— А где пила?
— У Алисы. Точнее, у Алисы дома, вместе с ней. Ну это та моя подруга с пляжа.
— Которая сискастая. Я помню.
— Но я у нее немного пригубила, — пропускаю мимо ушей его фразу. — Пару бокалов с мартини. Черт, Алиса! Она же там осталась. И Дима.
— Так ты была с братом?
— Конечно. Еще бы я пошла в эту клоаку без него. Я, между прочим, первый раз в клубе была.
— И я так понимаю последний. Ты меня удивляешь, Полина.
— Конкретизируйте, Сергей Александрович.
— Пошла в разнос? Папа не будет против?
— Не надо опять вмешивать моего папу. И ни в какой разнос я не пошла. Может быть еще алкоголичку из меня сделаешь? — обиженно произношу я, отворачиваясь к окну. Тоже мне, пример идеального поведения. — Блин, Дима звонит, — перевожу взгляд на телефон. — Сто лет будет жить. А что мне делать?
— Ответить.
— А что я ему скажу?
— Правду, — легко выдает Алмазов, не отрывая взгляда от дороги.
— Я не могу сказать такую правду. Черт. И не ответить не могу. Да, — нехотя поднимаю трубку, после продолжительной вибрации. — Дим, я еду домой, только что села в такси. Меня вдруг резко затошнило. Пожалуйста, присмотри за Алисой. А лучше отвези ее домой.
— Что значит села в такси?!
— То и значит. Если хочешь, когда приеду домой, пришлю тебе селфи из кровати с Симбой. Меня никто ни к чему не принуждал и в плен не брал. И таксист у меня молодой мужчина славянской внешности. С виду очень даже положительный. Ты только не бросай Алису. Пообещай.
— Допустим, обещаю.
— Без допустим.
— Хорошо. Скажи кс.
— Ебонита неспосита, — после продолжительной паузы, как можно тише произношу в трубку, чуть прикрываясь рукой, но этого хватило, чтобы Алмазов повернул голову в мою сторону.
— Ладно. Жду фото. Не забудь.
Быстро кладу трубку и поворачиваюсь к Сереже.
— Что еще за ебонита?
— Которая неспосита. Это кодовое слово, что со мной все хорошо. Я в детстве услышала песню, испанскую, вроде. Ну и постоянно повторяла как попугай то, что услышала. Хотя там, конечно, пелось не так. Дима ухохатывался, когда я произносила это вслух. И только когда я немного подросла, поняла, почему он ржал. Ну а потом эта фраза уже закрепилась между нами, как кс — кодовое слово, что все хорошо. Ну чтобы никто не понял, что она значит, — на одном дыхании произнесла я, сама толком не осознавая, почему выдала ему настолько личную информацию. — А зачем я тебе это сейчас рассказала?
— Понятия не имею, — ухмыляется Алмазов, останавливаясь на светофоре. — Может, потому что я вошел в круг твоего доверия?
— Вероятнее всего, — а через минут сорок реально войдешь. Какая я, однако, пошлячка. Но если Полина решила, значит так и будет. — А знаешь, я вообще никогда, ни с кем и ничем не делюсь. Я про разговоры, а не про еду или вещи. Хотя, если быть честной, и едой я делиться не люблю, в особенности жвачкой. Наверное, многие в группе думают, что я жадина, потому что бросаю ее в рот исключительно, когда никто не видит. А все, потому что пару раз я брала ее при ком-то и после этого половина группы: «А можно мне, я тебе потом верну». И дело не в том, что я жмотка, а в том, что, когда она, в смысле жвачка, мне понадобится, у меня ее не будет и никто со мной не поделится. Обидно. Еду тоже беру такую, чтобы никто не попросил. Если мясо, то сверху брокколи или цветная капуста, чтобы все подумали, что там гадость какая-то. Просто если брать какой-нибудь пирог, кто-то обязательно подойдет и отломит. А мне потом переживай, что все испортили своим «я только чуть-чуть». Ладно бы правда чуть-чуть, так ведь…
— Много отламывают? — вполне серьезно интересуется Алмазов, смотря на дорогу.
— Немного. Но пальцы свои по всему куску оставляют. Ну как так можно? Никакой культуры. Дело даже не в моей брезгливости.
— Согласен. Безобразие.
— Издеваешься?
— Про еду — есть немного. Про жвачку — нет. Бесит бесцеремонность людей. Я тоже после третьего курса ее с собой не брал. Закидывал в рот исключительно перед выходом из дома. А про еду и говорить нечего.
— Ммм… у нас оказывается много общего.
— Ну все, можно в ЗАГС. Через месяц идем расписываться.
— Почему через месяц?
— Потому что у меня отпуск в конце августа.
— Понятно. Только я уже минуты три не совсем понимаю по твоей интонации ни твоего настроения, ни серьезность высказываний. Вот сейчас то, что ты говорил… ну это похоже на правду.
— Наверное, потому что это и есть правда. У меня отпуск в конце августа.
— Ты знаешь про что я.
— Теоретически и это может быть правдой. Но, да — пока не с тобой. Ну разве, если тебя напоить.
— Это не поможет. Мне не нужна свадьба, роспись и прочие атрибуты.
— Да, да, я помню. Помолчи и не выводи меня из себя.
В очередной раз обиженно отворачиваюсь к окну, пытаясь понять, почему Алмазов себя так ведет. Слишком серьезный, почти не шутит в привычной для себя манере и вообще злой. Что я сделала не так? Поворачиваю к нему голову и снова начинаю вглядываться в уже хорошо знакомые черты лица. Вот этот самый мужчина, меньше, чем через час, будет совершать со мной такие вещи, о каких я и помыслить не могла две недели назад. Да что там две недели назад, я вообще никогда об этом не думала и никак не моделировала такую ситуацию на себя. Только вот прямо сейчас, совсем не представляя, что будет после того, как мы это сделаем, мне все равно этого хочется. Да, именно хочется, несмотря на неизвестность.
— Между прочим, я вообще не собиралась ни с кем заниматься сексом в ближайшем будущем, — вновь начинаю говорить вслух, вглядываясь в профиль Сережи. Алмазов же после моих слов наконец поворачивает ко мне голову. — Точнее, я вообще о нем не