Найл замер, нутром ощутив, что впереди забрезжило что-то очень, очень важное…
Хищники. Все они сильные, статные, кровь с молоком. Пауки выводили таких здоровых слуг путем долгой и кропотливой работы. У хищников разума нет — специально подбирать пары, способные дать полноценное потомство, они не могут. Значит, ими руководит нечто помимо сознания. Одно из элементарных чувств. Это может быть только одно: любовь!
Правитель рассеянно встал из-за стола, подошел к окну — привычному месту для размышлений.
Когда в сознание приходит чувство голода, организм не объясняет, как мало осталось в нем энергетических ресурсов, организм просто сигналит: жрать хочу! Когда возникает страх, то организм не сообщает: вижу тарантула размером выше среднего, с хелицерами длиной в полторы руки и желтым ядом на остриях клыков, что представляет повышенную опасность. Организм просто орет: убивают! А когда мужчина видит самую прекрасную для него женщину, он даже не подозревает, что она подходит ему по таким-то и таким-то параметрам. Он просто ощущает: люблю.
Найл вернулся к столу, налил себе полный бокал вина, выпил одним махом. Простенький вопрос «любит — не любит» на поверку оказался важнейшим для жизни города: если взаимная любовь является признаком совместимости организмов, то проблему сохранения человеческого рода можно решить без опасной и морально нечистоплотной охоты на диких людей. Если подбирать пары по признаку любовной совместимости, то это, во-первых, не вызовет протестов и споров — в парах неизбежно возникнет взаимное влечение, а во-вторых, гарантирует здоровое потомство.
Но как, как определить подобную совместимость?! Организм не имеет привычки отчитываться перед сознанием по поводу причин возникновения чувств. Хочу, и все! С чувством голода или страха еще можно угадать, откуда что берется. А уже с чувством боли сложнее: совершенно одинаковое движение ногтей по коже иногда кажется приятным почесыванием, а иногда — болезненным царапанием. А чувство холода? Под первыми утренними лучами солнца греешься, даже если пар изо рта идет, а жарким днем, забредя в тень, можно и замерзнуть. Почему? Так вот есть, и все! Можно строить предположения по поводу контраста температур и привыкания к теплу, но это только предположения. А уж откуда берется любовь — никто никогда и не задумывался.
Внезапно у Найла мелькнула шальная мысль — пойти к Смертоносцу-Повелителю и попросить проанализировать этот вопрос. Объединенные мозги пауков наверняка найдут разгадку.
— Эй, есть кто у дверей? — крикнул правитель. В столовую заглянула стражница. — Мою коляску к крыльцу!
Стражница исчезла. Найл закинул в рот десяток хрустящих жареных мушек. Прожевал. Набрал еще горсть…
Смертоносец-Повелитель наверняка найдет ответ. Но расскажет ли? Зачем им здоровые свободные люди, если таким способом можно будет выводить полноценных слуг? Нет, пожалуй, как раз Смертоносцу-Повелителю знать о мыслях правителя не следует. Ответ нужно искать самому.
Найл уселся за стол, задумчиво потянул к себе виноградную гроздь. Как искать ответ? Сперва вычленить самое главное в своих предположениях: выяснив причины возникновения любви, он сможет найти способ возрождения человечества. Что он знает на настоящий момент? Возможно, для возникновения истинного чувства совмещение аур должно дать чистый серебристый цвет. Истинного чувства к Джарите он не испытывает, и их совмещенная аура не дает чистого цвета. А какого цвета общая аура его и Нефтис?
В дверь заглянула стражница:
— Коляска готова, мой господин.
— Прекрасно. Я еду во дворец Хозяина. Приготовьте комнату Нефтис, я перевезу ее сюда.
Начальницу стражи Посланника Богини уложили в огромном зале, размером чуть меньше того, в котором показывали киноленты. На открытом окне стояли два сторожевых цветка, рядом с постелью был накрыт пышный стол. Над Нефтис хлопотали две служанки, то предлагая попить, то поправляя одеяло, то взбивая подушку, то пытаясь накормить. Нефтис морщилась, но терпела.
— Ну как, нравится? — рассмеялся Найл при виде такого зрелища.
— Ох, мой господин, — простонала девушка, — я так хочу к вам, во дворец, в свою комнату… Но мне даже не шелохнуться… У меня все тело ломит. Вы Посланник Богини, вас от этого Богиня спасла.
— Нет, Нефтис, меня от этого спасла пустыня.
Найл не стал рассказывать, что пустыне наплевать, болен ты или здоров, бодр или устал. Ты обязан двигаться: охотиться, искать родники, обустраивать пещеру. Стоит поддаться боли, и останешься голодным, у тебя не будет воды, тебя высушит солнце, тебя сожрет сколопендра или тарантул. Пока человек жив, он обязан двигаться. Двигаться — или умереть. Нефтис выросла на острове детей, где всегда в достатке пища и вода и нет необходимости прятаться от паучьих шаров и гигантской саранчи. Самым трудным для нее была обычная муштровка на неподвижность, обязательная для всех охранниц. Самым страшным — ночное дежурство в пустом дворце с непонятными шорохами и дрожащими тенями за окнами. Ей ни разу не довелось защищать в схватке свою жизнь, не приходилось ночи напролет шагать по барханам к ближайшему оазису, не имея ни глотка воды во фляге, и гадать: пересох там ручей или журчит по каменистому руслу. Именно поэтому, будучи втрое сильнее своего господина, Нефтис начинала валиться с ног задолго до того, как Найл только задумывался об отдыхе. И никакая Богиня не могла этого изменить.
Правитель сел на край постели, заслоняя девушку от окна, поправил сбившуюся на лоб прядь волос. Аура Нефтис светилась на фоне наволочки ровным голубым светом. Найл откинул край одеяла. Плечи также окружало голубое облако. Похоже, энергия стражницы была чистой.
— Я совершенно не могу двигаться, мой господин, — виновато сказала девушка. — Чуть шелохнусь — сразу все болит.
— Ничего, — ответил Найл, приподнял одеяло и заглянул под него. Голубая дымка доходила до пупка, а дальше, внизу живота, переходила в чистое серебристое сияние! Вот это да! Кокон, соединивший в себе их энергии, сверкал серебром. Получается, что он любит Нефтис, а не принцессу! Ее, и только ее!
— Ты сможешь идти? — спросил Найл. — Я отвезу тебя во дворец.
Начальница стражи попыталась сесть, и в глазах ее заблестели слезы.
— Лежи, лежи, моя хорошая, тебя отнесут. — Найл наклонился к своей любимой и крепко поцеловал ее в губы. Кокон с готовностью расширился, обнял их, окружил своим светом… И свет этот оказался бирюзовым. Серебро по-прежнему сияло внизу живота. Это был цвет чистой энергии, цвет новой, нарождающейся жизни. Но, увы, не любви.
— Ну и что? — сказал Найл. — Ты все равно мне очень дорога, и я хочу, чтобы ты была рядом. Мы едем во дворец.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});