Читать интересную книгу Танец Огня. - Светлана Анатольевна Лубенец

ж и говорю — давно по мне сохнет, не так, конечно, как этот кактус компьютерный… Но по уши втюрился, жесть.

— Он тебя любит, — прошептала Анька.

Сердце споткнулось, а потом зачастило: лю-бит, лю-бит, лю-бит!

— Без балды! — самодовольно утвердила блондинка. — Видала, как ухаживает всю дорогу? На руках носил. Вот дурачок, правда? Хочет, типа, скрыть, а сам на руках носит. Ну, тут чего скрывать после этого, скажи? А воду, видала, как мне подавал? На колено встал, типа рыцарь, во. Приятно, че там. Я ж не против, пусть носит. — Аллочка оживилась, глаза заблестели, спиральки кокетливо подпрыгнули, — только после романтики все равно в «Кирпич» надо. Кстати, подруга, — тут она развернулась к Аньке, — у меня к тебе конкретная просьба — не мельтеши а? Всю поляну портишь. Только, типа, уединимся, как белые люди: то-се, в ушко подышать, плечико погладить — и тут ты прешься, как Чапай на боевом слоне! Я уж намекала-намекала… Янка, вон, дура дурой, а все просекла с первого раза, свалила быстренько. Соседа твоего лесничего с собой уволокла. Ну че, понятненько, конечно, на безрыбье и рак рыба… то есть со мной-то ей не тягаться, ее Левин тоже для прикрытия притащил. Так хоть этого, Захара твоего, приберет, хоть я таких, из категории «я, блин, гоблин!», не очень люблю, я все-таки культурная девушка.

Анька молчала. Прислонилась к сосне, колупала тонкие медные чешуйки. На стволе, прямо перед глазами, белел свежий разруб, по краям сочились золотые прозрачные капельки смолы. Некоторые висели на тончайших медовых ниточках. К самой большой капле прилип крылом крохотный комарик — висел смирно, не трепыхался. Вот затянет его внутрь, пройдут тысячелетия, сосны смоет сердитое море, капля превратиться в янтарь — а комарик так и будет висеть, раскинув крылышки, тихий, пустой…

— Короче, договорились?

— Договорились? — эхом повторила она, не понимая.

— Ну ты че, не слушала меля? — обиделась Аллочка. — А я тут распинаюсь-распинаюсь! Говорю — прогуляйся до низа, проведай народ, а мы тут помурлыкаем, в смысле — потусим в гордом одиночестве. Ты не думай, я только ради романтики. Ну, Лев меня, конечно, в пещеру сводит… Ну, поцелуемся там пару раз, такой разгул романтики, я ж понимаю… Э! Э! Ты че?! Стой, дура, куда?!

Анька оттолкнулась от сосны и побежала.

Куда?

А все равно!

На северо-северо-юг. Или востоко-востоко-запад. Просто хотелось бежать. Двигаться. Вдыхать воздух. Чернота внутри головы сгустилась в одну фразу: «Он тебя любит?» — и вдруг разорвалась на тысячу прозрачных ледяных осколков. И стало пусто. И она сразу прыгнула с места, чтобы убежать от самой себя… но пустота догоняла, как радиация, как невидимые лучи смерти. И как бы ни грохотало на бегу сердце, не могло оно разогнать пустоту, прошитую черными осколками. Анька бежала отчаянно, не глядя, — и уже не слышала, что там Аллочка кричит ей вслед…

Глава 5

Любовь — это боль

Стрельцы импульсивны. Они предпочитают сначала действовать, а потом думать. Именно они разрубают узлы, которые попадаются на пути. Впрочем, остыв и успокоившись, Стрелец перестает махать мечом и начинает размышлять. После размышлений он часто возвращается к разрубленному узлу, чтобы заново связать куски веревки.

— Встань лицом к большой воде. Теперь глянь вперед. Что ты видишь?

— Вижу камыши, — сосредоточенно доложил Ник, — камыши, воду, камни.

— На горизонт смотри. Острова видишь?

— Вижу вроде.

— Не вроде, а точно надо. Какие острова?

— Лесистые, — подумав, определил Ник, — там, наверно, сосны…

— И елки, — добавил Захар, покосившись на Яну, — ладно, давай по-другому попробуем. Солнце где?

— На небе.

— Э-э-э… молодец. Теперь встань лицом к островам и скажи, справа или слева от тебя солнце. На небе. Относительно тебя, — уточнил Захар.

В телефоне зашуршало, замолчало. Видимо, Ник для большей точности решил отправиться в поход навстречу солнцу. Пауза затягивалась. Станиславский давно бы уже заорал: «Верю», а Ник все не возвращался.

— Справа! — внезапно ожила трубка. — Если лицом к островам, то справа.

— Отлично! Поворачивай направо и шуруй вдоль берега.

— Просто вдоль берега? — усомнился Ник.

— Ага. Просто. Вдоль берега в сторону солнца. Мы сейчас тебе навстречу пойдем. Если что — звони. Отбой!

— Теперь ясно, куда нам, — Захар спрятал мобилу. — Пошли скорей, найдем этого гаврика, а то у меня от него небось волосы уже поседели.

— На ногах? — улыбнулась Яна, закрыла книжку и поднялась.

Захар озадаченно молчал. До этого Яна ни разу не шутила.

— Волосы на ногах украшают мужчину, — выдал он наконец.

— Ага, особенно седые.

Удивительное дело. Иногда день так паршиво начинается: хоть три жабы подряд скушай с утра, хоть дикобраза вместо кнопки сам себе подложи — все равно дальше будет хуже. То ли жабы в животе заквакают, то ли родственники запишут на чемпионат по гонкам верхом на дикобразах. А бывает, что утром слопаешь жабу, а днем все проходит. Как с белых яблонь дым. И бегаешь счастливый, как будто только что из сада дымящихся яблонь.

В этот день Захару пришлось многое пережить. И дикобразы сами под бочок ползли, и жабы хором каркали. Но теперь день засверкал, засветился, словно золотая капля смолы, поймавшая солнце. И захотелось ему стать мошкой, шагнуть в золотое тягучее счастье — и остаться там, раскинув крылышки, навсегда. Чтобы потом болтаться на чьей-нибудь нежной шее, внутри янтарной капельки, с дурацкой счастливой улыбкой.

***

Вот говорят: ноги вынесли, ноги вынесли. Аньку ноги, напротив, не вынесли. То есть долго выносили, как боевые кони из огня, а потом захромали и уронили. Только правая взбрыкнула в воздухе отчаянно — и все.

Аллочка непременно сказала бы: «Оба-на, как фанера над Парижем!» Да мало ли каких изящных оборотов можно тут сказать: как пингвин над полюсом или как Бетмэн над Пентагоном. Одним словом — ах, шарман, шарман!

Грохнулась она плашмя, с размаху, так, что перехватило дыхание. Полежала немножко на земле, закашлялась, села, отчаянно обхватила себя за грязные коленки и заплакала. Хочется же иногда и поплакать.

Кап-кап… лю-бит… кап-кап… лю-бит…

Потом просто сидела, всхлипывая, потом слезы высохли, а сердце вроде как остановилось навеки. «Фотоаппарат, — подумалось тихо, без эмоций, — чадо проверить фотоаппарат».

Она расстегнула чехол, нажала кнопку. Чудо техники проснулось с нежным жужжанием, помигало лампочками. С объективом ничего страшного не случилось упала-то она на живот, и рюкзачок просто крепко треснул ее по спине. Если бы он улетел на камни, вышло бы хуже. А так просто синяк на позвоночнике, пустяки. Она машинально включила просмотр кадров и долго смотрела на самые первые: силуэт Лева на мостках, Лев в саду