Читать интересную книгу Призраки - Чак Паланик

— Может, в то время некоторых из этих организаций еще не существовало, — говорит старик, — но общий смысл вам понятен.

Когда американские зрители узнают, что несколько центов (а то и все десять) с каждого проданного билета на ее фильмы уходят к нацистам… Вот тогда все и закончится. Никаких кассовых сборов. Никаких спонсоров на телевидении. Эти фильмы с ее участием, они не будут стоить вообще ничего. Ее фотографии в голом виде не будут стоить ни цента. Мэрилин Монро превратится в американскую леди Гитлер.

— Она создала свой образ, сказала она большим боссам со студий. И она же его и разрушит, — говорит старик.

Банка стоит на прилавке. Клер, наконец, отрывается от созерцания и говорит:

— Сколько вы за нее хотите?

Старик посмотрел на часы у себя на руке. Сказал, что он в жизни бы не стал продавать эту вещь, но он уже старый. Ему охота уйти на покой, а не сидеть целыми днями за кассой, пока нечистые на руку покупатели свободно обкрадывают магазин.

— Сколько? — сказала Клер, вынимая из сумочки кошелек затянутой в перчатку рукой. И старик сказал:

— Двадцать тысяч долларов…

Сейчас половина шестого, а магазин закрывается в шесть.

— Хлоралгидрат, — сказал ей старик.

Снотворные капли. Вот так он ее и убил, этот парень. В тот вечер, в августе, она наелась снотворного и была уже сонная. Он просто вылил ей в горло содержимое пузырька. Конечно, на вскрытии у нее в печени обнаружили «Микки Финн»[9], но все сказали, что эту штуку ей присылают из Мексики. Даже врач, который выписывал ей рецепты, сказал, что из Мексики. Даже он сказал: самоубийство.

Двадцать тысяч долларов.

И Клер сказала:

— Надо подумать. — По-прежнему глядя на белую муть внутри банки, она отошла от прилавка. — Мне нужно…

Старик протянул руку, как бы пытаясь схватить ее сумку, пальто и зонтик. Если она собирается бродить по торговому залу, вещи надо оставить на кассе.

Клер отдала ему вещи и даже не взяла игральные карты.

Клер Аптон, которая смотрит на отполированный кубок и видит в нем отражение молодого мужчины: он улыбается, на лице поблескивают бисеринки пота, в руках — теннисная ракетка или клюшка для гольфа. Она видит, как он растолстел, обзавелся женой и детьми. После этого кубок не отражает вообще ничего, кроме внутренней стенки картонной коробки. Потом другой молодой человек вынимает его из коробки. Сын того, первого.

Но эта банка — она как бомба, готовая взорваться. Орудие убийства, которое пытается сделать признание. Достаточно лишь прикоснуться к ней пальцем, и ты почувствуешь толчок. Удар током. Что-то похожее на предостережение.

Пока она бродит по магазину, старик наблюдает за ней по мониторам.

В темных стеклах старых солнцезащитных очков она видит мужчину, который валит на землю какую-то женщину и пинками раздвигает ей ноги.

В позолоченном тюбике старой помады она видит лицо, обтянутое черным чулком. Две руки душат кого-то, лежащего в постели. Потом те же самые руки сгребают с комода ключи, кошелек и мелочь. Рядом с помадой. Молчаливым свидетелем.

Клер Антон и старый кассир, они одни в магазине, в полумраке, среди подушек из пожелтевшего кружева. Вышитых гарусом кухонных полотенец. Простеганных прихваток. Наборов щеток-кисточек из серебристого металла, потускневшего до темно-коричневого цвета. Оленьих голов с раскидистыми рогами.

В стальном лезвии опасной бритвы, в ее тяжелой витой хромированной рукоятке. Клер видит отражение своего будущего.

Там, среди стаканчиков и помазков из конского волоса. Высоких и узких витражных окон. Вечерних сумочек, расшитых бисером.

Они одни в магазине, с нерожденным ребенком Мэрилин Монро. Одни в этом музее вещей, которые никому не нужны. В этом сумрачном месте, где все испачкано отражениями чего-то страшного.

Пересказывая все это, сейчас, в туалетной кабинке. Клер говорит о том, как она взяла бритву, а потом еще долго ходила по магазину, то и дело поглядывая на лезвие: отражает оно или нет ту же самую сцену?

Пересказывая все это сейчас, в туалетной кабинке, Клер говорит, что это очень непросто — быть одаренным экстрасенсом.

На самом деле быть мужем Клер — тоже очень непросто. Например, вы пошли ужинать в ресторан, ты ей что-то рассказываешь, она вроде бы слушает, а потом ее вдруг пробивает неудержимая дрожь. Она прикрывает глаза рукой и отворачивается от тебя. Все еще дрожа, она поглядывает на тебя в щелочку между пальцами. А чуть погодя она тяжко вздыхает, подносит руку ко рту, и кусает костяшки пальцев, и смотрит на тебя в упор, но молчит.

А когда ты ее спрашиваешь, что случилось…

Клер отвечает:

— Тебе лучше не знать. Это так страшно. Но если ты будешь настаивать: расскажи… Клер ответит:

— Пообещай мне одну вещь. Пообещай, что в ближайшие три года ты будешь держаться подальше от всех машин…

Беда в том, что Клер знает, что она тоже может ошибаться. Чтобы перепроверить себя, она берет серебряный портсигар, отполированный до зеркального блеска. И в нем отражается ее будущее: она сама с бритвой в руке.

Уже под самое закрытие она возвращается к кассе. Старик как раз переворачивает табличку на двери. Было «Открыто», а стало «Закрыто». Он уже опустил жалюзи на витрине. В витрине — рюмочки для яиц. Покрывала и халаты из синели. Флакончики для духов в виде южных красавиц в юбках на кринолине. Мертвые бабочки в рамочках под стеклом. Ржавые птичьи клетки. Старые железнодорожные фонари с красными или зелеными стеклышками. Сложенные шелковые веера. Теперь никто не заглянет внутрь с улицы.

Старый кассир говорит:

— Ну, что надумали?

Банка уже вернулась на место: стоит в запертом застекленном шкафу за кассой. Сквозь белую муть виден лишь темный глазик и крошечное ушко.

Пока старик рассказывал Клер об убийстве Монро, она увидела кое-что еще. Искаженное отражение в закругленном стеклянном боку: мужчина просовывает в чужой рот маленький пузырек. Голова катается по подушке. Мужчина вытирает чужие губы рукавом рубашки. Его взгляд останавливается на столике у кровати. Телефон, лампа, банка.

Там, в видении Клер, лицо мужчины продвинулось ближе. Две руки потянулись к банке, такие большие руки. Они взяли банку и обернули ее темнотой.

Это лицо, отраженное в стеклянном боку, это лицо старика-кассира. Только без морщин. Да, это он. Только с густыми каштановыми волосами.

Банка стоит в шкафу за прилавком и буквально пульсирует энергией. Светится силой. Священная реликвия, которая пытается рассказать Клер что-то важное. Капсула времени: история из прошлого, заключенная в стеклянную емкость. Более притягательная, чем самые лучшие сериалы. Более честная, чем самый длинный документальный фильм. Первоисточник истории. Настоящее действующее лицо. Ребенок, который ждал столько лет и дождался Клер. Она спасет его. Она услышит.

Под пристальным наблюдением видеокамер Клер поднимает руку с опасной бритвой. Она говорит:

— Я хочу взять вот это, но тут нет цены…

Старик перегибается через прилавок, чтобы присмотреться внимательнее.

Снаружи, на улице, нет ни души. На мониторе системы видеонаблюдения: весь магазин, все проходы и повороты. Там тоже нет ни души.

На мониторе: старик отлетает назад, спиной — в стеклянную дверцу шкафа, стекло разбивается, и старик тяжело оседает на пол, весь в крови и осколках. Банка наклоняется, падает и разбивается.

Сейчас Клер Аптон звонит мужу из туалетной кабинки. Она говорит:

— Это была кукла. Пластмассовый пупс.

Ее сумка, пальто и зонтик забрызганы красным и липким.

Она спрашивает у мужа по телефону:

— Понимаешь, что это значит?

И снова спрашивает, как лучше всего уничтожить запись с камеры видеонаблюдения.

20.

Обмороженная Баронесса наклоняется над кроватью, держа в обеих руках миску с чем-то горячим и жидким, и говорит:

— Без морковки. И без картошки. На, выпей. И Мисс Америка, свернувшаяся калачиком на кровати, под пристальным взглядом видеокамеры, говорит:

— Нет. — Она смотрит на нас, столпившихся в коридоре за дверью, и на Директрису Отказ в том числе, а потом отворачивается к бетонной стене и говорит: — Я знаю, что это…

Обмороженная Баронесса говорит:

— У тебя все еще идет кровь.

Заглянув в комнату, Директриса Отказ говорит:

— Тебе надо что-нибудь съесть, а иначе умрешь

— Тогда дайте мне умереть, — говорит Мисс Америка, уткнувшись лицом в подушку

Мы все собрались в коридоре. Слушаем. Запоминаем. Записываем.

Мы — очевидцы

Камера, скрытая за камерой, скрытой за камерой.

Обмороженная Баронесса наклоняется еще ниже. Со своим супом. В струйках пара, поднимающихся из миски, ее обезображенные губы отражаются в мерцающем слое горячего жира, который плавает на поверхности. Баронесса говорит:

— Но мы не хотим, чтобы ты умерла.