В северной части арденнского сектора головные танковые колонны 6-й танковой армии СС также оторвались от ядра своей армии, безуспешно пытавшегося угнаться за ними. Продвигаясь гораздо медленнее, чем 5-я танковая армия фон Мантейфеля, один отряд 1-й танковой дивизии СС, тем не менее, 19 декабря подошел к Ла-Глезу, находившемуся милях в двадцати к западу от стартового рубежа. 23 декабря эта группа численностью около полка все еще стояла на том же месте, не в силах пробиться ни на север, ни на запад. Затем командир этого отряда, красивый двадцатидевятилетний офицер СС подполковник Пайпер, получил приказ покинуть завоеванные позиции, отойти на восток и соединиться с основными немецкими войсками. История этого отступления и чувства, охватившие немцев, когда они поняли, что обещанные подкрепления не подойдут, красочно описаны американским офицером майором Х.Д. Маккоуном, который 21 декабря был захвачен в плен отрядом Пайпера.
«К вечеру 23 декабря меня снова вызвали в штаб подполковника Пайпера, – пишет Маккоун. – Он сказал, что получил приказ командующего покинуть позиции и отойти на восток к ближайшим немецким войскам. Он также сказал, что не видит возможности спасти свои танки и отступать придется пешком... Всю ночь с 23 на 24 декабря разрабатывались планы эвакуации из Ла-Глеза. Около трех часов утра пешие колонны пришли в движение... Подполковник Пайпер сказал мне, что должен эвакуировать восемьсот человек... это число соответствовало моим собственным оценкам.
Мы форсировали реку Амблев около Ла-Глеза по небольшому автомобильному мосту рядом с железнодорожным мостом и направились на юг, забираясь все выше в горы. В пять часов утра мы услышали, как взорвался первый танк, а в следующие тридцать минут вся территория, прежде занятая отрядом подполковника Пайпера, превратилась в огненное море. Постаралась небольшая группа, оставленная для уничтожения бронетехники...
Подполковник Пайпер, его штаб и я с двумя охранниками весь день 24 декабря искали путь к соединению с немецкими войсками. После того как мы оставили Ла-Глез, у нас не было никакой еды. Один из младших офицеров угостил меня четырьмя крохотными кусочками сухаря и двумя глотками коньяка... В пять часов вечера, когда смеркалось, колонна возобновила движение по выбранной дороге; мы цепочкой спустились в долину, выдвинув хорошо вооруженный авангард. Восемьсот человек производили так мало шума, что я верил: нам удастся пройти незамеченными в 200 ярдах[18] от сторожевого охранения. Когда авангард приблизился к подножию холма, я отчетливо услышал голос американца: «Стой! Кто идет?» Окрик повторился трижды, затем американский часовой сделал три выстрела. Колонна моментально развернулась, бросилась наверх и через несколько минут уже была на середине холма. Мимо меня прохромал немец, который, несомненно, был в авангарде и только что получил пулю в ногу. Полковник быстро переговорил с ним, но не позволил санитарам сделать перевязку. Раненый встал в строй, так и не получив первой помощи. Авангард прошел по склону полмили, затем снова спустился вниз и на этот раз необнаруженным проскользнул через долину и мощеную дорогу, огибающую холм... Я видел, что подполковник Пайпер выбирает направление движения по разрывам снарядов американской артиллерии, понимая, что американцы стреляют по немецким войскам. Он так же мало знал о нынешней линии фронта с обеих сторон, как и я, поскольку у него не было ни рации, ни связных. Пайпер постоянно сверялся со своей картой, а значит, совершенно заблудился. С тех пор мы двигались то вверх, то вниз по крутым горам, форсируя речушки, пробираясь через густые кустарники, стараясь держаться подальше от дорог и деревень... Офицеры постоянно убеждали подчиненных приободриться и не обращать внимания на усталость. Я нес только пустую фляжку, но по собственному состоянию представлял, как устали люди, идущие с полной выкладкой.
Я много раз слышал предупреждения: если кто-нибудь отстанет, то его пристрелят на месте. Я видел, как несколько человек ползли на четвереньках. Я видел раненых, которых с обеих сторон поддерживали товарищи. Раненых в колонне было дюжины две, и большинство их передвигались самостоятельно. Как сказал мне подполковник, один офицер был тяжело ранен, но, когда я видел его в последний раз, он шел, поддерживаемый другим офицером и санитаром.
Мы подошли очень близко к району, где разрывались снаряды. Авангард трижды натыкался на американские позиции и возвращался... Я был твердо убежден в том, что немцы совершенно заблудились: младшие офицеры все время спорили. Люди так устали, что около полуночи в ночь с 24 на 25 декабря пришлось остановиться на отдых; необходимо было согреться и найти еду...
Вдруг вокруг нас замелькали трассирующие пули, пулеметные очереди срезали ветви деревьев совсем рядом с нами... На немецкие позиции обрушился минометный огонь... Я слышал команды, выкрикиваемые на немецком и английском языках, преобладали последние... Через некоторое время я осторожно приподнялся и начал двигаться под прямым углом к направлению атаки американцев, тщательно следя, не преследуют ли меня. Ярдов через сто я повернул прямо туда, откуда началась атака американцев. Помню, что насвистывал какую-то американскую мелодию, но забыл какую. Ярдов через двести меня окликнул часовой из 82-й американской воздушно-десантной дивизии».
Таким образом, вместо блестящей победы, в подарок к Рождеству немецкий народ получил от Гитлера лишь обещания лучшего будущего. Однако полевые командующие не были так оптимистичны. Они видели, как их войска увязали в снегу и грязи Арденн. Они уже потеряли около 10 тысяч военнопленными и по меньшей мере столько же убитыми и ранеными. Они уже использовали почти все свои резервы, но не смогли преодолеть упорное сопротивление американцев. Они почувствовали превосходящую силу союзной авиации и армии генерала Паттона, прорывавшейся к Бастони.
Фон Рундштедт прекрасно понимал, что необходимо делать дальше: занять рубеж от Уффализа до сектора восточнее Бастони и попытаться удержать то, что уже было завоевано. Более оптимистичным был фон Мантейфель, командующий 5-й танковой армией. Поскольку Бастонь блокировала приток подкреплений его передовым частям, пытавшимся пробиться к Мезу, непрактично было следовать первоначальному плану и двигаться к Антверпену. Но у фон Мантейфеля был альтернативный план:
«К 25 декабря я понял, что мы не сможем форсировать Мез, хотя считал, что нам хватит сил на локальную операцию восточнее реки. Я предложил повернуть мою армию, нацеленную на Намюр, к Льежу и развернуть сражение восточнее Меза; в этом случае Мез прикрыл бы мой левый фланг. Такой удар 5-й танковой армии на северо-запад открыл бы ряд возможностей. Нам казалось, что, если мы обоснуем наше предложение «поддержкой наступления 6-й танковой армии СС», верховное командование примет его благосклонно. Однако фюрер отказался вносить в первоначальный план какие-либо изменения».
Через неделю ожесточенных боев двадцать четыре немецкие дивизии, пройдя на запад почти 60 миль, вбили в оборону союзников клин с основанием в 45 миль от Эхтернаха до Моншау и острием в Целле всего в четырех милях от Меза. Однако, несмотря на колоссальные усилия, немцы не смогли расширить или углубить завоеванный сектор. К концу года фон Мантейфель потерял всякую надежду осуществить даже свой ограниченный план. Теперь он признал правоту фон Рундштедта, отстаивавшего необходимость скорейшего отхода на более удобные оборонительные рубежи. 2 января фон Рундштедт запросил разрешения прекратить наступление и настойчиво порекомендовал отвести войска к немецкой границе. Он получил обычный ответ фюрера «стоять и сражаться»; еще больше людей, танков и орудий погибли впустую в тщетной попытке удержать уязвимые позиции.
3 января 1-я американская армия генерала Ходжеса начала наступление на северной стороне клина в направлении Уффализа, а 9 января войска генерала Паттона выступили из района Бастони тоже к Уффализу. Только тогда Гитлер неохотно согласился на отвод немецких войск к рубежу, с которого было начато наступление. Учитывая сложившиеся обстоятельства, отступление можно назвать относительно удачным. Пехотные дивизии, защищаемые с тыла бронетанковыми частями, постепенно, день за днем, сдавали один рубеж за другим; правда, из-за нехватки горючего большое количество танков и бронетехники пришлось бросить. К 16 января, через месяц после начала арденнского наступления, 1-я американская и 3-я американская армии соединились в Уффализе, покончив с последними яростными конвульсиями умирающего вермахта. Пока не наступит смерть, вермахту еще предстоит корчиться в судорогах, но таких опасных уже не будет.
Будущие военные историки, как немецкие, так и союзные, несомненно, поломают головы, пытаясь определить, почему последнее наступление вермахта закончилось полным провалом. Словно желая помочь им, фельдмаршал фон Рундштедт, не ожидавший ничего хорошего от этой авантюры, предложил не менее девяти причин крушения амбициозного гитлеровского плана по захвату Антверпена.