Сергей высвободил руку и пошёл задами, выискивая проулок между огородами, чтобы выйти на улицу.
— А что со шведом делать — не посоветуешь? — вслед спросил Неверов. — Сын миллионера, свой самолёт есть, даже человечину пробовал. Ни холодом, ни обливанием уже не поможешь! Ты не знаешь, чем бы его таким полечить?..
Полоса крупных разочарований ещё не убила надежду, и Опарин решил испытать последний шанс — встретиться с академиком Насадным. В Питер он приехал ранним весенним утром и, невзирая на время, стал стучать в двери — звонок оказался отключённым. Достучался лишь к вечеру…
Исследователь звёздных ран кипел от гнева, когда открывал, однако, пытливо взглянув на гостя, смилостивился и впустил. Дело было первого мая, в праздник по советскому календарю, и по этому случаю академик обрядился в парадный костюм с двумя звёздами Героя Социалистического Труда и десятком орденов. Столь мощный «иконостас» на груди никак не сочетался с внутренним убранством квартиры, и бескорыстный искатель счастья для униженных и оскорблённых в тот же час отнёс Насадного к своим пациентам.
— Что вам угодно, молодой человек? — встретил он журналиста ледяным вопросом, и что бы потом Опарин ни говорил, какие бы доводы ни излагал, каменный тон академика не изменился. Его никак не поколебала повесть об отсидке в политической тюрьме, о доле диссидента в России, впрочем, как и рассказ о журналистской деятельности, приведшей к новому противостоянию власти. И лишь когда он поведал, что ищет страну счастья — Беловодье, иначе говоря, родину человечества, голос Насадного чуть оттаял и сделался старчески дребезжащим.
— Вы больной человек… Понимаете, что вы — больной человек?
— Возможно, — согласился Опарин. — Есть элемент навязчивой идеи… Почему же те, кто считает себя здоровым и выглядит здоровым, ничего не делают?
— Никогда не задавайте мне риторических вопросов, — обрезал академик. — Что вы от меня хотите?
— Указать место, где произошёл человек, где пробудился его современный разум.
— Зачем это вам?
— Хочу собрать всех несчастных, обездоленных, страдающих, всех обиженных и невинно наказанных, чтоб поселить в Беловодье.
— Абсурд! Этого невозможно сделать! Никогда!
— Все лишь говорят — невозможно, бессмысленно, неразумно, а кто-нибудь пытался это сделать? А вот я попробую!
— Подобные опыты были, — тяжко вздохнул академик, уклоняясь от блестящего взора. — Двести лет назад такие же романтики бросились за океан, в Америку. Но за ними ринулись полчища летариев… — преступников, человеческого отребья, и Новый Свет превратился в мусорную свалку. Полюбуйтесь теперь на страну счастья, подумайте, на чём она стоит… И так было всякий раз, как только открывали на земле неизвестный материк или остров.
— Как странно! — очарованно произнёс Опарин. — Никогда не рассматривал Америку как Беловодье…
— А её и нельзя так рассматривать. Искали-то Индию, а открыли… ещё одну землю обетованную для рабов и сброда. Европа очистилась от грязи, и до середины прошлого века был относительный покой. Нет худа без добра…
— Нет — вы знаете… Я же чувствую!.. Знаете и не хотите сказать. Она же существует, родина человечества?
— Вероятно, где-то существует. Иначе бы люди не искали.
— Но где? Где родился человек?
— Говорят, в Африке, — попытался уклониться Насадный. — От обезьяны, в процессе эволюции. Почитайте Дарвина, и всё станет понятно.
— Думаете, не читал?.. Вы же сами не верите в это!
Его больной взор сиял, дыхание стало отрывистым и поверхностным.
— О каком человеке вы говорите? — мрачно спросил академик.
— Знаю, вы работали на Таймыре! И открыли метеоритный кратер… Даже построили там город будущего!
— Сейчас это мёртвый город… Вам ни о чём это не говорит?
— Признайтесь, Беловодье — это и есть ваш метеоритный кратер?
— Блаженны верующие…
— Хорошо, не говорите! — замахал руками Опарин. — Вижу, не можете открыть мне тайны. Но я всё понял.
— Беловодье — райский сад! Какой к чёрту сад в Арктике? Вы соображаете? — теперь уже возмутился Насадный. — Земля Санникова — мечта, и не более. Только мечта о Беловодье! Миф!
Опарин улавливал недосказанность, полагал, что академик повязан какой-то клятвой и потому молчит. В общем-то, и правильно делает, поскольку приобщённый к существу вопроса человек и так всё поймёт.
— Я заселю этот город! — пообещал он. — Продолжу ваше дело. И если есть желание, приезжайте. Там вы будете счастливы.
— Безумец! Ваша община, ваше Беловодье немедленно окажется под властью дарвинов! И вы тоже…
— Под властью кого? — переспросил Опарин.
— Людей, которые живут на свете всего один раз, — поняв, что затронул ненужную тему, уклонился собеседник.
Однако от проницательного журналистского ума уклониться было невозможно. Он нащупал жилу, ключ к разгадке знаний академика.
— Кто такие дарвины? Последователи известной теории?
— В какой-то степени, да…
— А если быть точнее?
— Вы что, следователь?
— Нет, я журналист!
— Не вижу большого отличия, — пробурчал академик. — Журналисты обслуживают власть. А всякая власть сейчас принадлежит летариям…
— А это кто такие?
— Дарвины…
— Я не обслуживаю власть! И никогда не обслуживал! — с гордостью сказал Опарин. — Всегда стоял к ней в оппозиции и делал это интуитивно.
— Хотелось бы верить, — проговорил Насадный, глядя куда-то мимо. — Впрочем, да иначе не мечтали бы о Беловодье…
— Если этим дарвинам принадлежит власть, значит, они деятельные, предприимчивые люди?
— Да, этого у них не отнимешь. И жить торопятся, и чувствовать спешат… Потому что срок отмерен — душа умирает с телом.
— Ну, ну! — поторопил Опарин, сдерживая трепет собственной души. — Продолжайте! Они такие же люди, как все? Или есть какие-то приметы, отличия?
— Сейчас они очень похожи на людей, — не сразу вымолвил Насадный. — Практически такие же, хотя мы их очень точно чувствуем, узнаём и редко ошибаемся. Они живут среди нас и давно смешались с нами, однако это лишь видимость — настоящего смешения нет и быть не может. Поскольку у них совершенно другая природа, чем у всего остального человечества.
— Другая природа? Что это значит? Они что, пришельцы из космоса?
Академик усмехнулся и встал, отчего Опарин почувствовал себя наивным юнцом и решил молчать.
— В том-то и дело, что они земные, и, можно сказать, из земли пришли, — почему-то устало произнёс искатель звёздных ран. — Но произошли от приматов. Это ракшасы, потомки Пуластьи. Так их называют в Махабхарате. Правда, о происхождении у них на лбу не написано. Когда стреляли жёлтыми стрелами с отравленными наконечниками, ещё были не людьми, а просто воинствующими дикими существами. И очень легко узнавались. Потом они отличались тем, что изобрели способ обогащения, прежде немыслимый, — давать деньги в рост. Впрочем, они отличимы и сегодня, и не обязательно опытным глазом, поскольку остаются такими же воинственными, беспощадными и по-прежнему занимаются древним промыслом — дают деньги в кредит под проценты. Деньги зарабатывают деньги… И ещё, полное отсутствие совести. К сожалению, это участь всех, кто живёт в первый и последний раз. Они чувствуют свой короткий век, и потому, как комары, надоедливы и очень больно жалят. Отсюда их стремление управлять, властвовать, накапливать состояния… Они проникли всюду, потому что имеют более высокий социальный потенциал, как все, живущие лишь единожды. Большинство государств — увы! — находятся под их управлением и Россия в том числе. И в каждом из нас теперь сидит маленький дарвин, эдакая симпатичная мартышка с хорошо развитым жевательным аппаратом. В одном человеке она жива и активна, в другом дремлет, но можно разбудить её в любой момент… Вам не приходило в голову, отчего добропорядочные люди иногда идут на обман, подлость или преступление?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});