Конан всегда в глубине души считал, что киммерийцы правы, погребая мертвецов за границей своих селений и насыпая над ними могильные курганы. В Зингаре и Аквилонии, Немедии и Коринфии кладбища всегда почему-то располагались недалеко от жилищ, да и хоронили в этих странах или в криптах под полом храма, или в усыпальницах в свинцовых гробах. Попробовал бы киммерийский мертвец выбраться из-под толщи земли своего могильного кургана! Да ему никогда не хватит на это сил, к тому же Кром всегда ревностно оберегает свои курганы и следит, чтобы они стояли в полной сохранности. А в западных королевствах мертвецу ничего не стоит подняться из гроба, даже если его и залили смолой или медом, да выйти из своей усыпальницы.
Четыре фонтана около гробницы семьи Фре-дегара меланхолично струили свои воды, да где-то вдалеке на деревьях пел соловей. Кроме этого, ничто не нарушало тишину кладбища, и варвар, прислушивавшийся у соседнего склепа ко всем звукам, осторожно двинулся вперед.
Яркий лунный свет серебрил все вокруг своими лучами, и рядом с освещенными местами особенно черными выглядели глубокие тени.
Внезапно раздался какой-то загадочный звук. Затем совсем недалеко раздался глухой голос – он напоминал крик человека, которого мучают пытками, однако звучал тихо и протяжно. Через мгновение к нему присоединился еще один, потом еще и еще, пока они не слились в завывание целой группы, точно небольшое племя оплакивало покойника.
От неприятного предчувствия Конан сжал зубы. Он ощущал, как внутри все снова сжимается в тугой узел, подсознательное чувство говорило о смертельной опасности, и варвар замер, как дикий зверь, в полном напряжении, пытаясь понять, что нужно делать. Непонятные голоса раздавались совсем рядом. Не было никаких сомнений, что они доносятся с того места, где он собирался найти себе прибежище на ближайшую ночь, – из семейной гробницы герцога Фредегара…
Не двигаясь, киммериец пытался понять, что означают эти мучительные стоны и кому они принадлежат, как внезапно краем глаза уловил справа от себя какое-то движение. От чернеющей громады соседней усыпальницы отделилась гигантская черная тень и бросилась на него.
К такому повороту Конан внутренне был готов, поэтому в одно мгновение молниеносно развернулся и переместился в сторону, выхватив из-за спины длинный забарский кинжал.
«Оживший мертвец…» – мелькнуло у него в мозгу.
Что же, все порой повторяется в жизни, только много лет назад страшная мумия напала на него в склепе, когда варвар решил заимствовать старинный меч, а сейчас ему еще не удалось даже переступить порог усыпальницы.
Все это пронеслось по краю сознания с быстротой искры и так же стремительно скрылось, потому что первобытным, животным чувством киммериец уловил направление удара – в лунном свете блеснул забарский кинжал, и раздался резкий металлический звон от столкновения двух клинков.
Не дожидаясь продолжения атаки, в одно мгновение с этим Конан уклонился шагом вправо, передвигаясь по полукругу, чтобы ни в коем случае не оголить спину, и сам нанес короткий мощный удар. Забарский кинжал описал резкую дугу и снова столкнулся с другим клинком – противник оказался совсем не прост.
Но маневр варвара заставил нападавшего выступить вперед, на освещенное лунным светом пространство, так что можно было мельком его рассмотреть. Если это и был оживший мертвец, то очень хорошо сохранившийся. Мощные плечи, огромный рост, мало чем уступающий Конану, могучие длинные руки – киммерийцу довелось в ночной час встретить достойного противника!
Они кружили по освещенной площадке, слегка согнувшись, пугая друг друга ложными выпадами и отражая неожиданные удары. Первые мгновения нервозности прошли, и с каждым ударом варвар чувствовал себя все более уверенно.
Он не мог пока разглядеть лица неожиданного противника, потому что в лунном свете оно выглядело сплошным черным пятном, на фоне которого ярко блестели светлые белки глаз. Черный враг тяжело дышал и хрипел, как дикий голодный зверь, дрожащий от ненависти, – он сделал мощный выпад, и Конан почувствовал кожей, как смертоносный клинок прошел на расстоянии волоса от его груди, но в ответ он коротко всадил в нападавшего острие кинжала и, когда ощутил, что сталь достигла цели, мгновенно вложил всю силу в удар.
Мертвецы так не реагируют на удар – это варвар знал совершенно точно. Можно отрубить такому созданию руку или ногу, можно снести напрочь плечо, он все равно будет неумолимо надвигаться до тех пор, пока не вцепится холодными сухими пальцами в горло или пока не будет разрублен на части.
Упал на гравий клинок, которым враг пытался поразить его, из разверстой гортани вырвался предсмертный вопль. Киммериец понимал, что насаженное на забарский кинжал тело слабеет с каждым мгновением, поэтому еще сильнее загнал его внутрь, а потом резким движением руки вытащил обратно.
С тяжелым шумом тело рухнуло наземь. Пальцы Конана, ощупывающие клинок, ощутили теплоту крови. Ни у одного мертвеца кровь не обладает такой божественной теплотой, поэтому теперь варвар был совершенно уверен, что напавший на него незнакомец был обыкновенным человеком.
Но что заставило его броситься на него с оружием? Внимательно глядя по сторонам, киммериец осторожно присел и в лучах лунного света рассмотрел убитого. То, что он сначала принял за устрашающую черную маску, оказалось черной кожей. Нападавший был, судя по всему, родом откуда-то из Черных Королевств, а может быть, Куша или Дарфара. Немало таких молодцов можно было встретить на Невольничьем рынке Херриды, их привозили сюда в основном для работы на плантациях Междуречья, но порой чернокожие сбегали от своих хозяев, превращаясь в ночных хищников.
Кем был этот темнокожий? Падким до свежего мяса людоедом вроде тех обжор, что поедали ничего не подозревающих постояльцев Арама Бакша в Замбуле? Если так, то почему он сидел в засаде рядом со склепом? Нормальные люди в это время стараются не посещать могильники, а собираются в тавернах.
Размышляя над этим, Конан решил оттащить безжизненное тело в сторону и спрятать в соседнем склепе, положить его рядом с каким-нибудь важным зингарским нобилем, чтобы скрасить тому тусклое существование. Это оказалось не так-то просто, порой ему казалось, что по дорожке он волочет тушу молодого бычка, – так тяжел оказался убитый им темнокожий. Невнятные голоса, мучительные глухие стоны то затихали, то внезапно снова доносились из склепа семьи Фредегара. Когда варвар отволок тело, то вернулся сюда и стал медленно приближаться к странному месту.
Вдруг он снова заметил какое-то движение в темноте и выхватил оружие.