Видя, что один из кондоров, невзирая на присутствие охотников, налетел и схватил одну шиншиллу, Бенно не утерпел и тут же убил хищника наповал. Когда он попытался растянуть его крылья, то оказалось, что обеих его рук не хватает для этого: громадная птица имела около полутора сажен в размахе крыльев.
Убитую птицу Бенно подарил туземцам, которые приняли ее с величайшей благодарностью. И так как ловля шиншилл на этот день была окончена, то гостям предложили поохотиться еще на другую дичь: на особую породу местных баранов.
Предложение это было встречено с радостью, и маленькая группа белых охотников ползком стала пробираться вслед за индейцами в живописную долину, где росли горные сосны и шумел поток. Кругом торчали дикие черные скалы; поток, пробиваясь между ними, образовал в этой мрачной долине небольшое озеро. Дикари полагали, что эта долина служила убежищем Вохарра, то есть злого духа.
— Но теперь мы так не смеем думать, потому что мы христиане! — сказали они.
— Бараны приходят сюда на водопой?
— Они живут в этих темных ущельях, среди скал, а за этими черными соснами песчаные ямы, в которых они купаются, подымая целые облака мелкого песка. Там такая глубина, что ни один человек не может спуститься туда. Этих баранов нельзя силой выгнать из их убежищ, а чтобы выманить их, надо накрыться бараньей шкурой, лечь на их пути и делать всевозможные движения, чтобы возбудить любопытство этих животных, которые тогда станут собираться со всех сторон к заинтересовавшему их предмету. Они сотнями живут здесь, в этом песчаном ущелье, мы все это знаем, но до сих пор мы ни разу не пробовали даже стрелять по ним: к чему убивать их, если нет никакой возможности достать оттуда убитое животное и воспользоваться его шкурой и мясом!
— Ну, а мы попробуем, — заявили белые, — только достаньте нам длинную надежную веревку!
Веревка была принесена. Завернутый в мех Педрильо с непостижимой ловкостью, спрыгивая вниз с одной скалы на другую, проделал все, чтобы обратить на себя внимание этих гуанако. Только тогда они стали показываться на дне песчаного ущелья из расщелин скал. Первый баран, очевидно, вожак, заметив Педрильо, издал странный звук, напоминавший не то блеяние, не то конское ржание.
И вот все бараны, один за другим, стали спускаться вниз, перескакивая со скалы на скалу, с легкостью настоящих балерин, несмотря на то, что эти красно-бурые животные достигали ростом до двух аршин и длины без малого сажень. Небольшая остромордая голова и длинная шея были свободны от руна, все же остальное тело этих животных было покрыто густой и длинной шерстью, которая у старых животных даже волочилась по земле. Эти странные животные напоминали отчасти барана, отчасти лошадь, отчасти верблюда. По словам туземцев, мясо их чрезвычайно вкусно.
— Но, увы! Как ты его оттуда достанешь, если даже и убьешь? Разве только что тот, твой белый брат, умеет летать! — сказал Келли, один из самых общительных туземцев.
Между тем более сотни громадных самцов, стройных самок и ягнят обступили Педрильо, обнюхивая его и дотрагиваясь своими мордами с видимым недоумением.
— Что же, гуанако не кусается? — спросил Рамиро.
— Нет, зато плюются!
— Ну, это не беда! Смотрите, Бенно, не зевайте: сейчас Педрильо вскочит, и тогда мы будем стрелять!
В этот самый момент акробат ловко подбросил в воздух мех, в который он кутался, и, проделывая удивительное «сальто-мортале» то на руках, то на ногах, выбежал из круга баранов.
Почти одновременно раздались два выстрела. Пока все стадо мчалось в паническом страхе, два больших барана остались на месте: один — убитый наповал, другой — раненый.
С помощью веревки, перекинутой через сук гигантской сосны, Рамиро и Педрильо, вскарабкавшиеся наверх по спущенной веревке, втащили свою добычу и с триумфом вернулись домой. В этот день Рамиро был особенно радостно настроен.
— Еще несколько дней — и мы с вами, быть может, будем миллионерами! Да! Ах, Бенно, тогда мне остается только пожалеть, что нет у меня крыльев, чтобы полететь к моим дорогим, — говорил он, — чтобы положить их к ногам женщины, сердце которой устало надеяться и бояться за меня.
Вечером вернулся сеньор Эрнесто, а сутки спустя прибыли и индейцы с мулами, съестными припасами и всем необходимым. Теперь спутникам столь долгого и тяжкого пути приходилось разойтись: перуанцам-добровольцам, желавшим пристать к действующей армии, расположенной по линии побережья, приходилось сворачивать влево, тогда как маленький городок Концито, родина сеньора Рамиро, лежал в равнине, вправо от их сегодняшней стоянки.
Шестеро больных, не совсем еще оправившихся от трудностей пути, должны были остаться в деревне индейцев, тогда как остальные с сеньором Эрнесто готовились выступить вперед. Во избежание препятствий со стороны занимавших страну испанцев, решили выслать вперед разведчиков.
— Концито, — сказал сеньор Эрнесто, — занят теперь испанскими войсками, а потому нам придется переодеться прежде, чем явиться туда. А уж там-то мы как-нибудь просуществуем, не показываясь испанцам на глаза: ведь в городе у меня есть собственный дом.
— О, как это прекрасно, как удобно! — обрадовался Рамиро, сжигаемый одною лишь мыслью: поскорее добраться до родного города и выполнить до конца ту задачу, которая стоила всем им таких трудов и лишений.
— Будем надеяться, что все будет хорошо, — возразил Эрнесто, — пока же отправимся на мою гасиенду, находящуюся в нескольких милях от города, где все вы будете желанными гостями!
— Так нам все-таки еще придется выжидать? — спросил обескураженный наездник, — а я думал немедленно отправиться в Концито!
— Нет, друг мой, и на гасиенде, дай Бог, чтобы все было благополучно. Эти разбойники-испанцы могут нагрянуть и туда, и по своему обыкновению подвергнуть самому беззастенчивому грабежу мое имение с его фруктовыми садами, скотом, запасами, лошадьми и всем, что им нужно и не нужно!
— И вы так хладнокровно говорите об этом! Вы можете спокойно отдать во власть неприятеля все свое состояние?
— Ну, нет! До более существенного они не доберутся. Пускай они жгут дом, обгложут ветви фруктовых деревьев и обыскивают кладовые. Все наиболее ценное, все, что только можно спрятать и угнать подальше, не попадется на глаза неприятелю!
Через два дня небольшой отряд выступил из индейской деревушки, выслав вперед проводников, вместе с которыми находились Обия, Тренте и другие. Вид встречавшихся на пути туземцев, обрабатывающих поля и занятых сбором фруктов, поразил Обию. Он уже понял смысл часто произносимого белыми слова «дикарь» и теперь еще более был поражен тем, что его соплеменники, люди одной с ним расы, встречавшиеся повсюду, носили такую же одежду, как и белые, и говорили на одном с ними языке.