Читать интересную книгу Ночь печали - Фрэнсис Шервуд

— Тут так… так… сыро. — Кортес бы не удивился, увидев, что большие ступни Ботелло покрылись гусиной кожей.

По слухам, у женщины Ботелло было темное и морщинистое, словно старый пергамент, лицо, но ее тело под одеждами было юным, как у девушки. Исла говорил, что эта женщина — ведьма, но Кортес, разбиравшийся в подобных вопросах, отвечал: «О вкусах не спорят».

— Да, — сказал Ботелло загадочным голосом. — Я вижу, что вы добьетесь успеха в сражении с людьми Веласкеса.

Ботелло смотрел в казанок, кипевший на огне в центре комнаты. Рецепт был прост. Горстка лавровых листьев, отжатые семена подсолнуха и щепотка соли. Листья следовало прокипятить так, чтобы они поднялись на поверхность воды, а затем опустились вниз. Когда семена расплывались по казанку, словно рыбы, отвар остужали, выставляли под свет луны и перемешивали с медом и соком лайма. Этот отвар способствовал пищеварению, улучшал кровообращение, снимал кашель и боль во время женских дней. Он успокаивал сердце и душу и дарил мужчинам эрекцию.

— Ты абсолютно уверен в том, что я сумею победить их всех, Ботелло?

— Клянусь жизнью моей матери.

Ботелло думал, что, возможно, его мать до сих пор жива. Он оставил табор десятилетним мальчиком, сбежав с бандой разбойников, у которых научился искусству прорицания, плаванию и фокусам. Это были полезные знания.

— А кого мне оставить здесь за главного, когда я отправлюсь сражаться с армией Веласкеса?

Тут Ботелло помедлил. Уставившись в казанок, он почесал голову, а затем яйца. Все это время он жевал листья какао, напоминая корову. Эту привычку он перенял у своей женщины. Кортес не понимал, как человек, познавший все прелести испанской культуры, мог пасть так низко.

— Я вижу, что Исла станет наилучшим выбором.

Любой дурак мог бы сказать Кортесу, что во время его отсутствия Исла сможет справиться с ролью командующего лучше всех. Хотя лучше бы Исла здесь вообще не было, но все же он умел держать себя в руках. Талантливый и жестокий — таким был Исла.

— Исла я не доверяю.

— Вы можете доверять ему в том смысле, что он будет стремиться к благу для себя, дон Кортес. А это значит, что до вашего возвращения в городе ничего не случится.

— Да, но…

— Есть люди, которые не стремятся к личному благу, и такие люди наиболее опасны, Кортес.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду людей, способных пренебречь собственной безопасностью и тем самым навлечь беду на всех остальных.

— Таких людей не бывает. Каждый человек стремится к личной выгоде.

— Нам бы хотелось так думать, сеньор, но некоторым людям не хватает собственной воли. Есть люди, подобные овцам. Они готовы прыгнуть за своим предводителем со скалы.

— Я не прошу никого прыгать со скалы.

— Я разве это сказал?

— Ну…

— А есть люди, напоминающие самку пеликана, которая ранит себя, чтобы птенцы ели ее тело.

— Ботелло, люди — не животные. Мы созданы по образу и подобию Божиему.

— А животные созданы по образу…

— Их вообразил Бог.

— Понятно, — улыбнулся сам себе Ботелло. — А еще есть животные, сеньор, которые отбиваются от стаи, и животные, которые переплетаются рогами, меряясь силой. Еще я слышал о птицах, подбрасывающих яйца в гнезда других птиц, и птицах, не узнающих врага, глядя на него, а еще… я могу продолжать.

— Пожалуйста, прекрати. Ты заставляешь меня думать о мире как о чертовом зоопарке.

— Вместо Исла я предложил бы вам Агильяра. Он очень умен.

— Он разбирается в книгах, Ботелло. Но в управлении? Я хочу оставить Альварадо за главного.

— Я так и подумал.

С точки зрения Ботелло, Альварадо представлял собой наихудший выбор. Импульсивный и инфантильный, он спотыкался о собственные ноги, боялся своей тени, забрался на женщину командира. Со всеми своими тиками и выходками он едва ли мог считаться аристократом. О господи, этот человек хотел бы родиться лошадью!

— Альварадо останется за главного, Исла отправится со мной, как и Берналь Диас, конечно, ведь должен кто-то вести записи наших побед. Я оставлю здесь Аду. Нуньес тоже может остаться, потому что я хороший человек и понимаю, что ему хочется поиграть в раба своей рабыни. Агильяр останется здесь, чтобы внушить ацтекам уважение к Богу и Испании. Я рассчитываю, что он осуществит это на высшем уровне. Ты присмотришь за доньей Мариной, пока меня здесь нет? Я возьму с собой большую часть войска, оставив здесь восемьдесят человек.

— Только восемьдесят?

— Ну и тласкальцев.

— Понятно. Вы велите мне присмотреть за Малинцин. Позвольте осведомиться, в каком смысле мне надо за ней присматривать?

— Не следует все опошлять, Ботелло.

Все, за исключением Кортеса, знали, что Исла насиловал Малинцин при первой же возможности. Сам Кортес не мог от нее отказаться. Ботелло чувствовал, что, ничего никому не говоря и не вмешиваясь, он становится соучастником надругательства над Малинцин. Но что он мог сделать? Если он скажет об этом Кортесу, то Исла, а может, и сам Кортес убьет его. Бегство было для Малинцин наилучшим выходом. Он часто говорил ей об этом.

— Я время от времени буду посылать депеши Альварадо. Вряд ли мне понадобится много времени на то, чтобы справиться с этим канальей, с этим мерзким Веласкесом. Все успокоится, как только мы избавимся от него… Я хочу сказать, как только он предстанет перед судом императора Карла… Моя жизнь нелегка, Ботелло. — Кортес придвинулся к предсказателю поближе и помахал пальцем у него перед лицом. — Но я действую во имя общего блага. Намного лучше быть вассалом императора Карла, находящегося за морями, чем служить мелкому тирану, — вот что я думаю. Конечно же, я имею в виду индейцев. Что касается нас, то лучше получить возможность разбогатеть, прославиться и распоряжаться собственной землей, чем повиноваться узурпатору, ведь разве Веласкес не захватил Гаити, уведя остров из-под носа у Колумба? Мой долг заключается в том, чтобы приспешники Веласкеса одумались и поняли ошибочность своих действий, ведь они подчиняются не тому правителю. Им следует определить, что выгодно для них самих, и, как ты говоришь, если они пекутся о себе, то поддержат меня и наше дело. А наше дело — должен ли я повторять тебе? — это Бог, слава и золото. Золото входит в сферу интересов всех хороших людей. Слава предназначена для храбрых сердцем. И кто сможет выступить против Бога, кроме неверных и легионов дьявола? Конечно, произойдет пара стычек, в которых мы проявим свою силу, битва-другая, но в основном, дорогой мой друг, все сведется к разговорам и переговорам, я имею в виду вечера вокруг костра. Войны — это игры разума, согласен?

— Конечно, я согласен, но подумайте вот о чем… — Ботелло чуть не вступил в угли очага. — Люди склонны ненавидеть мелких тиранов, находящихся неподалеку, в большей степени, чем королей, живущих далеко от них, именно из-за этого расстояния. Нам сложно смириться с несовершенством, которое нам знакомо.

— Как всегда, Ботелло, ты несешь какую-то чушь, а все для того, чтобы покрасоваться и проявить свой ум, да еще накалить страсти, пока голова не лопнет. Уверен, Альварадо справится с командованием.

Часть 5

Глава 33

Кортес двинулся в сторону побережья с двумя сотнями солдат и множеством ксокотланцев, тласкальцев и семпоальцев. Ему предстояла схватка с Нарваэсом, подручным Веласкеса. С каким войском прибыл сюда Нарваэс, никому не было известно, ведь на восемнадцати кораблях могло разместиться много людей. И все же, сколько бы их ни было, Кортес знал, что его закаленное боями войско, его храбрые конкистадоры справятся с чем угодно. Ему удалось выяснить, что так называемые солдаты Нарваэса вошли в Веракрус и после пары стычек с солдатами Кортеса в селении направились в Семпоалу. Кортес планировал оттеснить их к морю и поджечь их жалкие корабли, чтобы им пришлось добираться до Кубы вплавь, если они захотят увидеть Веласкеса. Ну а если они доплывут до Кубы, то пусть жалуются своему подлому предводителю, этому самому Веласкесу, жадному и мерзкому псу, рожденному от шлюхи-змеи, и сдохнут после этого.

Альварадо наблюдал, как экспедиция Кортеса покидает Теночтитлан. На душе у него скребли кошки. Он был не рад своему новому назначению, ведь оно изменит распорядок его дня, нарушит его сон и приведет к расстройству желудка. Каждый день для него станет мукой. Его характер не годился для командования, и именно это Альварадо сказал Кортесу. Кортес тогда ответил, что не хочет давить на благородного Альварадо и, уж конечно, не собирается заставлять кого-либо делать то, к чему этот человек не склонен, но Альварадо — единственный из офицеров, которому он может поручить это задание.

— Благодарю вас, капитан. Я ценю вашу уверенность во мне. — Волнение уже зародилось в сердце Альварадо и теперь поднималось вверх, к горлу.