бухте контрабандистов на северном побережье, на безопасном расстоянии от Йорка и достаточно близко к шотландским границам, которые не внушали страх. Сходить на землю пришлось на слабых, неуверенных ногах, которые привыкли к качке на море, и Джесс был почти уверен, что горизонт так и продолжит покачиваться перед его глазами даже на твердой почве, однако, покинув корабль, он почувствовал огромное облегчение. Джесс был плохим моряком.
Томас, однако, был моряком хорошим. Высоченный приятель Джесса похлопал его по плечу, когда Джесс пошатнулся, и помог поймать баланс.
– Хорошо оказаться дома? – спросил Томас.
– Это не мой дом, – ответил Джесс. – Я из Лондона.
– Лондон же находится в Англии, разве нет? Разве это не одно и то же?
Джесс не стал утруждаться ответом. Живот у него крутило, а ноги гудели, и с камнями под ногами шагать вверх по склону было совсем не легко… однако он абсолютно забыл о дискомфорте, когда поднялся на вершину холма, где его встретили двое вооруженных мужчин.
Джесс вскинул руки и сказал:
– Грозовой ворон, – это была фраза, которую они с Бренданом придумали во время путешествия. – И даже не пытайся стрелять из этой штуки, Грейнджер, ты никогда целиться не умел.
– Ага, и то правда, – сказал один из мужчин, тот, что был повыше, с мертвецки бледным лицом, впалыми глазами и до странности густой черной шевелюрой и усами. – А вы нынче слишком щуплый, чтобы в вас вообще можно было попасть, господин Джесс. Чем вас там кормили по пути, уксусом с воздухом? – Грейнджер убрал оружие, так же поступил и его коллега, что был пониже и молчаливее. – Добро пожаловать домой, сэр. Полагаю, ваш брат с вами?
– Вернулись домой быстрее, чем все мы этого хотели. – «И это не дом», – подумал Джесс, но вслух не произнес. Вместо этого он оглянулся. – Капитан Санти, профессор Вульф, это мистер Грейнджер. Он доверенный секретарь моего отца, да и вообще всеми делами занимается, какими придется. – Он вежливо проигнорировал второго человека, потому что Грейнджер поступил так же. Тот был новеньким, Джесс его не видел до того, как отбыл в Александрию. – Мы пойдем пешком?
– Слава богу, нет, – сказал Грейнджер. – У нас есть для вас кареты. Только в каждую войдет не больше четырех человек. Сколько вас всего?
– Девятеро, – сказал Джесс, но Брендан тут же высунул голову из-за его плеча и произнес:
– Десятеро. – Когда Джесс его отпихнул, Брендан ухмыльнулся. – Анита тоже с нами пойдет. Говорит, ей не помешает переночевать подальше от корабля.
– Десятеро, – повторил Джесс и повернулся к Грейнджеру: – Наш отец здесь?
– Ждет вас в доме. Сказал, чтобы вы слушались меня, как его, пока не встретитесь.
– То есть могу тебя игнорировать? – сказал Брендан. – Отлично. Хорошая работа, Грейнджер. – Он повернулся и вежливо поклонился Халиле, которая стояла у дороги: – Дамы вперед.
– Заткнись, – сказала Глен и смачно ударила его по заднице. – Не нужна нам твоя лесть. Просто подвинься и не загораживай путь.
– Ты мне начинаешь нравиться, – крикнул Брендан ей вслед. Палец, который ему в ответ показала Глен, не намекал на взаимную симпатию. Брендан обнял брата за шею. – Да ладно тебе, Джесс. Улыбнись. Мы в безопасности. Мы дома!
«Это не дом», – снова подумал Джесс. Однако теперь он начал осознавать, что у него, вероятно, и нет вовсе дома, если не считать за дом людей, которые ему дороги. И эти люди втискивались в три паровые кареты, выстроившиеся в ряд на дороге.
В Лондоне па всегда предпочитал неприметные транспортные средства; его дом был достаточно роскошным, однако, будучи притворяющимся торговцем среднего класса, он никогда не перегибал палку.
Очевидно, теперь все было иначе. Эти паровые кареты были блестящими шедеврами, покрытыми черным лаком и украшенными бронзой, с часовыми механизмами и гидравлическими двигателями, которые виднелись через прозрачные панели из толстого и, без сомнения, небьющегося стекла. «Под стать королям и архивариусам», – подумал Джесс. Он задумался, сколько редких книг отец продал на съедение, точно вкусные, запретные деликатесы, пожирателям чернил, чтобы заплатить за кареты.
Дарио отпихнул Брендана, чтобы помочь забраться внутрь Халиле. Путешествие тоже сказалось на ней не лучшим образом, она выглядела голодной и бледной, и, когда Дарио опустился на сиденье рядом с ней и взял ее за руку, Джесс порадовался, что у Халилы есть кто-то, кто о ней так заботится. Они не получили никаких вестей об отце, брате и дяде Халилы, если не считать новости о том, что они по-прежнему в тюрьме архивариуса в серапеуме. Семья Глен была в безопасности. Родных Томаса вопреки их возражениям увезли в уединенную горную деревушку, где было достаточно людей, способных их защитить, благо ушедшие на пенсию знакомые солдаты Санти все еще были ему должны.
Халила несла ношу своего страха и печали в одиночку, и все прекрасно видели, как сложно ей это дается.
Морган остановилась рядом с Джессом и поправила свои волосы, откидывая их с лица. Ветер безудержно их трепал, играя с прядями. Те отросли, и порывы взъерошили их в еще более густые кудри. Джессу нравилось.
– Хотелось бы мне, чтобы мы могли чем-то еще помочь Халиле, – сказала Морган. – У меня сердце кровью обливается, видя ее в таком… потерянном состоянии.
– Знаю, – сказал Джесс. – У меня тоже. – Морган расцвела в море, будто бы тянула энергию и силы из его просторов. Она проводила часы напролет на палубе, наблюдая за волнами и дельфинами, которые кувыркались за бортом. И даже немного набрала вес, который потеряла в Филадельфии, и под ее одеждой снова виднелись плавные изгибы тела.
Джесс протянул Морган локоть, и она взяла его под руку со скромной улыбкой. Стоя под солнцем, она загорела. Загар ей был к лицу.
И Морган даже позволила Джессу помочь ей забраться в карету, не возражая, когда он положил руки на ее талию. Это было первое прикосновение, которое она ему позволила с тех пор, как они поднялись на борт. Морган ужасно перепугалась из-за того, что чуть не сделала с Джессом у Филадельфии. И она хотела быть уверена в том, что снова достаточно сильна и контролирует свои силы, прежде чем опять рисковать.
Джессу была противна каждая секунда того длинного, одинокого путешествия, и не только из-за жалких часов, проведенных с морской болезнью.
Брендан забрался в карету следом за ними и уселся напротив, а потом протянул руку, помогая расположиться Аните. Дочь Красного Ибрагима закрыла дверцу кареты и постучала по крыше, точно была рождена для подобного, чувствуя себя здесь как дома, как на улицах Александрии и на рынке контрабандистов, что располагался под теми улицами.