда на ее руках лежал Самаэль. Она подумала о Софии и Уцуре, и ей вдруг стало жаль несчастную девушку, и она почувствовала себя виноватой за то, что с ней произошло, потому что это ее, Грерии, козни помешали той стать счастливой. Она была ведьмой, и всю свою жизнь несла за собой страдания, смерть и разрушения, так или иначе, и вот теперь ее саму постигла та же участь, что было вполне справедливым. Сейчас, на руках с умирающим ангелом, она ощущала полную меру раскаяния, только изменить уже ничего не могла, бессильные слезы застилали ей глаза, но она все еще слышала его сердце, и это было последней ее радостью.
Зарево по-прежнему освещало горизонт, когда она открыла глаза и поняла, что незаметно для себя самой, провалилась в сон. Не найдя рядом Самаэля, Грерия не на шутку встревожилась, и поначалу в ее голове даже возникла безумная мысль, что пока она спала, он полностью растворился, исчез, и его прах унесло ветром. Но потом она отогнала глупости прочь из своей головы и попыталась обнаружить на земле хоть какие-то следы, кляня себя за то, что заснула. Ветер и пыль занесли все вокруг, так что следы, если они и были, уже невозможно было отыскать. Неподалеку от нее все также лежали за камнями его крылья, и дальше, чуть впереди виднелся открытый проход во вратах. Возможно, он виден был только ей, потому что она больше не принадлежала этому миру. Грерия еще раз осмотрелась по сторонам и шагнула вперед: в крайнем случае ей придется попросить помощи у Уриэля, и если и ангелы ничего не найдут, значит, ей останется принять то, что пока она спала, Самаэль полностью растворился в пустыне. Только его крылья никак не сочетались с этой идеей, потому что они хоть и отпали, но оставались лежать целыми на земле. Грерия неуверенно побрела к вратам, измученная и едва ли отдохнувшая после короткого сна. Когда она прошла сквозь стену, проход за ней тут же закрылся, и Грерия даже испытала легкий испуг, подумав о том, что не сможет вернуться обратно. Ей пришлось зажмуриться от ударившего яркого света. Немного проморгавшись, она поняла, что снаружи яркий солнечный день, и над ней, наконец, вместо вечного зарева, простирается чистое голубое небо, такое, о каком мечтал падший. Она тяжело вздохнула и все же нашла в себе силы дотащиться до ручья, упасть возле него на колени и начать жадно пить прохладную воду. В сравнении с адскими эти земли были просто обетованными.
Когда она наконец напилась и умылась, и отерла подолом своего платья лицо, то обратила внимание, что в траве, недалеко от нее, что-то лежит, и осторожно направилась в ту сторону. Она узнала его руки, ноги, и лицо, они все еще были целы, и даже язвы вокруг губ затянулись, а грудная клетка, к ее радости, продолжала мерно вздыматься и опускаться вниз. Грерия прильнула к его груди, слушая ровные удары сердца. Когда она отняла голову и взглянула ему в лицо, глаза его были открыты и с детским восхищением смотрели в голубое небо.
- Что произошло? - Спросила она.
- Не знаю, - ответил он хриплым голосом, но все же он мог уже говорить. - Мне захотелось на прощанье увидеть хотя бы кусочек настоящего неба, и я пополз к вратам, а дальше я ничего не помню. Помню только, что очнулся здесь в траве, рубашка на груди мокрая, меня больше не мучает жажда, и это прекрасное голубое небо над головой, и солнце, - он улыбнулся, - настоящее солнце. Я было подумал, что умер, но когда увидел тебя, решил, что это просто сон.
- Это не сон, - сквозь слезы улыбнулась Грерия, - мы действительно снаружи, и ты выглядишь намного лучше. Позволь мне взглянуть на твою спину.
Самаэль с трудом приподнялся и Грерия, волнуясь, подняла его рубашку. На том месте, где раньше были перепончатые крылья, теперь красовалась гладкая человеческая кожа и нормальные здоровые лопатки. Грерия радостно рассмеялась и не могла остановиться, пока Самаэль удивленно и вопрошающе смотрел на нее.
- У меня что там, выросли цветы? - Наконец спросил ее он.
- Нет, - счастливо улыбаясь, отозвалась она. - Ты - человек. Красивый здоровый человек.
- Как все остальные обычные люди наверху? - Не веря, спросил он. - Как ты? - Его карие глаза с нежностью остановились на Грерии, и он провел пальцами по ее запавшей щеке. - Ты столько вынесла из-за меня.
- Это неважно. - Покачала она головой, накрывая его ладонь сверху своей. - Важно, что ты жив, и свободен.
- Только как это могло произойти? - Он посмотрел на себя, на свои руки, а затем на Грерию. - Этого ведь не должно было случиться.
- Жертва, - услышали они голос, и одновременно повернули головы. Рядом с ними стоял Уриэль, глядя на возрожденного человека.
- О чем ты говоришь, Элли? - спросил Самаэль.
- О том, что готовность пойти на жертву ради другого определила твою судьбу, вернее, изменила ее. - Он присел рядом с ними на камень. - Да, предыдущие падшие раскаивались в содеянном, мучились от кошмаров, которые сотворили собственными руками и вконец сходили с ума от причиненного самими же горя. Ты же, Самаэль, единственный готов был пожертвовать собой для того, чтобы спасти ее. - Он указал на Грерию. - И эта искренняя и бескорыстная жертва изменила все.
Они оба смотрели на него, как дети.
- И ты, ведьма, - усмехнулся он, - тоже изменила свою судьбу, пусть и не совсем честным путем, - произнес он, намекая на ее сделку, - но ты тоже готова была пожертвовать всем ради него. Я бы сказал, что это чудо, и, поверьте, давно я не видел чудес в аду или на границе с ним, если не считать Лили, - вздохнул ангел, вспоминая девушку, которую им так и не удалось спасти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});