поездки в Сочи, свадебные фотографии, снимки сделанные во время медового месяца и последующих путешествий.
Я падаю с неба сгоревшей кометой
Я лбом прижимаюсь к стеклу до рассвета
Венеция, Милан, Лондон, Кипр. Так много красивых мест, так много интересных воспоминаний. Я прогоняла это все в памяти, воскрешала на секунды, а потом прощалась.
Мы страны делили все поровну вместе
Но в них без тебя мне неинтересно
Зачем мне теперь красота?
Я без тебя сирота
Закончила я только ближе к полуночи. Глубоко вдохнув, взяла ручку и подписала то, что требовалось. Посмотрела на дело рук своих, сморгнула непрошеные слезы и твердо решила, что завтра утром поеду в офис и передам Косте документы лично. Посмотрю в глаза, попытаюсь поговорить в последний раз, попросить прощения. Заодно и сдам пропуск в здание, лежащий в сумочке.
С этими мыслями и отправилась спать. И в эту ночь кошмары тоже обошли меня стороной.
***
К зданию компании «Троймедиагруп» я подъехала в половине двенадцатого. По понедельникам в это время Костя всегда был в офисе, разбирая бумаги в кабинете. То ли привычка, то ли традиция с годами остающаяся неизменной. Чем я не преминула воспользоваться.
Звонить ему я не рискнула, боялась, что муж либо не возьмет трубку, либо попросту запретит приезжать. А мне жизненно необходимо было его увидеть.
Перед выходом из дома тщательно привела себя в порядок. Нанесла немного макияжа, чтобы скрыть бледность кожи и темные круги под глазами, волосы собрала в высокий хвост. Из одежды выбрала темные джинсы и блузку бирюзового цвета с длинными рукавами. Вроде вышло неплохо.
Перед тем как зайти, минут десять сидела в машине, собираясь с духом. Затем, поняв, что дальше тянуть резину не получится, решительно вышла из машины и пересекла стоянку.
Встретили меня в компании на удивление тепло. Приветствовали, улыбались, пожимали руку, сожалели о моем уходе. Я отвечала стандартными фразами, старательно держа лицо и параллельно размышляя. Интересно мышки пляшут. Походу о нашем разводе никто еще не знает, даже самые заядлые сплетницы. Но мне это только на руку. Пусть чешут языками потом, когда я этого не буду ни слышать, ни видеть.
— Таяночка, милая, уже и не ждала тебя увидеть, — как только я вошла в приемную, Инна Владимировна, секретарь Кости, тут же подорвалась с места и начала щебетать. Это была дородная женщина пятидесяти лет, мама троих детей и просто хороший человек. Ко мне она всегда относилась с теплотой и я не отказала себе в удовольствии поболтать с ней пять минут. От старательно предлагаемого кофе, впрочем, отказалась.
— Шеф у себя? — спросила, когда пыл собеседницы немного поутих.
— Да, — кивнула она. — Константин Сергеевич просматривает отчеты. — Мне доложить?
— Не надо, я ненадолго зайду и сразу обратно.
— Таяна, — Ирина Владимировна по-матерински приобняла меня за плечи, — надеюсь, ты к нам еще вернешься. Восстанавливайся поскорее и возвращайся. Здесь всем тебя будет не хватать. Помни об этом.
— Восстанавливаться? — озадаченно посмотрела на секретаря. Ее слова сбили меня с толку.
— Ну как же… — разводит та руками и понижает голос. — Выкидыш очень тяжело перенести любой женщине. И физически, и морально. Правильно, что Константин Сергеевич решил вас не напрягать работой.
Ах, вот как. Получается, Костя тут хорошо расстарался, наплел с три короба. Выставив на всеобщее обозрение нашу общую драму. Мне стало очень неприятно от этого. В груди на мгновение сдавило, в глазах защипало, но титаническим усилием воли все же удалось сдержать себя.
Хотя, с другой стороны. Чего я хотела? Чтобы он развесил везде плакаты с надписью «моя жена — шлюха»? Представив сию картину, передернулась всем телом. Нет уж, лучше слушать слова сочувствия, чем терпеть оскорбления. Свою долю позора я уже хапнула с лихвой. Лишнее мне ни к чему.
Скомканно поблагодарив Ирину, направилась к двери, ведущей в кабинет мужа. Вошла без стука, тихонько закрыв за собой дверь и замерев на пороге.
Костя, как обычно, сидел, зарывшись в бумаги. Такой же сосредоточенный, каким я привыкла его видеть. Такой же родной и любимый. На лбу периодически возникали глубокие складки, которые мне всегда так хотелось разгладить. Вот и сейчас мне безумно захотелось подойти к мужу, обнять, поцеловать в лоб, помассировать напряженные плечи. Только он меня теперь к себе не подпустит. Для него я теперь падшая женщина.
— Привет, — наконец решаюсь начать разговор, видя, что Костя по-прежнему меня не замечает.
От звука моего голоса Белов тут же вскинулся. Поднял голову, одарив меня тяжелым, мрачным взглядом. Таким и убить недолго.
— Что ты здесь забыла? — рявкнул так, что у меня поджилки затряслись.
— Не кричи, — поморщилась от его крика и направилась к столу. Удивительно твердой для моего состояния походкой. — Незачем пугать своих сотрудников. Я всего лишь принесла документы. Твой экземпляр.
Достала из сумки конверт и положила на стол. Костя тут же просмотрел бумаги, убедился, что все подписано и небрежно отбросил их в сторону. Вот так просто, так легко. Словно совместно прожитые годы ничего для него не значили. А я столько времени мучилась, чтобы поставить подпись.
— Могла не утруждаться и передать с курьером, — одарил презрительным взглядом и повелительно махнул рукой в сторону двери, как какой-нибудь девице легкого поведения. — Все, свободна. И больше приходить сюда не стоит.
— Впредь не побеспокою, не психуй, — с трудом проглатываю очередное унижение и выкладываю на стол служебный пропуск. Затем ловлю суровый взгляд темных глаз, мечтающих, чтобы я поскорее вымелась из кабинета, но все же присаживаюсь на самый краешек стула. Я должна сделать то, за чем пришла. — Костя, спасибо за то, что помог отцу и нашел клинику. Я тебе очень благодарна.
— Не за что меня благодарить, — он резко разворачивает кресло, поворачиваясь спиной ко мне. Взгляд устремлен в окно, руки в карманах брюк. — Не ради тебя это делал. Мне нравятся твои родители. Они не виноваты в том, что их дочь решила пойти по рукам.
— Костя, не надо, пожалуйста. — говорю тихо, обхватив себя руками, чтобы скрыть дрожь. — Я ведь говорила, что не хотела этого. Ты даже не представляешь, как мне плохо сейчас. Прости меня, прости, пожалуйста. Что мне сделать? Что? Хочешь на колени встану? — последние слова говорила в слепом отчаянии, не осознавая, что делаю.
— На колени, говоришь? — муж резко встает и обходит стол, приближаясь ко мне. Глаза горят свирепым огнем. — Ну так вставай давай. Покажи, насколько сильно раскаиваешься. Ну, чего ждешь?
Мучительно медленно, как лунатик под нейролептиком, встаю, а затем опускаюсь на