Лео нежно гладил разгоряченное женское тело, просил прощения каждым прикосновением губ.
Он целовал долго, глубоко, неторопливо, пропуская сквозь пальцы светлые шелковистые волосы, временами зарываясь в них и вдыхая одуряющих аромат. Он не торопился и не спрашивал, потому что понял все по прерывистому дыханию, рукам, обвивающим шею, телу, прижимающемуся к нему.
Она отвечала ему, тянулась губами, обхватывала плечи, выгибалась струной, а он осторожно оставлял следы поцелуев на шее и груди. Это было состояние полной оторванности от реальности.
Наслаждение было таким острым, что с его губ слетел тихий вскрик. А Даяна задрожала, прижимаясь к нему все сильнее и как в забытьи, шепча его имя.
А после он оплел ее руками, сжал с силой и шепнул, легонько прикусив мочку уха:
— Выходи за меня! Нам ведь хорошо вдвоем, я стану заботливым отцом для Солы.
От его слов Даяна замерла, широко распахнув глаза и беспомощно хватая ртом воздух. Она тут же перекатилась на край кровати и села.
— Что с тобой? — спросил Лео, положив руку на ее бедро.
— А как же твоя любовь к погибшей невесте? — дрогнувшим голосом спросила Даяна.
— Так я же и не говорю о любви. Я стану для тебя нежным и верным мужем, а что еще нужно для крепкого брака?
Даяна подскочила и, запахнув на себе домашний халат, проговорила:
— Уходи!
— Что? Что опять я не так сказал? — непонимающе уставился на нее Лео.
— Уходи и больше никогда не появляйся в моей жизни!
Канцлер поднялся, натянул на себя рубашку и штаны и пошел к двери.
— Я честен перед тобой. После смерти моей невесты что-то сломалось внутри меня, теперь я в принципе неспособен любить, но дать тебе свое имя и заботу мог бы.
Он открыл дверь и услышал сдавленный всхлип.
— Я не смогу снова жить без любви. Это слишком больно, — то ли прошептала, то ли выдохнула она.
Хлопнув дверью, Лео вышел в коридор. В темноте он долго пытался найти свою комнату. Ему бросился в глаза слабый свет из открытой впереди двери.
Сола сидела в кресле, поджав под себя ноги.
— Почему ты не спишь? — удивленно спросил Лео.
— У вас с мамой ничего не выходит, да? — вопросом на вопрос ответила девочка.
Он вошел в комнату и тяжело опустился в соседнее кресло.
— Жизнь — сложная штука. У нас не всегда получается так, как мы хотим, — развел он руками.
— Мама изменилась с вами, — проговорила Сола. — Ей словно не хватает смелости стать счастливой.
Лео молчал, он не знал, как говорить с ребенком о таких взрослых вещах.
— Получается, мы больше не увидимся? — он поймал растерянный детский взгляд.
— Сола, — он посадил девочку себе на колени, — несмотря на наши отношения с твоей мамой, я всегда останусь тебе другом. Ты можешь обращаться ко мне, если что-то понадобится тебе или маме. Я буду рад видеть тебя в своем доме, да и Гром тоже.
Девочка окинула его изучающим взглядом.
— А можно я подарю вам на память одну вещь?
— Конечно, — улыбнулся Лео.
Соскочив с колен, Сола подошла к шкатулке, лежащей на столе, и извлекла из нее серебряный медальон.
— Возьмите, — протянула она украшение. — Там внутри мамин портрет. Его нарисовал Айзек. Он говорил, что всегда видел маму только такой.
Лео удивленно поднял бровь вверх.
— Спасибо большое, Сола, но почему ты не называешь Айзека отцом? — спросил он.
— Он не мой папа, — пожала плечами девочка. — Мама рассказывала, что мой настоящий отец не мог жить с нами. Она вышла замуж за Айзека, когда уже была беременна мной.
— Вот как! Я не знал.
Несколько мгновений Лео размышлял над словами Солы, потом, опомнившись, проговорил:
— Спасибо тебе еще раз за подарок, — он заключил девочку в осторожные объятия и поцеловал в макушку.
Глаза предательски защипало от набежавших слез.
— Если хотите, я открою вам портал, — сказала она, прижимаясь щекой к его груди. — Где бы вы хотели оказаться?
— В Сент-Лионе. Только там я чувствую себя по-настоящему счастливым.
Глава 48
Лео вышел из портала и поднялся по белоснежным ступеням мраморной лестницы. Над деревьями ярко, словно начищенная медная миска, сияло солнце. Холодный ветерок вокруг был насыщен густым пряным запахом трав и цветов. Утро было ласковое, необычайно красивое, и ему это показалось утонченной жестокостью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Боковым зрением он заметил фигуру на террасе. Гертруда сидела в кресле, теплая накидка, укутывающая ее ноги, спускалась мягкими складками до самого пола. Прислонившись затылком к спинке, она, казалось, спала, или делала вид, что дремлет. Лицо ее при этом выражало глубокое спокойствие. И только по дрожащим ресницам, он понял, что тетушка не спит. У ее ног сидел Гром, положив морду на лапы. Увидев хозяина, он тут же поднял голову.
— Доброе утро! — Лео тяжело опустился в кресло напротив.
Гертруда медленно открыла глаза и посмотрела на него так, будто никогда прежде не видела.
— А радует ли утро тебя? — с интересом в голосе спросила она.
— Меня — нет, — Лео запустил руку в волосы, словно желая избавиться от навязчивых мыслей, затем, немного помолчав, добавил. — Как же я устал! Совсем вымотался.
Лицо Лео в этот момент было бледным и изможденным.
— Наверное, я просто не создан для семейной жизни.
Гертруда скептически хмыкнула, но переубеждать не стала.
— Что такое жизнь, Лео? — начала говорить она. — Это рутина, временами перемежающаяся моментами радости и горя, ликования и скорби, блаженства и страдания. А еще жизнь — это любовь. И не всегда любовь понятна людям. Судьба преподносит человеку подарки и порой ему нужно лишь протянуть руку и взять их, но нет же — человек сам придумывает себе проблемы и проходит мимо настоящего чувства.
— О чем ты? — Лео повернулся, удивленный длинной тетушкиной тирадой. — Я никогда не был баловнем судьбы. Мне с самого рождения твердили, что я обязан быть сильным, что должен своими силами добиваться уважения и любви. И вот я нашел ту, с кем мечтал состариться. Не сразу осознал, что это любовь, но когда понял, решил, что никогда не отпущу. Я был безумно счастлив! Наверное, в тот момент не было во всей Эмпирии человека счастливее меня.
— Времена меняются… Боль унимается…Жизнь продолжается… — спокойным тоном продолжила Гертруда.
— Неправда, боль со временем никуда не уходит, а только притупляется! — воскликнул Лео. — Моя любимая сгорела, а вместе с ней сгорели все надежды на счастье. А ты говоришь о подарках судьбы.
Он замолчал, уставившись на кончики своих сапог, а потом вдруг начал хлопать себя по карманам, словно что-то искал.
— Подарки… Сола дала мне на память медальон.
Он достал из кармана украшение, ярко блеснувшее на солнце.
— Пора открыть глаза, чтобы увидеть то, что скрывало время… — замысловато произнесла Гертруда.
— Девочка сказала, что здесь портрет Даяны, — тихо проговорил он.
Руки почему-то не слушались и дрожали. Застежка щелкнула, а потом весь мир поплыл перед глазами. Казалось, небо всей тяжестью рухнуло ему на голову. Лео схватился за край стола, боясь упасть. Его бросило в холодный пот, по спине поползла ледяная струйка. Мозг отказывался принимать открывшуюся перед ним реальность, сердцу было мало места внутри. Оно с силой стучало в груди, словно пыталось выскочить наружу как птица из клетки, а потом дернулось и вдруг затихло.
Он сделал несколько судорожных вдохов, но сердце пропустило удар.
«Нет! Глупое сердце не останавливайся. Я должен снова увидеть любимую. Давай же, стучи!»
И упрямое сердце отозвалось:
«Тук, тук».
— За что же ты так со мной? — только и смог выдавить он. — Я ведь сдержал обещание и вернулся.
— Вы, право, же убили ее своим письмом… — как сквозь толщу тумана доходил голос Гертруды.
Невидящими глазами он посмотрел на тетушку.
— Клянусь, я писал о своей любви. Я обещал, что мы скоро снова будем вместе, — севшим голосом произнес он.
— Содержанье письма закрутила спиралью тьма, — тихо продолжала Гертруда.