Нашего лейтенанта было полезно на некоторое время оторвать от молодой жены, а мне, наоборот, требовалось влиться в основную массу подчиненных мне бой цов.
На второй день похода, достигнув стойбища клана Бобра, мы обнаружили, что британские людоловы там все-таки побывали, после чего повернули назад, основательно переломав все, что местные не взяли с собой. Например, родной клан Натальи, обитавший в почти безлесых холмах, шесты для своих шатров повсюду таскал с собой, ибо были они величайшей драгоценностью. Но тут, на покрытом соснами, березами и осинами европейском берегу Дарданелл, вырубить новый шест стоило лишь определенного, хоть и немалого, труда, а подходящее дерево отыскивалось почти сразу - потому местные, откочевывая на другое место, оставляют такие шесты на месте покидаемой стоянки с расчетом воспользоваться ими при возвращении. Эти шесты британцы и сломали, а часть их даже сожгли в костре.
Увидев, как этой потере печалится добрый вождь Фен (ибо каменные тюкалки местных способны выполнить поставленную задачу только с большими затратами сил и времени), я подарил ему один трофейный британский топор, а Наталья перевела мои слова, что, мол, с этим топором никакие шесты ему не будут проблемой. Вождь Фен расчувствовался и сказал, что у них не положено делать такие ценные подарки без возмещения, а потому он тоже дарит мне самое дорогое - свою зрелую дочь Фаю и еще двух молодых вдов с детьми. Хитрец, однако. Наталья мне уже говорила, что вождь Бобров только и ищет благовидного предлога, чтобы избавиться от «самого дорогого», не теряя лица. Его красавица Фая переходила в девках как минимум два года, да и вдовы, чьих мужчин прошлой зимой убило на охоте, считались в клане изрядной обузой, так как среди их детей не было ни одного мальчика. И тут Фену подвернулся большой и сильный клан, по местным понятиям, состоящий из одних охотников. Впрочем, меня этот «дар» вождя клана Бобра никак не затруднял, ибо власти Аквилонии заверили, что примут всех и каждого, кто придет вместе с нами.
На третий день, остановившись на ночевку у устья ручья, в верховьях которого, по сведениям юношей из клана Трясогузки, располагалась стоянка клана Полевых Мышей, я послал к ней в разведку одно отделение лейб-гусар под командованием вахмистра Терехова. Это было их первое самостоятельное задание в этом мире, своего рода знак доверия. Вернулись кавалеристы уже на закате, потрясенные и сильно озлобленные на британцев. Картина, которую они увидели, ничем, кроме степени разложения тел, не отличалась от того, что мы в свое время застали на стоянке клана Трясогузки.
- Нешто такое вообще может быть, Николай Иванович - чтоб вот так, без всякой пощады, убивать малых дитяток? - спросил меня вахмистр, нервно крутя свой «буденновский» ус. - В человечьем уме такое не укладывается. Эти британцы, они кто теперь - люди или же хищные звери вроде турки?
- Понимаешь, Яков Николаевич, - сказал я, - озверевшее человекообразное, только себя возомнившее человеком, по науке называется фашистом. И такое двуногое зверье гораздо опасней любого волка или тигра, ибо те убивают, только когда голодны, а фашист - всегда. Там, у себя дома, мы воевали с германским фашизмом, вы - с турецким, а тут двуногий зверь оказался британцем.
- Понимаем, отчего ж не понять... - хмуро произнес вахмистр. - Но в уме все равно не укладывается.
- А это, Яков Николаевич, оттого, что ты человек, а не двуногий зверь, - сказал я. - У зверя все сразу укла дывается, и по-другому он не мыслит. Всегда, мол, есть господа и рабы, и ему, зверю, судьба предназначила быть господином, потому что он самый сильный и беспощадный, а все остальные должны ему подчиниться. А потому, прежде чем идти дальше, мы должны сделать так, чтобы не осталось тут больше таких двуногих зверей, нигде и никак.
- Да, товарищ Голованов, все правильно, - подтвердил подошедший к нам подпоручик Акимов. - Но политика политикой, а прием пищи даже на войне должен быть по расписанию. Наша командирша подразделения тылового обеспечения просила вам доложить, что у них все готово, печеная оленина стынет. Ждут только вас, ибо без командира и вождя начинать никак нельзя.
Вечером после ужина уланы долго толковали с другими бойцами, особенно с людьми лейтенанта Гаврилова и с морскими пехотинцами из отделения младшего унтера Неделина, которые ходили с нами к горе Ачи Баба, после чего бойцы вахмистра Терехова, видимо, прониклись сутью вопроса. Теперь, если потерпевший поражение противник обратится в бегство, я смогу бросить их в преследование, и буду уверен, что ни один британец не уйдет живым. Всех догонят насадят на пики или зарубят своими палашами. Вот такая получилась у меня политграмота в картинках - ярко, выпукло и жестоко.
Следующий день у нас прошел без особенных происшествий; противника наши дозоры не встретили, и на следы его зверств не наталкивались. Очевидно, очистив здешние окрестности до голых костей, британцы сюда, к руслу Дарданелл, больше не возвращались, ибо четвероногой дичи достаточно и в ближних окрестностях их колонии, а двуногую они тут уже всю повывели. Кстати, от нашей последней стоянки до указанного лейтенантом Тейлором места расположения британской колонии расстояние по прямой составляло чуть больше десяти километров. В обычных условиях - почти рядом: два часа пешей прогулки не очень спешным шагом. Но в данном случае условия были не совсем обычными, поскольку между нами и британцами лежал гребень горы Сари Бар высотой от ста до трехсот метров, почти на семь километров протянувшийся с северо-востока на юго-запад. Вы слав конные разъезды на пять километров к северу, то есть до самого подножья этой замечательной горы, я убедился, что противник в ближайших окрестностях отсутствует напрочь, после чего собрал командиров подразделений на военный совет.
- Итак, товарищи, - сказал я, - мы почти у цели. До британской колонии день пути в мирное время, и два-три дня в военное. А теперь, так как я не специалист в сухопутной войне, передаю командование отрядом, как мы и договаривались, лейтенанту Гаврилову.
Тот окинул собравшихся тяжелым взглядом и сказал:
- Для достижения эффекта полной внезапности мы пойдем не через перевал в северном углу долины, где в цивилизованные времена была проложена дорога, а напрямую, через гребень горы, потому что я опасаюсь, что на перевале нас уже ждут.
- Вы предполагаете, что противнику уже известно о нашем существовании? - спросил я.