Читать интересную книгу Пирамида. Т.2 - Леонид Леонов

Впрочем, Никанор Васильевич решительно предостерег меня от какого-либо сближения его Псевдо-Апокалипсиса с переживаемой эпохой, хотя и не лишенной тоже некоторых исторических излишеств. Тем более, сказал он, что суть участившихся кровотечений нашей цивилизации вряд ли объясняется только изъянами промышленного производства и распределения или чрезмерной перегрузкой потребностями и положенными к ним обязанностями, так что тело не поспевает за собственной волей и мечтой, возможно также и положенным всему живому возрастным нейроистиранием наиболее ходовых частей или засорением окружающей среды отходами своего существованья, как жуки в яблоке — собственным навозом, или, что то же самое, возведенным в гуманитарный догмат обычаем тащить за собой в обозе, наравне с трофеями, весь свой биологический брак с прямыми следами вырожденья и даже не пресловутым, бесконтрольно возрастающим умножением численности людской наконец. Избавленное от стеснений естественного отбора, почти одержавшее победу над зверством, смертью и тьмой, устоявшее против стольких бурь, орд и язв моровых, человечество уж, верно, не попятилось бы и перед атакой безоружных младенцев. Вероятно, еще более роковая причина, вроде атрофии крыльев, мешает ему сохранять прежнюю устойчивость в полете. Видимо, из боязни утратить свое госстипендиатство хитрейший Никанор даже мне, даже под грохотание грозы повоздержался уточнять — какая.

По его словам, старинный раскол человечества на два непримиримых лагеря, происшедший века назад из-за различия начертанного на их скрижалях, еще более углубился с переходом по наследству к потомкам. Подобно тому, как геологические смещенья земной коры влияют на взаиморасположение материков, не менее глубинного происхождения трещины, в разных направлениях дробившие человечество — расовые, религиозные и другие, накладывали свой отпечаток на длительные периоды истории. Из них самая грозная и последняя по счету заключалась в экономическом антагонизме классов, но с течением времени возраставшая уплотненность населения обостряла борьбу за существованье, и она стала приобретать чисто биологическое истолкование.

Раковое заболевание человечества в особенности проявилось на некотором стадийном рубеже прогресса, когда давнее противоборство генетического неравенства, утратившее былые социально-философские смысл и окраску, выродилось в слепую ненависть двух взаимно несовместимых в людском общежитии физиологических конструкций. Ко времени великой схватки миров, на генеральном переходе к муравейнику, ведущие идеи окончательно обособившихся сторон, взамен прежних многословных программных тезисов обозначались всего лишь иероглифами клина и тире, ^ и — . Ими соответственно обозначались идеальные, для знамен, и никогда не осуществляемые на практике системы пресловутого нашего движения к звездам: журавлиная стая избранников с неизбежной гибелью отстающих в пути и единым строем, в преодоление естественного отбора, братская шеренга абсолютного большинства. Движущим фактором излагаемых ниже событий служил уже не прежний, полуживотный антагонизм вроде борьбы видов, классов, рас, даже вер, а соображения высшего порядка, скажем, из-за разногласия во взглядах на конечность вселенной и бессмертие души. Достигнутая еще предками, на основе взаимно исключающих условий, степень благоденствия по обе стороны роковой черты обеспечивала высокую плодовитость населения, так что никаких жертв и расходов становилось не жалко ради единства взглядов, кстати, весьма немаловажного в плане предполагавшегося тогда заселения ближайших галактик. Кроме того, по свойственному людям благочестивому стремленью к истине ни одна сторона не могла допустить, чтобы другая погрязла в пучине заблуждения, хотя бы вызволение ее оттуда и стоило жизни обеим.

Полярность воззрений в сочетанье с преизбытком мощностей и жировых накоплений и породили там и здесь конструктивно схожие, лишь с обратным знаком общественные системы, чем и подтверждается свойство природы в тождественных условиях создавать симметрично-зеркальные подобия из наличного сырья. В свою очередь безграничный технический потенциал вдохновлял обе диктатуры на действия, способные обеспечить торжество воинствующей идеи. Воодушевленное порывом к лучшему, человечество никогда не занималось меркантильными расчетами, почем обойдется пядь земли обетованной: чем святей провозглашенный догмат, тем дешевле цена личности его осуществляющей. Обособившиеся половинки мира стали готовиться к непременной стычке впереди задолго до развязки. Злоба к антиподам становилась ведущей добродетелью граждан, мысль о примирении — изменой. В прежнем убеждении, что любое исследование жизни благодетельно, нравственно, исторически прогрессивно, в особенности, если целью является поиск средств для умерщвления ее, с наиболее уязвимой стороны были сдернуты все мистические покрывала, удалены хитроумные предохранители с самовзрывающихся тайн. Подразумевалось, что выяснение секретов природы выше всех благ бытия, самой жизни в том числе. И никто не смел усомниться вслух, не ведет ли к отравленью безудержное накопление благ и знаний. Хотя торжественные мессы в храмах науки все чаще проходили при мрачном безмолвии обступающей толпы, благоговейная атавистическая трусость перед большим колдовством охраняла иных надменных жрецов от участи их собратьев в средневековье. Ибо с их помощью дорвавшаяся до неприкасаемых пультов мироуправления фанатическая политика все азартней, во имя преходящего, подкручивала сокровеннейшие триммера вечного, сбивая биологическую настройку бытия в целом. Так что стали плавиться и плыть самый грунт бытия и неомраченное небо детей, иссякать самая вера в завтрашний день, что при добавке в цемент цивилизации умножает прочность ее сооружений.

— Возможно, имелись и другие толчки к происшедшему впоследствии, — включил Никанор, убавляя вдруг закоптивший фитиль в лампешке, — но задним числом трудновато выудить у верхолаза, что именно в решающий момент приснилось ему на шпиле радиомачты.

В предвиденье столкновенья стороны бешено наращивали ударный потенциал параллельно с тренировкой населения на повиновение и выносливость вплоть до полной нечувствительности к лишеньям. Дальновидная стратегия диктовала планомерное приспособление всего строя жизни к той решающей поре, когда понадобится отступать из городских руин в преисподнюю шахт, на самое дно морское, чтобы беспрестанными вылазками биться за нетленный тезис. Поставленная задача требовала особого склада кадров, не испорченных гуманистическим баловством, без способности печалиться по поводу любых утрат, готовых не щадить живых во имя неродившихся, однако желательно без судимостей в прошлом. Еще века за полтора до апофеоза в обоих лагерях народилось по цезарю, как они тогда назывались, — несмотря на принципиальные расхождения почти слепки по сходству характеров, биографий, даже внешности, пожалуй. Прижизненно обожествленные, оба с приписанной челядью проживали в исключительном довольстве. Однако не в дороговизне содержания заключалась беда подвластного им человечества, а в том, что, помимо прочего, каждый стремился к высшему наслаждению власти, доставляемому сознанием, что не зря ест народный хлеб. Отсюда оба считали своей первообязанностью наводить во всем гармонию, также на чужих территориях, причем поклялись сразу по овладении планетой прокалить ее минимум на километр вглубь для недопущения вредных зародышей к дальнейшему расплоду. Так они целились друг дружке в лоб из гигантских пистолетов, по существу, одноразового действия, что и удерживало обоих от нажатия курка... Но здесь на случай подслушивания Никанор Васильевич прибегнул к иносказанию.

— Если на той стороне, — с чисто кладбищенским юморком обрисовал он, — в цезарях ходила заросшая волосом личность Щетиниус, то на противоположной ему соответствовал схожий с ним некто Волосюк, любовно прозванный Кудреватый за неподражаемую лысину. Обоим рано пофартило в жизни, оба посвятили себя нуждам человечества. На беду последнего каждый считал другого злейшей карикатурой на самого себя. Как нередко случалось в истории, все началось со смешного. Едва один для поднятия престижа объявил себя стратегом человеческого счастья, его противник присвоил себе, сверх уже обладаемых, звание светоча всех наук, будущих в том числе. Его недреманный соперник возложил тогда на себя титул гения всех веков и материков. Охваченный негодованием первый назначил себя величайшим пророком всечеловеческого возрождения, на что второй немедленно возвел себя в ранг международного титана. Угнетаемому зачинателю гонки ничего не оставалось, как махануть себя в генеральные зодчие солнечной системы, а также смежных населенных областей. А тот отрицательный, в обход промежуточных степеней, короновался прямо в демиурги с занесением в трудкнижку, чем неосмотрительно перекрыл все нормы мирного соревнования. Правда, посрамленная сторона пыталась было провозгласить своего властелина мессией, но ко всеобщему смущению оказалось из энциклопедии, что демиург несравненно выше и на всю вселенную приходится в количестве — один.