Читать интересную книгу Беседы - Александр Агеев

Это смерть для цивилизационного развития страны. Это остановка в развитии личности. Ее деградация.

В 1990-е гг. мы без подготовки нырнули в холодную воду мирового капитализма. Огромное состояние, накопленное всем нашим народом, пошло с молотка. Сегодня одни говорят, что это можно и нужно было делать по-другому, другие им возражают: мол, все надо было делать быстро, иначе коммунисты вообще ничего бы не дали сделать. И в этом, возможно, есть доля истины. Когда люди очнулись от эйфории ваучеров, то все уже было поделено. Заработала новая система. Те, кто хотел жить «на халяву», пришли в ярость.

И в этом смысле период 1990-х гг. во многом аналогичен прежним периодам переходов от одной общественно-политической системы к другой, но в то же время такого не было нигде в мире. Это был переход от так называемой социалистической системы к капитализму. В Польше, Венгрии, Чехословакии тоже были черты тоталитарного социалистического строя, но там все это было кратковременно, примерно с 1945–1948 гг. Эти процессы затронули только одно поколение, они были не так глубоки. Там не было той нищеты и обездоленности народных низов, не было их социального реванша по отношению к высшим слоям, не было такого страшного экономического обвала, как в России после 1917 г.

Я думаю, что в этом плане 1990-е гг. не только во многом отличаются как от прежних российских катаклизмов, но и являют собой при всей их исторической ординарности совершенно оригинальное явление мировой истории.

— Вы говорите о революции конца 1980-х — начала 1990-х гг. С чего она началась? Когда достигла кульминации?

— Попытка реформ, предпринятая М.С. Горбачевым, оказалась дымовой завесой старого режима: коммунисты боялись как огня частной собственности, свободных рыночных отношений. Они понимали, что это будет означать конец их господства. Появление нескольких законов, разрешающих кооперативы, индивидуальную трудовую деятельность, показали, что направление движения было выбрано верное. Но наполнение этого движения оказалось чисто коммунистическим: то нельзя, другое нельзя, здесь не больше трех человек, там только семейный подряд. Повсюду имелось такое великое множество трусливых ограничений, что идея не сработала. Вместе с тем она взбудоражила общество, высвободила инициативу, увела сотни тысяч наших граждан в теневую экономику, т. е. подготовила тот взрыв, который произошел позднее. Люди поняли наконец, что страна не может существовать вне тех законов, по которым человечество жило на протяжении всей истории. Выезжая за границу, советский человек понимал, насколько он нищий. Это касалось всех, от рабочего до профессора.

В свое время много писали и говорили о привилегиях партийной верхушки — дачи, машины, квартиры, пайки. Но на самом деле это были нищенские привилегии. Я знаю об этом не понаслышке, поскольку когда-то работал в ЦК КПСС. В закрытом магазине я мог купить хорошие сосиски, колбасу, рыбу, т. е. обычные продукты. Люди, не имевшие этих жалких привилегий, то же самое покупали в магазинах из-под прилавка с переплатой. Помню, когда я уже ушел из этой системы (а было это в 1984 г., после защиты докторской диссертации) и стал научным работником, то приходил в магазин, где один продавец кричал другому: «Васька, к тебе профессор пришел!» И я спускался в подвал, покупал у Васьки два килограмма мяса, платил за это втридорога — в этом была моя теневая рыночная привилегия. Это было ужасно. Продавец в продуктовом магазине или продавец ширпотреба были хозяевами жизни наряду с партийной элитой. И поэтому все разговоры о «верхах» — это критерии нищего государства, которое за годы своего существования ничего путного не смогло создать для человека. Да и как могло быть иначе, если начиная с 1917 г. во главе этого государства стояли полупрофессиональные или вообще непрофессиональные управленцы, бывшие подпольщики, революционеры, а порой и криминальные элементы, разного рода «экспроприаторы». Да, это были порой талантливые люди, самородки, но они совершенно не знали и не понимали современных им общественных тенденций. По уровню образования и общей культуры они не шли ни в какое сравнение с теми, кто управлял Российской империей. Российская правительственная элита была создана поколениями естественного отбора. Она оказалась на поверхности и в условиях парламентской республики. Однако в силу ряда причин (война, искусство борьбы за массы, которую продемонстрировали большевики, и другие), о которых мы сегодня не будем говорить, не смогла удержать власть. Достаточно сказать, что почти никто из руководящих большевиков, особенно «сталинской гвардии», не имел высшего образования. Если П.А. Столыпин, например, окончил физико-математический факультет, владел тремя языками, С.Ю. Витте тоже был блестяще образованным человеком, то им на смену пришли недоучившийся семинарист Сталин; Орджоникидзе, фельдшер по образованию; Каганович, человек вообще без всякого образования; луганский слесарь Ворошилов; Ежов, имевший четыре класса образования; и несть им числа. Что могли создать люди, которые кончали рабфаки, учились там и сям, люди, знаком качества которых в первую очередь был большевизм? И.С. Сталин, прочитав первый вариант «Краткого курса история ВКП(б)», сказал: «На кого это рассчитано? Те, кто руководит обкомами, горкомами, райкомами, здесь ничего не поймут». Он запросил у тогдашнего заведующего Отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкова справку о составе руководящих кадров партии. Оказалось, что 70,4 % секретарей обкомов имели низшее образование, в горкомах и райкомах положение было еще хуже. И эти люди руководили страной. С точки зрения исторической это были смешные люди. Но они заставляли радоваться миллионы таких же, как они, и рыдать тех, кто не был на них похож. Даже в конце XX в., во времена Горбачева, в ЦК КПСС и высших органах власти выходцев из интеллигенции были единицы, а в основном это были только выходцы из рабочих и крестьянских семей, причем порой беднейших крестьян и неквалифицированных рабочих. В своем большинстве это были малокультурные люди, активные карьеристы, партийные выдвиженцы, не имевшие принципов, жизненных устоев, но усвоившие хорошо догмы сталинизма, стремившиеся наверх, к тем жалким крохам, которые назывались привилегиями.

— Они стремились во власть…

— Эта власть позволила им создать систему по своему образу и подобию, которая рано или поздно должна была рухнуть, поскольку являлась нежизнеспособной. Она не рухнула раньше во многом только благодаря нефтяной игле. Крах социалистической системы ускорили утопические проекты и гонка вооружений — тысячи ракет, сотни подводных лодок, которые оказались никому не нужны и которые сегодня режут на Севере, тысячи танков, оказавшиеся невостребованными. Это ужасно.

Сегодня, оценивая события начала 1990-х гг., мы говорим: это было сделано плохо, то неправильно. Но всякая революция иррациональна, она не подчиняется законам, хотя сама протекает по законам истории. Революция есть крах старой системы, общественный хаос, и в этом хаосе и в конце концов благодаря этому хаосу рождается новая система, которая, частично вбирая в себя черты прежнего режима, привносит в историю что-то кардинально новое. Затем начинается стабилизация.

— А когда закончилась эта революция, на Ваш взгляд?

— Она закончилась в конце 1990-х гг. Появление В.В. Путина как руководителя государства, человека, выражающего общественные тенденции, показывает, что революция практически завершилась и началась стабилизация. Это частичный откат, синтез старого и нового при доминанте кардинальных черт новой системы, который свойствен любой революции. Каждая революция, делая два шага вперед, рано или поздно делает шаг назад…

— Идет ли речь о реставрации?

— Я бы не назвал это реставрацией, скорее откатом. Каждая революция в эмоциональном порыве всегда забегает вперед, опережая реальные возможности нации. В конце концов нация включает рычаги жизнеобеспечения, чтобы создать баланс своих экономических и ментальных возможностей. Начинается стабилизация.

— Как долго может длиться период стабилизации?

— Трудно сказать, поскольку мы получили в наследство огромную нищую страну, пусть и с мощным военно-промышленным комплексом, обозленную ваучерной приватизацией значительную часть населения, воровской чиновничий аппарат, разъеденные криминалом и коррупцией силовые структуры. Наши люди отвыкли работать в соответствии с современными требованиями, в том числе и потому, что в течение многих лет им платили нищенскую зарплату. Помните популярную в свое время поговорку: «Они делают вид, что нам платят, а мы делаем вид, что работаем»?

При Брежневе окончательно сформировалась полукриминальная система: практически невозможно было заработать на жизнь легальными путями. Но наши люди, которым за годы социализма многое пришлось пережить, в смысле приспособления к жизни оказались весьма талантливы и находчивы. В обществе сложилась система обмена услугами: я Вам билеты в театр, а Вы мне подписку на собрание сочинений, я Вам подписку, а Вы мне тес для дачи, я Вам тес, а Вы мне билеты и т. д. Такой вот бартер, совершенно неестественный для нормального цивилизованного общества, в котором участвовали все снизу доверху. Даже министерства и ведомства обменивались между собой услугами, лоббировали друг друга. Эта система существовала, укоренялась, совершенствовалась и являлась своего рода отдушиной, через которую можно было хотя бы чего-то добиться, что-то получить, приобрести. Мы сегодня много говорим о коррупции. Но откуда взялись эти коррупционеры, взяточники? Из того же котла, в котором все мы варились в период социализма, и в первую очередь это партийно-комсомольский, советско-профсоюзный актив. Это родимые пятна социализма. В условиях нынешних свобод и отсутствия реального гражданского общества все это расцвело пышным цветом.