когда толстые корни, вырвавшись из земли, оплетают ее ноги. Дрожащие руки Марион Порт застегивают на запястьях Брайт браслет, а Айрен Ито удерживает ее тело, управляя жуткими белыми древесными отростками.
– Какого…
– Что такое?.. Ты еще веришь, что тебя есть кому защитить? – Бэли шепчет это очень нежно. – Знаешь… я могла бы смириться с тем, что все парни сошли по тебе с ума. Я не претендую ни на кого из них. Ну что ж поделать, если их тянет на таких существ, как ты… Я могла бы принять тот факт, что ты выкосила лучших из парней, раздвинув перед ними ноги. Да, это женихи моих подруг, но… – Она вздыхает. – Все знают, что женятся не на тех, с кем спят, а на тех, кто достоин этого. Но знаешь, когда Марион рассказала о том инциденте, я вспомнила все, что было раньше… Хейз тебя защищает. Всегда! Сначала я думала, что он трясется о наших шкурах, о том, чтобы твой отец работал… Но знаешь, что я поняла?..
Брайт молчит. От страха к ее горлу подкатывает желчь, она чувствует, что ее может стошнить Теран прямо под ноги. Вполне заслуженно для старосты, но момент для этого не самый подходящий.
– Что никакое лекарство не стоит жизни такого существа, как ты. – Она выплевывает эти слова, а Брайт невольно жмурится. Она под защитой, ей же говорили, что никто ее не тронет, пока отец жив. – Но ты, наверное, думаешь, что, если мы тебя тронем, нас покарают? – Ласковый тон Брайт совсем не нравится. – Так вот… не покарают. – Она шепчет в самое ухо. – Отец Айрен работает в лаборатории Ордена. И знаешь, что он ей сообщил?
Брайт сглатывает. Все ее тело прошибает ледяной пот, кожу колет иголками. Легкие будто сжимают стальные обручи. Ну неужели Рейв не слышит меня? Где он, черт возьми?
– Что лекарства не будет… И знаешь, кто в этом виноват? Твой папаша! А значит, я зря терпела, надо было давно выдрать твои ржавые патлы!
Теран пыхтит, как слюнявая собака.
– Вы, Масоны, подставили нас! А значит, вам нечего делать в Траминере! Из-за вас мы и дальше будем глотать чертовы пилюли! Ты пришла в мой дом и все тут разрушила, а твой слабак-отец не довел дело до конца и…
– И?.. – хрипит Би.
– Он даже не набрался смелости посмотреть в глаза тем, чьи дети умирают. – Она так зла, о, ей почти можно посочувствовать.
Браслеты не дают Брайт пошевелиться, а еще поверх них куча артефактов, которые Марион и Айрен щедро навешали на шею. Она не может даже заговорить толком. Может, он из‐за артефактов не чувствует меня?.. Только не сейчас. Я не хочу слушать эту дрянь! Брайт кажется, что, если она отключит органы чувств и не узнает, что же там случилось, ей будет легче. Намного легче. Ничего не будет. Неизвестность. Это так приятно. Самое кошмарное, что ответ уже известен, но услышать его из уст Бэли Теран – как дополнительный удар под дых. Только не этим грязным ртом, только не так.
– Он выбросился из окна час назад, – с улыбкой сообщает Теран, будто говорит о чем‐то очень добром. – Как раз в ту минуту, когда ты сбегала, чтобы пойти пообжиматься со своим любовничком на берегу. Как… грустно. Кстати, где любовничек‐то? Не пора ли ему раскрыть глаза?
И тут же, как по заказу, раздается болезненный рев, который Брайт отличает, не утруждая себя. Он там. И он не может к ней пробиться. Что бы ни удерживало Рейва Хейза, оно сильнее.
– Мы пришли за тобой, как только услышали печальную весть… правда… ты же наша студенческая семья, ты часть нашей Академии. Мы должны были тебя поддержать, – щебечет Теран, она такая скверная актриса. Корни тянутся вдоль тела, скручивают ноги, добираются до шеи, Брайт закрывает глаза. Она вообще не хочет ничего видеть больше. – Ну что? Что скажешь?.. – Бэли делает пару пассов, заставляя корни забраться в волосы, сжать виски, Брайт хрипит. – В глаза мне смотри! – визжит Теран. – Что ты их закрыла? Я видеть хочу!
Брайт не может. Внутри разрываются гранаты, а осколки очень-очень больно ранят. Так больно, невыносимо.
– Смотри! – Визг приправлен каким‐то заклинанием, Брайт хватает ртом воздух и невольно открывает глаза. Теран улыбается.
– Бэли, может, не… – вякает Марион.
– Что – не? Что? Что мне сделают за нее? Она меня унизила! Дважды! Слышать ничего не хочу! Из-за ее папаши мы умрем! Почему мы должны ее жалеть?
– ТЕРАН! – ревет где‐то Рейв, но Бэли только закатывает глаза.
– Конченый ты человек, Хейз. Скоро тебя отпустит, поверь. – Она усмехается. – Это все ее магия, неужели не ясно?
Брайт не может защищаться. И не хочет. В голове – чистый лист. Она совершенно, абсолютно бессильна, колени сами подгибаются, и тело повисает на корнях, будто подрубленное.
– Твой звездный час закончен… – шепчет Бэли, нанося первый болезненный удар.
Рейв что‐нибудь придумает. Мне нужно отдохнуть… я отдохну, и потом все наладится. Последнее, что вспоминает Брайт, – это лицо отца в день, когда они прощались.
Глава сороковая
Сделка
СДÉЛКА
Договор между двумя или более сторонами, группами лиц.
За полчаса до этого
Рейв не мешкает. Скидывает парадный фрак, переодевается в мягкий черный костюм с капюшоном. Хватает пару амулетов и прячет их под футболку, а потом взгляд цепляется за выпавший из кармана брюк флакон. Лекарство. Рейв даже не думает, мысль, что они с Брайт могут застрять где‐то на пару дней и он окажется без зелья, – первое, что приходит в голову.
В конце концов, Блэк Масон не стал бы рисковать жизнью дочери, верно? Рейв одним махом опрокидывает в себя флакон и даже не ждет, пока лекарство – противоядие, по словам доктора Масона, – подействует. Бросается из комнаты, а уже на лестнице захлебывается невероятной болью. Она кратковременна и проходит буквально через пару мгновений, но происходит и нечто другое. Пальцы покалывает, они будто лишаются плоти и костей. Рейв чувствует, что тело немеет и в то же время становится легче. Он становится ватным, колени подкашиваются. Кое-как Рейв доползает до двери и вываливается на крыльцо.
– Эй, что с тобой? – Проходящий мимо парень, чистый истинный из соседнего дома, останавливается и делает шаг к крыльцу.
– Ничего, зелье не выпил вовремя, сейчас полегчает, – хрипит Рейв.
– Сочувствую, – кивает парень. – С этим балом все с ума посходили, только что бедняжке Эллиот поплохело. Хотя вообще‐то она, кажется, запила таблетку в… Эй! – Сознание Рейва на секунду меркнет,