Читать интересную книгу Дневники Фаулз - Джон Фаулз

Однако с иностранцами они вежливы, милы и по-своему терпеливы. Кроме того, в насмешках над несчастьем другого нет того лицемерия, какое есть в привычном выражении участия у англичан; думаю, эти насмешки — более надежное оружие против неудач. Ведь все, что ты можешь сделать, — это пожать плечами, рассмеяться, молча страдая и стараясь выпутаться из беды как можно скорее.

Звон бокалов не прекращался. Все пьянели и добрели. Пришел гитарист Евангелакис, он уклонился от ответа на вопрос До-коса, не хотел бы он вести занятия в школе. Докос расхвастался, стал пускать пыль в глаза, заговорил об истории музыки и как глубоко он ее знает. Коротышка гитарист, в одном мизинце которого больше музыки — пусть и не столь высокой, — чем у тысячи таких, как Докос, слушал его откровения с мрачным видом. Мы с официантами упросили гитариста сыграть (если он начинал играть, то уже не останавливался) известную песню, фривольную, грустную, сентиментальную, по ходу дела он импровизировал, и от этих остроумных импровизаций официанты и Шаррокс покатывались со смеху. Стихи рождались у него мгновенно. Докос тоже раза два пытался импровизировать, но довольно неудачно — гитарист ответил ему мгновенно и гораздо лучшими стихами. Казалось, для него нет ничего невозможного. Докоса слегка расстроили успехи гитариста, да и наши тоже. Шаррокс великолепно держится в компании, искусно подыгрывает, когда нужно, — его не назовешь душой общества, но это человек, с которым хочется быть рядом. Спокойный, дипломатичный, любящий шутки, он и сам не прочь пошутить; социально гибкий и податливый, как все они здесь — преподаватели, слуги, ученики… Я не могу поддерживать такой высокий уровень — подчас сникаю, становлюсь вялым, молчу, выпадаю из разговора.

Они пели греческие песни, пели с закрытыми глазами, раскачиваясь, со страстью. Некоторые ломаные ритмы глубоко действуют на меня — как каталонская музыка. В половине второго мы покинули кафе и пошли по дороге у моря; волны тяжело бились о скалы. Сквозь водяную пыль и мелкие брызги — в постель и забвение.

Прошлой ночью я сказал себе: еще два таких вечера, и мне конец. Два таких похмелья я просто не переживу. Рецина бьет по голове — как же она раскалывается у меня сегодня утром! Свет слепит, в ушах звон. С час я промаялся, пытаясь как-то ослабить головную боль, и только проглотив таблетку веганина, почувствовал себя лучше. Вышел на морской берег и там стоял, глядя, как грозно бьются о берег волны. В море присутствовали все оттенки сине-зеленого цвета; солнце играло на воде; волны кудрявились белыми барашками.

Днем отправился на длительную прогулку к дальней оконечности острова, путь мой пролегал по пастушьим тропам вдоль крутого склона. День был ветреный, но ясный; народу ни души. На склонах — пихты, заросли дрока и отполированные разными стихиями скалы. На каждом шагу, стоит только взглянуть вниз, ярко сверкает изумрудом море. На открытых участках земли кучно растут ярко-синие гиацинты — и темных и светлых оттенков. В одном месте я увидел большое количество паучьих орхидей — крупнее и плотнее тех, что видел раньше. На этих склонах живет мало птиц. Северная сторона острова холоднее, пустыннее и более зловещая. Берег высокий и крутой, с закрытыми бухточками. Одна бухта в окружении кипарисовой рощи особенно красива.

Запомнился один момент, наполнивший меня восхищением и восторгом. Я уже несколько часов шел по лесу над морем и никого за это время не встретил, из-за волн в море тоже не вышла ни одна шлюпка — и вдруг, словно яркая вспышка, ко мне пришло ощущение чего-то удивительного, поэтического; все смешалось — легендарный, волшебный лес и духи этого места, нимфы в рощах, наделенные французскими, средневековыми, чертами и классическими, греческими, и вдобавок окрашенные моим воображением. Я стоял на опушке и глядел вверх на темную стену пихт, почти ощущая присутствие иного мира.

Потом пошел домой, пошел быстро через лес, и хотя возвращался уже по дороге, а не по тропе, но опять никого не встретил. Правда, я слышал странный крик и сначала подумал, что кричит пастух, но потом крик раздался рядом, из кроны высокого кипариса. Я запустил туда камнем, и оттуда в густеющие сумерки вылетела небольшая сова. Вот он, певец, сказал я себе. Одиночество взбодрило меня, и похмелье прошло.

Папириу, преподаватель физкультуры, чемпион Греции по метанию молота — самодовольный мускулистый атлет с начальными признаками тучности. О своем теле он не забывает, постоянно выбрасывает вперед грудь, играет мышцами и тому подобное. Любит хлопать коллег по спине, и в этом всегда, помимо задиристости, есть что-то похотливое. Сексуально озабочен, и еще ему ужасно не хватает такта и savoir faire[292]. Возможно, он ведет себя так бесцеремонно, потому что не сомневается: никто не захочет вступить с ним в драку. У него жутко волосатая грудь и нет левого глаза, что не очень-то его красит. Сам он этого очень стесняется и обычно носит темные очки. Воплощение грубого животного начала; он действует мне на нервы.

Старшеклассники говорили сегодня о коммунистах. Они рассказывали ужасные истории о Гражданской войне[293]. Стамманоятис сказал, что коммунисты выкалывали глаза пленным, складывали их в железные банки и посылали в Москву; заключенных казнили, отрубая конечности — одну за другой. Он сам видел, как матери обнимали разложившиеся трупы детей. Я не очень верил этим рассказам, но нельзя отрицать — в греческой натуре есть грубое начало. Возможно, это идет от турок, но христианство в числе прочего привнесло в философию Древней Греции отсутствие сострадания. Юноши были такими ярыми антикоммунистами, что это меня испугало. Они даже умеренно левого Пластираса считают коммунистом[294]. Когда я попросил назвать имена четырех людей, которых они хотели бы уничтожить, ответ последовал: Сталина, Мао Цзэдуна, Вышинского[295], Пластираса.

Ужас в том, что эти юнцы не умеют взглянуть на предмет со всех сторон. Они знают о случаях проявления насилия и жестокости только коммунистами. Потому и боятся всяких реформ, а Греция нуждается в реформировании. В будущем крестьяне снова взбунтуются, и тогда опять развяжется кровавая война. Такая же ситуация в Испании, Ираке, Персии, Италии, Египте, там тоже крестьянские массы угнетены, их положение не облегчили мирным, демократическим путем, а напротив, только усугубили его, проявив жестокость и безумие. А на нынешнее молодое поколение, так называемые сливки нации, которые показывают себя махровыми реакционерами, вообще нет никакой надежды.

Паучьи орхидеи. Они растут по всему острову. Надменные, причудливые растения с полной коричневой губой, приобретающей на солнце золотистый и пурпурный оттенки, и нежными желто-зелеными лепестками. Они растут по одному, иногда по два или по три, на одном растении редко бывает больше двух цветков. Одно растение я держал в воде больше десяти дней, рисовая его и часто любовался. Вид этого цветка доставляет мне большое удовольствие. Перевернутый, он странным, экспрессионистским образом напоминает человеческое лицо — невротического клоуна.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});