фонтан дыма от крайней затяжки.
Анна вдруг останавливается перед столом напротив матери и разражается тирадой:
-- Как ты можешь спокойно тут сидеть?! Мы должны что-нибудь сделать! Пока ты тут разводишь сплетни с подружками, Гриша где-то там, один, и черт их знает, что Зимины с ним вытворяют! Ты видела начальника их гвардии? Рожа страшная, такие только у живодеров и бывают…
Покосившись на дочь, женщина спокойно бросает:
-- Во-первых, не ты одна волнуешься за Гришу…
Маргарита наклоняется к столу и тушит бычок о край раковины-пепельницы, сверху которую украшает уже приличная горка. Заметив это, как и дрожащую ладонь матери, Анна смущенно отворачивается.
-- Прости, я…
-- Во-вторых, -- перебивает Маргарита, -- я не просто, как ты выразилась, развожу сплетни. Я собираю информацию.
Недоверчиво поглядев на мать, Анна присаживается рядом.
-- И что ты узнала?
-- Если без шелухи, то никто пока не знает, кто похитил Ольгу. А это значит, что Зимины не нашли доказательств Гришиной вины…
-- Их и не может быть! -- восклицает Анна. -- Он же сам тогда чуть не…
Голос девушки вздрагивает, и мать подбадривающе сжимает ее ладонь.
-- Еще гвардия Зиминых рыщет по всему городу, но это понятно. Интереснее то, что недавно они все собрались в Бронке...
-- Где?
-- Порт такой, в Петродворцовом районе. Там, кажется, какая-то стычка произошла. Зимины, естественно, отмалчиваются, но среди владельцев порта… это Болотовы, Белозерские, Беллинсгаузены и еще несколько… у них там настоящий переполох. Причем, не сколько из-за Зиминых, сколько из-за Минкора…
-- Постой! Если вмешалось МКР, значит, похищение Ольги как-то связано с разломами?
-- Возможно…
-- Боже! Последний раз, когда Гриша был в разломе, это ничем хорошим не закончилось…
-- Милая, ну с чего ты взяла, что он отправился в разлом?
-- Не знаю… просто предчувствие нехорошее…
Анна вдруг мотает головой, будто пытаясь высушить влажную пелену на глазах.
-- Сначала папа… потом Иван Николаевич… Гриша… он ведь чудом вернулся… мама, я не хочу… не хочу больше никого терять!
Обычно дерзкая, самоуверенная девушка вдруг всхлипывает и закрывает лицо ладонями. Маргарита тут же прижимает к себе дочь.
-- Все будет хорошо… -- нашептывает женщина. -- С Гришей все будет хорошо, слышишь?..
Похоже, я с самого начала ошибался в своих выводах об этих женщинах. Они всегда искренне переживали за мужчин Гоголей.
Вообще, прячась в тенях, я просто надеялся застать своих некровных родственниц в каких-нибудь пикантных негляже, но теперь скрываться и дальше будет немного неловко.
Тьма в углу гостиной сгущается и нехотя выпускает меня из объятий.
-- Соскучились?
С лучезарной улыбкой я распахиваю руки для страстных объятий.
-- Вы… кто? -- настораживается Маргарита, а Анна поднимает заплаканное личико.
Опомнившись, я снимаю зачарованные очки и снова распахиваю руки.
-- Гриша?!
Первой на ноги подрывается моя сводная сестричка. Но на полпути ко мне почему-то замирает в нерешительности.
Ее матушка излишней стеснительностью не болеет, но вместо пылких объятий Маргарита начинает ощупывать меня, как коня на рынке.
-- Живой! Здоровый! -- расцеловав меня в обе щеки, мачеха удивленно отстраняется. -- И даже при обновках…
Анна, придирчиво оглядывая мою фигуру, встает в позу.
-- Судя по довольному лицу, тебе у Зиминых понравилось, -- фыркает она. -- Может, они тебя не только одели, но еще накормили и спать с кем-нибудь уложили?
Девица пытается состроить сердитую гримасу, но тщетно, и просто отворачивается.
Маргарита, приложив ладонь к щеке, с осуждением качает головой.
-- Ой, и вправду, Гриша, как-то некрасиво получается…
Я устало закатываю глаза. Странные все-таки создания, эти женщины. Сперва трясутся над тобой и ломают головы, как спасти тебе жизнь, а спустя минуту уже закапывают тебя претензиями.
Без лишних слов я подхожу к Анне и хватаю ее за руку.
-- Пусти! Я сказала… пусти…
Сопротивляется девушка недолго, чисто для приличия, и вскоре повисает на моей шее.
Ухо обжигает горячий жалобный шепот:
-- Никогда так больше не делай…
-- Как?
-- Не умирай…
В меня как будто попадает молния. Я уже слышал эти слова. Но от кого?
Жаль, что бессмертие не гарантирует идеальную память. Может, для этого я на самом деле и переместил знания о своем Плане в гримуар Ворона? Не потому, что боялся Мары, а потому, что боялся за прошествием веков забыть его?
Но тогда откуда я мог знать о похищении дочерей Бледной Богини за века до того, как это произойдет?
От размышлений на грани просветления меня отвлекает пара больших упругих полушарий. Они вжимаются в мои лопатки, а над ухом раздается жалобный голосок их хозяйки:
-- Вы такие милые! Наконец-то поладили, как настоящие брат с сестрой!
Вторая пара рук обвивает мое туловище. От ощущения прижимающихся к тебе горячих тел, прошу заметить, неродных красавиц, от их вкусного запаха и нежных объятий мое мужское начало дает о себе знать.
Анна, ощутив, как ей в бедро упирается однозначная часть сводного брата, отшатывается и прячет смущенное личико. Румянец на смуглых щеках придает девушке особую пикантную невинность.
Освободившись из объятий, я перемещаюсь на диван. Возбужденная Маргарита усаживается слева, ее все еще смущенная дочь справа, и я вкратце пересказываю недавние события.
Разумеется, опускаю еще один момент своей смерти, схватку с князем Инферно и главную часть своего вознаграждения. Лишние переживания моим дамам ни к чему, а Трескунец станет отличным сюрпризом, когда пройдет оговоренное контрактом время.
В итоге получается, что я всего навсего помог Зиминым отыскать похищенную дочь, которую злодей Романов-младший собирался заклать во время ритуала призыва демона.
-- Какой ужас… -- побледневшая Анна прикрывает ротик ладонью. -- А я еще собиралась выйти за него замуж, чтобы спасти поместье… вдруг он и меня хотел… заклать?
Этот вариант мне в голову не приходил, но звучит вполне разумно. Да, Романовы готовились к похищению Ольги сильно заранее, но если бы у княжича с моей сводной сестричкой все прошло бы, как по маслу, то уход на попятную в последний момент не стоил бы им ничего, кроме денег, потраченных на наемников.
Выходит, план Романовых сломал именно я и из-за меня же и похитили Ольгу. Интересная мысль, но, как говорится, сам навел чуму, сам и пожег трупы.
-- Романовы еще поплатятся за свою наглость, -- сквозь зубы произносит помрачневшая Маргарита. -- Зимины их так просто не оставят…
Осознание, что она сама почти подвела свою дочь под нож, дается женщине с трудом. Анна видит это и, чтобы отвлечь мать от