— По закону он собственность твоего мужа и должен быть возвращен. — Дариус развел руками. — Мне очень жаль, Изабель.
Бросившись к нему на грудь, она горько оплакивала потерю:
— Он был моим другом!
— Я знаю. — Заключив ее в объятия, Дариус гладил Изабель по волосам. — Я отдал бы все на свете, чтобы изменить ситуацию.
— Его забрали! — всхлипнула она и, вцепившись пальцами ему в рубашку, прижалась к Дариусу, словно он был единственным, что удерживало ее на земле. — О Боже! Теперь Ричарду известно о тебе!
— Ему не известно почти ничего. — Голос Дариуса прозвучал у нее в ушах спокойно и уверенно. — Миссис Макфедден могла бы уничтожить взглядом и дьявола, если бы тот спросил, где она держит ключи от дома, поэтому я не думаю, что она или мистер Макквин намекнули, что ты была там.
— Да. — Изабель кивнула, и слезы у нее перестали течь. — Миссис Макфедден ничего не боится.
— Тем более когда рядом Хеймиш. А после того как ты показала ей, как следует пользоваться сковородой…
— Самсон — это все, что у меня было на свете.
— Нет, это не так. Во всяком случае, пока я дышу.
— Осторожно, Торн. — Изабель улыбнулась дрожащей улыбкой. — Ты слишком часто даешь одно и то же обещание, и… я все время жду, когда же ты скажешь «Хватит!».
— Тогда тебе придется ждать всю жизнь.
— Поцелуй меня, Дариус.
Выполнить ее просьбу было просто. Дариус нагнул голову и коснулся ее губ, мягких и соленых от слез. Он целовал ее, пока удовольствие от поцелуев не заслонило боль, и каждое прикосновение его губ было клятвой обеспечить ей безопасность и найти способ снова сделать ее счастливой.
— С тобой ничего не случится, если я ненадолго оставлю тебя одну? Я обещал Радерфорду прийти к нему в спортклуб для упражнений в фехтовании. По-моему, он твердо решил, что все мы должны быть готовы к некой битве.
— Дариус, поклянись мне, что не будешь… устраивать дуэль или драку с Ричардом. Все остальное меня не заботит. Поклянись, что никоим образом не станешь рисковать жизнью ради меня!
— Изабель, я…
— Пообещай, Дариус Торн. Мне нужно твое слово.
— Тогда я даю его тебе.
— Ненавижу.
— Что ты ненавидишь? — с нотками тревоги в голосе спросил он.
— Быть такой беспомощной. Я не более чем зритель во всем этом, и я… это ненавижу. — Изабель сжала пальцами виски. — Я просто призрак, плывущий по жизни.
— Твой цвет вполне соответствует этому образу, — пошутил он и притянул ее к груди. — Но могу заверить, что ты вполне телесна, Елена. Мне продемонстрировать, насколько крепко ты физически связана с этим миром, дорогая?
— Не здесь! — слабо воспротивилась она. — Наши хозяева очень любезны, но… я бы не хотела вызвать у мистера Годвина сердечный приступ, мистер Торн.
— Глупости. Он очень долго прожил у Блэкуэлла, чтобы его можно было чем-нибудь смутить, — возразил Дариус, но бережно отпустил ее. — Хорошо, небольшая отсрочка. Но предупреждаю: если ты не станешь возражать, я могу запереть дверь столовой и прервать твой завтрак безрассудной выходкой.
— Ты будешь дома ночью?
Дариус медленно покачал головой.
— Если Майкл не слишком отделает меня, то я поеду и постараюсь добиться желаемого.
— Сколько еще… в списке?
— Два.
— А если ничего не получится?
— Не хочу сейчас об этом думать. Не могу позволить себе думать, что подведу тебя.
— Но с тобой ничего не случится? Обещай мне.
— Я в безопасности, как в церкви. — Он еще раз поцеловал ее. — И ты тоже.
После его ухода Изабель в одиночестве бродила по гостиной, в которую падали бледные косые лучи солнечного света, — фея с кожей цвета слоновой кости, не обращающая внимания на танец света и тени, делавший ее еще прекраснее, когда она пересекала лучи.
Каждое воспоминание о Самсоне отдавалось острой болью внутри, и Изабель понимала, что будет долго горевать о потере близкого друга. Но смотреть, как Дариус уходит, а потом снова сидеть и ждать… казалось невыносимым.
— Вам письмо, мадам. — Слова Дейзи остановили ее посреди комнаты. — Его принес посыльный. И миссис Кларк велела узнать, как по-вашему, ожидать ли этим вечером мистера Торна?
— Я… Не думаю, что сегодня он вернется вечером. Я буду одна обедать у себя в комнате, если только Кэролайн не нужна моя компания.
Дейзи покраснела.
— Сегодня вечером миссис и мистер Блэкуэлл будут обедать вдвоем и просили их не беспокоить.
— Очень хорошо, — кивнула Изабель, радуясь счастью своей подруги. — Спасибо, Дейзи.
Дейзи подала ей письмо и, сделав реверанс, оставила Изабель наедине с ее мыслями.
Эйш Блэкуэлл был одним из самых привлекательных мужчин, которых когда-либо видела Изабель, но что придавало необыкновенную красоту его благородной внешности, так это его обожание молодой жены и исключительное внимание к ней. Казалось, он посвятил свою жизнь тому, чтобы доставлять ей удовольствие, и Изабель видела, что вся его жизнь вращается вокруг Кэролайн. Никто ничего не говорил открыто, но невозможно было не заметить тревогу за ее состояние и за ожидаемое летом появление ребенка. Все домочадцы будто затаили дыхание, и было легко понять почему. Из любви к Кэролайн и Эйшу Изабель молилась за благополучные роды подруги и здоровье будущего ребенка.
Это пример того, каким может быть брак. Ей оказали честь, пригласив в этот дом и позволив увидеть все своими глазами.
Такая жизнь могла быть у нее с Дариусом.
Изабель не отказала себе в желании снова помечтать о таком браке со своим любимым ученым. Их взаимная страсть ничуть не уменьшилась, и Изабель знала, что, будь она его женой, он бы ценил и оберегал ее, как ни один другой мужчина.
Но она уже замужем.
Ее внимание снова вернулось к письму, и Изабель тотчас узнала изящный четкий почерк матери.
— Пожалуйста, мама, — прошептала Изабель, ломая печать и разворачивая письмо. — Прошу тебя.
«Изабель!
Я была ошеломлена, получив твое письмо и узнав о твоей ситуации.
Так как твой муж уже написал нам о твоем возмутительном поведении и неожиданных поступках, а также о своих опасениях по поводу твоего психического здоровья, могу только сказать, что твое письмо подтверждает его страхи. Лорд Нидертон выразил огорчение относительно твоего бессердечного решения убежать с другим мужчиной. И заверил нас, что, если ты одумаешься, он великодушно простит тебя и отнесет эту глупую выходку на счет твоей молодости и неопытности, и все будет, как прежде.
Разумеется, пока скандал не стал публичным.