нему, целовал полы его черкески, и каялся в грехах, и клялся не делать дурного. Старики говорили, что тогда все люди жили как святые – не курили, не пили, не пропускали молитвы, обиды прощали друг другу, даже кровь прощали… Тогда и Бог давал успеха народу во всем, а не так, как теперь». Это, конечно, почти фольклорный мотив «потерянного рая», но интересна живучесть подобных преданий – вплоть до наших дней, когда о Мансуре пишутся книги и защищаются диссертации. По словам А. С. Пушкина, «долго еще будет витать над Кавказом зловещая тень Мансура». Увы, Пушкин не представлял себе, как долго…
В январе 1787 г. Екатерина отправилась в свое знаменитое путешествие в «полуденные края России» – Крым и Новороссию. Путешествие вниз по Днепру и далее до Севастополя было организовано таким образом, чтобы показать всему свету мощь и величие Российской империи. Императрицу сопровождала многолюдная свита, к которой присоединились Иосиф ii и польский король Станислав Понятовский. На всем пути следования устраивались всевозможные празднества, парады войск, маневры, балы и спектакли. Недавно основанные и старинные города и селения, через которые медленно проезжала Екатерина, были для большего эффекта и блеска украшены гирляндами цветов, арками и воротами (при въезде в Херсон надпись на них гласила, что здесь начинается путь в Византию). Режиссером и постановщиком всех этих мероприятий, носивших характер гигантского театрального действа, был Потемкин, располагавший огромными средствами и их не жалевший.
Именно во время этого путешествия возникло знаменитое выражение «потемкинские деревни». Как разъясняет словарь, это «что-либо специально устроенное для создания ложного впечатления показного благополучия, скрывающего истинное положение дел». В последнее время историки много спорят о том, существовали ли в действительности фанерные, рассчитанные на взгляд издали деревни и фальшивые склады с мешками песка вместо зерна. Разумеется, это скорее преувеличение потемкинских недоброжелателей. Но совершенно очевидны два обстоятельства. Во-первых, светлейший князь действительно декорировал строения, дороги и мосты, выстраивал специальные «перспективы» из колоннад, арок, ворот, рассчитанные на некоторый, по крайней мере оптический, обман. «Пехотных ратей и коней однообразная красивость» появилась уже тогда. Кстати, потом эти принципы закладывались в архитектурную концепцию строившихся (или перестраивавшихся) в стиле классицизма русских провинциальных городов.
Еще важнее второе обстоятельство, хорошо сформулированное Иосифом ii: «Я вижу во всем этом гораздо больше эффекта, нежели внутренней цены. Князь Потемкин деятелен, но он гораздо лучше умеет начинать, чем завершать. Впрочем, так как здесь никоим образом не щадят ни денег, ни людей, то все может казаться нетрудным. Мы в Германии и во Франции не смели бы предпринимать того, что здесь делается. Владелец рабов приказывает; рабы работают; им или вовсе не платят, или платят мало; их кормят плохо, но они не жалуются…» Действительно, гигантомания и стремление пустить пыль в глаза любой ценой были характерными потемкинскими чертами, впоследствии прочно укоренившимися в российской действительности. Когда проектировался кафедральный собор в Екатеринославе, светлейший приказал архитектору «пустить на аршинчик длиннее, чем собор Святого Петра в Риме». Заложенный в результате фундамент оказался таким протяженным, что спустя почти пятьдесят лет, когда маленькая церковь все-таки была построена, он стал ее оградой. Все это, кстати, предвидел Иосиф, принимавший участие в торжественной закладке собора и язвительно заметивший: «…Императрица положила первый камень в основание великого города, а я – второй и последний».
За всеми этими, по выражению П. А. Вяземского, «географическими фанфаронадами» последовали очередная Русско-турецкая война 1787–1791 гг., разделы Речи Посполитой и подготовка к едва не начавшейся войне с революционной Францией. Занятая хитросплетениями мировой политики, Екатерина все больше отдалялась от когда-то инициированной ею «вольной» общественной жизни. Русское же общество, наоборот, становилось более зрелым, училось вырабатывать критический взгляд как на себя, так и на монарха и проводимую им политику. Вырастало, по выражению Н. Я. Эйдельмана, второе «непоротое» дворянское поколение.
Просветители, масоны и радикалы
К последней трети «осмнадцатого» столетия русское общество уже обладало высоким уровнем умственных интересов, духовных и материальных потребностей, идейных и нравственных запросов. В своем «Опыте исторического словаря о российских писателях» (1772) Н. И. Новиков приводит данные о 220 писателях – духовных и светских. Начинается и набирает силу процесс диверсификации, «цветущей сложности» культуры – и ее эмансипации от государства. Условно говоря, Екатерине и ее ближайшему окружению противостоят несколько групп, или «проектов».
Во-первых, это либерально-дворянская оппозиция в лице Н. И. Панина, его секретаря Дениса Фонвизина, близкой к ним Е. Р. Дашковой. Эта группа ориентировалась на наследника Павла Петровича и даже попыталась в 1773–1774 гг., когда он достиг совершеннолетия, отстранить Екатерину от власти и передать ему трон, ограничив его власть умеренной конституцией. О заговоре с целью воцарения Павла рассказал в своих воспоминаниях декабрист Михаил Александрович Фонвизин, племянник знаменитого писателя и герой войны 1812 г.
Мой покойный отец рассказывал мне, что в 1773 году или в 1774 году, когда цесаревич Павел достиг совершеннолетия и женился на дармштадтской принцессе, названной Натальей Алексеевной, граф Н. И. Панин, брат его, фельдмаршал П. И. Панин, княгиня Е. Р. Дашкова, князь Н. В. Репнин, кто-то из архиереев, чуть ли не митрополит Гавриил, и многие из тогдашних вельмож и гвардейских офицеров вступили в заговор с целью свергнуть с престола царствующую без права Екатерину ii и вместо нее возвести совершеннолетнего ее сына. Павел Петрович знал об этом, согласился принять предложенную ему Паниным конституцию и дал присягу в том, что, воцарившись, не нарушит этого коренного государственного закона, ограничивающего самодержавие… При графе Панине были доверенными секретарями Д. И. Фонвизин, редактор конституционного акта, и Бакунин (Петр Васильевич), оба участника в заговоре. Бакунин из честолюбивых, своекорыстных видов решился быть предателем. Он открыл любовнику императрицы Г. Орлову все обстоятельства заговора и всех участников – стало быть, это сделалось известным и Екатерине. Она позвала к себе сына и гневно упрекала ему его участие в замыслах против нее. Павел испугался, принес матери повинную и список всех заговорщиков.
(Фонвизин М. А. Сочинения и письма. Иркутск, 1982. Т. 2. С. 123)
По словам Фонвизина, Панин предлагал «основать политическую свободу сначала для одного дворянства, в учреждении Верховного сената, которого часть несменяемых членов назначалась бы от короны, а большинство состояли бы из избранных дворянством из своего сословия лиц… Под ним в иерархической постепенности были бы дворянские собрания, губернские или областные и уездные, которым предоставлялось право совещаться в общественных интересах и местных нуждах, представлять об них Сенату и предлагать ему новые законы».
«Выбор как сенаторов, так и всех чиновников местных администраций производился бы в этих же собраниях. Сенат был бы облечен полною законодательною властью, а императорам оставалась бы власть исполнительная, с правом утверждать Сенатом обсужденные и принятые законы и обнародовать их. В конституции упоминалось и о необходимости постепенного освобождения крепостных крестьян и дворовых людей». В этом проекте видны как идущие из прошлого идеи о выборном