Люба пыталась почитать что-то из тех книг, которые давала ей наставница, но ничего понять не удалось. Сосредоточиться на учебе было просто невозможно, поэтому она решила лечь спать. Сотни мыслей лезли в голову, Люба долго ворочалась в кровати, прежде, чем её сморил сон.
Проснулась она от звука открывающейся двери и какого-то грохота. В дверной проём пытался зайти пьяный Шариан. С третьего раза у него это получилось.
— Шихри, ширни… эта. Шахирни… Шахре …ик… из ада, — выдал он, — как… ик… ую сказку ты мне рыскажешь?
— А ты еще и алкоголик! — возмущенно воскликнула Люба.
— Но-но! Йа напися первый раз! И не сильно!
— Оказывается, «Йа напися» — это еще не сильно, — с сарказмом прокомментировала девушка.
— Эт правда! Я решил себя про треик… протреить… про… — менталист старательно шевелил губами, стараясь выговорить слово.
— Протрезвить? — подсказала Люба.
— Да! — обрадовался он, — но напутал! И стал ищё пьянее.
Девушка смотрела на покачивающегося Шариана, от которого знатно несло сивухой, и не знала, что делать. Каждый раз, когда она думала, что поняла его, он подкидывал сюрприз. Вот как сейчас. И тошно, и смешно.
— Ладно уж, горе, давай, разувайся и спать ложись, — вздохнула Люба.
— Нет, — вдруг заспорил менталист, — я не за тем сюда пришел! Я принес тебе… вот.
Шариан начал хлопать себя по поясу, и только тут Люба обратила внимание, что у него на ремне появились ножны. Вытащив из ножен длинный кинжал, он сунул его под нос девушке.
— От! Держи! — гордо сказал он и попытался сунуть его ей в руки.
Люба осторожно перехватила запястье Шариана и забрала у него кинжал, чтоб не порезался.
— Он… эта… древний и режет сё! — похвалился лжепринц.
— Ну и зачем мне холодное оружие? — неужели пьяный менталист решил, что раз подкупить её драгоценностями не получается, значит надо подарить раритетный кинжал?
— Зарезать меня! — на удивление разборчиво пояснил Шариаон.
— Совсем спятил… — потерла лоб Люба.
— Нет, я в своем уме! — заспорил менталист, — ты …дожна убик-ть меня. Я сам не мгу.
— Так, пойдем спать.
Девушка попыталась подвести лжепринца к кровати, но он стал сопротивляться.
— Нет! Ты дожна зарезать меня! — кричал он.
— Хорошо-хорошо, — не стала спорить Люба, — ложись в кровать, мне так удобней будет тебя зарезать.
— Прада? — с пьяным удивлением переспросил он.
— Конечно! — уверила его девушка, — посмотри, ты же качаешься. Как я могу в тебя попасть?
Шариан нахмурил лоб, но потом, видимо, принял решение. Он позволил довести себя до кровати и, не разуваясь, рухнул на неё. Люба, ругаясь сквозь зубы, стащила с него сапоги и магией начала чистить следы на ковре.
Но менталист не успокаивался, он нашел в себе силы, чтобы перевернуться на спину, и пока Люба убирала, говорил:
— Ты его любш, не меня. Едисное сильное чувство, которое ты ко мне испытыешь: ненавись. Это прально. Я сам иногда противен себе! Еси меня не станет, всем буит луше. Ты освободися от клятвы. Дыинор, вы сможете быть вместе. А я не нужн. Меня не любит никто! Я понял, шта согласен даже на то, чтобы ты отнсилась ко мне, как к ребенку. Пусть ты любишь мня так. Но ты теперь не буишь даже, как ребека, меня любить. Все из-за шлюх этих. Мня никто не любит, потому шта никто не знаит, как я выгляжу. Я всех обманал… Сарос тоже.
«Когда ж ты заткнешься и заснешь?! Обманал дубиноголовый» — подумала Люба, и тут её осенило.
Она влезла на кровать, где менталист уже нашел кинжал и пытался вручить его девушке.
— Шариан, — строго обратилась она к нему, вложив немного силы.
Лжепринц посмотрел на неё мутными от алкоголя глазами. «Моя сила действует!» — радовалась Люба.
— Когда я скажу «три», ты заснешь, но будешь слышать меня, правдиво отвечать на вопросы и делать то, что я велю, — произнесла она, а потом продолжила другим тоном, — твои веки тяжелеют… ты расслабляешься… успокаиваешься… ты спишь.
— Шариан, ты меня слышишь?
— Да.
То ли потому, что самозванец был пьян, то ли потому, что владел ментальной магией, его «Да» звучало более эмоционально, чем у охранника, которого с горем пополам загипнотизировала Люба.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Откуда у тебя кинжал?
— Я украл его из оружейной. Нет. Я взял его из оружейной. Я — принц, во дворце все — моё.
— Ты его украл. Ты — не принц и никогда им не станешь.
— Но я хочу быть принцем! Принцев и королей все любят! — капризно заявил Шариаон.
Его пьяное произношение куда-то подевалось.
— Любят хороших людей. А принцам и королям лижут пятки из-за их положения. Это не любовь. Чтобы тебя полюбили, надо стать хорошим человеком, — Люба потихоньку вкладывала силу в свои слова. Как хорошо, что она недавно проштудировала раздел книги про точечное воздействие на сознание.
— А как стать хорошим?
Подсознание Шариаона, до которого достучалась Люба, действительно напоминало детское. Большой, капризный ребенок, который сильно недополучил любви и внимания. Ранее менталист ей рассказывал о том, что огромное количество информации и эмоций может свести мага с ума, а разум ребенка более гибкий. Может быть, поэтому Шариан и не повзрослел.
Люба не внушала лжепринцу того, что он должен сделать, она меняла установки. «Люди, обладают они магией или нет, не игрушки» — на разные лады говорила она, по капле вкладывая силу. Конечно, она догадывалась, что гипноз происходит как-то не так, что загипнотизированные люди ведут себя иначе, но Шариан не был простым человеком, а сила ведьмы действовала во многом интуитивно.
Они разговаривали долго, и под конец этой странной беседы, Шариан сказал:
— Голос, я знаю кто ты! Ты — моя мама. Почему ты так рано умерла?
И столько обиды в голосе.
— Нет, милый, мама не умерла. Я всегда с тобой в твоих воспоминаниях. Жаль, что ты меня нечасто слышишь последнее время и очень этим расстраиваешь. Но я знаю, что ты сможешь со всем справиться, потому что я тебя люблю и верю в тебя. Помни об этом.
Люба поймала себя на том, что поглаживает спящего Шариана, а тот улыбается. Закончила она разговор установкой о том, что менталист все забудет, как только проснется. За окном уже светало, Люба чувствовала себя разбитой и опустошенной. Получится ли эта коррекция личности во сне, не ясно.
Кроме того, вряд ли она сможет сохранить в тайне от менталиста свои попытки влезть в его сознание. Если он узнает об этом, то будет очень зол. И тут Люба вспомнила последние главы в книге, что она просматривала перед сном. Там было что-то подобное.
Девушка бросилась к столу и стала судорожно искать книгу, а найдя в учебнике нужную главу, задумалась. Подействует ли? В книге всего в нескольких абзацах, без подробностей рассказывалось, как снять последствия сильного стресса, успокоиться, сделав плохие воспоминания блеклыми и неважными. Люба же хотела и вовсе закрыть свои воспоминания о вмешательстве в подсознание менталиста, проделав все в состоянии полуяви-полусна. Эдакий самогипноз.
Как ни странно, войти в подобное состояние оказалось очень легко, вероятно, потому что Люба хотела спать. Не давая себе полностью погрузиться в сон, она старательно закрывала все воспоминания о том, что случилось. Получилось это или нет, она так и не поняла, заснув прямо в кресле.
Глава сорок пятая. Воссоединение
Проснулась Люба от хриплых охов. Она лежала, скрючившись в кресле, а на кровати стонал Шариан.
— Заклинания, снимающего похмелье, я не знаю, но вот головную боль постараюсь вылечить, — сказала Люба, подходя к менталисту.
Шариан выхлебал примерно поллитра воды и поинтересовался:
— Что было вчера? Я ничего не помню.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ты пришел пьяный, натоптал на ковре, потом рассказывал, что тебя никто не любит и призывал тебя зарезать. Даже кинжал какой-то раритетный из оружейной спер.
— Кошмар!
— Вот-вот.
— И ты что? Неужели не подумала о том, что мое убийство решит все ваши проблемы?
— Я не убийца, Шариан, — вздохнула Люба, — и не могу тебя ненавидеть настолько, чтобы хладнокровно воткнуть нож. И очень надеюсь, что вся это идея с ножом — это не проверка.