Но я лишился главного – благорасположения царя. И что обиднее всего – моей вины в этом не было ни чуточки. Вот даже с ноготок. Ни капелюшечки. Но кто-то должен расплатиться своей шкурой за случившуюся измену, если уж нельзя покарать истинного виновника, и я оказался самой подходящей кандидатурой…
– Что, изменщик?! Бежать от меня намыслил?! – C этими словами ворвался в мою ложницу Иоанн.
Неизменный посох в одной руке, сабля в другой. Между прочим, обнаженная. А позади десяток стрельцов – на угрюмых лицах нетерпеливое ожидание команды «фас!». И яркий, колючий свет злобных факелов в их руках.
Я обалдело хлопал глазами, не в силах хоть что-то понять. Это что – доброе утро с таким эскортом желают? Хотя нет. Мельком скользнув взглядом по слюдяному окошку за спиной царя, вскользь отметил, что рассвет еще не забрезжил и до утра далеко.
– Дозволь, государь? – не выдержав, шепнул кто-то из стрельцов.
Иоанн скривил лицо в презрительной гримасе, некоторое время яростно буравил мое недоумевающее лицо ненавидящим взглядом, затем согласно кивнул:
– Дозволяю…
Непоседа-стрелец сделал шаг вперед. Сабля со змеиным шелестом поползла из ножен, обнажая ядовитый зуб-клинок…
Глава 15
С пика в крутое пике
Я не знаю, что именно побудило изменить главу наемной дружины в шесть тысяч воинов Георгия Фаренсбаха, которого здесь на Руси все дружно, начиная с царя, величали Юрием, а окончание фамилии переиначили на восточный манер Францбек. Во всяком случае, не эти искажения. Скупой немец со мной не очень-то откровенничал, поэтому я теряюсь в догадках.
Могу сказать только одно – недовольным он был еще тогда, при раздаче царем наград за победу над крымским ханом. Может быть, Иоанн и в самом деле поступил несправедливо, удостоив сурового командира наемников всего-навсего золотым кубком да еще веницейским золотым дукатом – что-то вроде средневековой медали «За отвагу». Хотя нет. За Молоди ее вручили только воеводам полков – как первому, так и второму. Получается, что по статусу она котировалась гораздо выше, почти как Герой Советского Союза. Или просто – Герой. Но это для русских воевод она представляла особую ценность, которую навряд ли кто из них променял бы на мешок серебра. Для Фаренсбаха же полученная награда представляла лишь одну золотую монетку, к тому же крохотную, всего-то в три с половиной грамма. То есть он оценивал ее по номиналу, не более.
Кроме того, он посчитал, что Воротынский с ним тоже поступил несправедливо. Понятное дело, что пешему за конным не угнаться, так что в преследовании отступающих, а затем панически бегущих обратно в Крым татарских орд его люди участия не принимали. Тем не менее немец полагал, что основную работу его воины выполнили отлично, когда отбивались от Девлета в Гуляй-городе, а значит, Воротынский должен выделить им часть захваченной добычи. Словом, Фаренсбах решил, что он обделен.
Вдобавок были еще шуточки Иоанна. Может, кому-то они показались бы безобидными, разве что плоскими, но немец их все принимал на полном серьезе, в том числе и касающиеся жалованья. Его Иоанн не раз предлагал урезать. То есть сам того не ведая, царь не переставая надавливал на больную мозоль Фаренсбаха.
Финальным аккордом послужил разгром наших войск в Прибалтике уже этой зимой. Дело в том, что дружина Фаренсбаха была гораздо ближе к сторожевому полку, по которому ударили шведы. Пускай не в двух верстах, как уверял спасшийся второй воевода полка Иван Колотка Плещеев, но и никак не в двадцати, согласно словам самого немца. Скорее всего, они и впрямь могли поспеть к полю битвы, но такой команды от своего командира не получили. Не пришли они на выручку и полку правой руки, хотя тоже могли вмешаться, да еще решить исход битвы, нанеся неожиданный удар во фланг не ожидавшим этого шведам. Фаренсбах не сделал и этого.
Понятное дело, что весь гнев Иоанна обрушился на него. Навряд ли бы царь осуществил хоть одну из обещанных угроз, которыми он осыпал седовласого наемника. Не думаю. Как раз по отношению к иноземцам он вел себя гораздо сдержаннее, чем к своим подданным. Но Фаренсбах давно жил на Руси, язык понимал хорошо, а в силу особенностей своего характера воспринял эти угрозы в буквальном смысле. Вдобавок за время проживания он успел навидаться всякого, поэтому ничему не удивлялся. Раз сказал, значит, сделает. И кожу с живого сдерет, и на бубен натянет, и в кипятке сварит, и по частям настругает, и медведями затравит. Так чего дожидаться?
Я бы не назвал этот поступок изменой, скорее уж – нарушением договора, но у царя на этот счет имелась иная точка зрения. Она же – окончательная. Усугубляло ситуацию и то, что эта измена среди иноземцев была далеко не первая. Примерно двумя годами ранее от царя удрали еще двое немцев-опричников: Иоанн Таубе и Элерт Крузе. Оба они были не из рядовых – возглавляли у Иоанна опричные отряды, были в числе ближних воевод у Магнуса во время осады Ревеля, и царь воспринял их побег весьма болезненно.
И если бы они просто удрали – полбеды. Но они решили немедленно выслужиться перед новыми хозяевами. Пока никто не знал об их измене, они обманным путем захватили Дерпт. Впрочем, особого вреда Руси это не принесло – их в два счета выбили из города, но сам факт! К тому же они не угомонились и после этого. Получив приют у герцога Курляндии Готгарда Кетлера, они писали чуть ли не ко всем королям, излагая свои планы по захвату Руси и предлагая собственные услуги. Разумеется, не преминули рассказать и обо всем, что вытворял царь. Словом, напакостили бывшему хозяину как только могли.
Теперь оставалось лишь гадать, как поступит этот беглец, ухитрившийся подбить на побег еще десяток человек из своего отряда. Особенно мне жалко было ухода вместе с Фаренсбахом Ганса Миллера. Как стрелок он был не ахти, но зато мастер-оружейник первостатейный. Там, под Молодями, его «сюрпризы», изготовленные под моим руководством, унесли на тот свет не одну сотню татар. Один сундук с порохом…
Впрочем, что там говорить. Знаю одно – пользы Руси он мог принести еще немало, а теперь получается, вреда. Особенно если запомнил мои идеи, внедряемые им в жизнь. Тогда они были против крымчаков, а против кого он их направит теперь – вопрос.
Кстати, забегая вперед: я как в воду глядел. Спустя девять лет главному воеводе осажденного Пскова князю Ивану Петровичу Шуйскому пришлют письмо от некоего Ганса Миллера, который якобы желает узнать – примет ли его воевода обратно на службу. К письму будет приложен и подарок – увесистый ларец, с рекомендацией вскрыть его лично самому воеводе. Однако князь, заподозрив неладное, поручил его открыть своим умельцам. Подстраховался он не зря. В ларце скрывались двадцать четыре заряженных кремневых самопала, направленных во все стороны. Все они были хитроумно соединены с крышкой. При ее открытии на всех них высекалась искра и…