— На юридический — это похвально. — Субботин сделал вид, что верит всему. — Только надо работать. Нужны твердые знания.
— Я еще окончательно не решил, — скромно потупился Лагус.
— Ладно, вернемся к теме. Значит, вы не спали, — перешел к делу Субботин. Лирическое отступление было необходимо, чтобы показать, как он доверяет допрашиваемому. — Казьмин из казармы той ночью выходил?
— Что ж поделаешь? — горестно вздохнул Лагус. — Если он вором оказался, то я все расскажу. Выходил.
— Когда?
— Часа в два ночи. При этом озирался. Мне это еще тогда странным показалось.
Субботин заполнил протокол, где подробно все записал: и про подворотничок, и про то, как Казьмин воровски озирался.
— Ну, хорошо, идите.
Козырнув, Лагус четким шагом вышел из кабинета. Конечно, можно было бы сейчас продолжить его крутить, однако есть несколько «но». Лагус может упереться, и тогда расследование усложнится. Главное, что Субботин знал, кто совершил преступление. Теперь нужно установить — с кем?..
— Ну что, Вардашвили, давайте все подробно, — предложил Субботин.
Усатый сержант-грузин вызывал в нем симпатию. Плотный, по-деревенски крепко сбитый, с добродушным лицом. Рядом сидел дознаватель — старший лейтенант, который и привел его сюда.
— Товарищ капитан, и рассказывать-то нечего. Он спросил — я сказал.
— По порядку, пожалуйста.
Вардашвили удивлялся проявленному к нему вниманию и не мог понять, отчего все так засуетились.
— Вечером, дня четыре тому назад, иду но городку к моему другу. Вижу, на заборе сидит этот. Он сказал — я ответил.
— Кто сказал, что ответил?
— Мальчик лет десяти на заборе повис и зовет меня: «Дядь, помогите».
— Как выглядит?
— Худой, веснушки. И рыжий, почти красный. Как огонь, — добавил Вардашвили приподнято, как произносят кавказские тосты.
— Что ему надо было?
— Попросил солдата позвать. Сам не мог, его офицеры гнали.
— Вы позвали?
— Нет, он не из нашей части, а где служит, парнишка не сказал.
— Как фамилия солдата?
Вардашвили огорченно вздохнул. Было заметно, что он и рад помочь следствию, но не может.
— Четыре дня прошло. Не помню уже.
— Попытайтесь.
— Странное имя. То ли Лаврусь, то ли Гугусь.
— Лагус?
— Точно! — обрадованно воскликнул Вардашвили.
Еще один фактик, который придется Лагусу объяснять. А мальчишку нужно найти…
Субботин вошел в кабинет Рагозина. Тот сидел за столом, заваленным бумагами. И у уголовного розыска писанины хватает. Парень с кобурой, как и в прошлый визит, остервенело стучал на пишущей машинке.
— Он с позавчерашнего дня все печатает? — шепотом осведомился следователь.
— Ну да, — кивнул Рагозин. — Работает человек.
У Рагозина настроение было приподнятое. Только что он выпроводил полоумную тетку, которая уже три года терроризировала отдел. Она утверждала, что сосед неоднократно посредством телепатии пытался ее изнасиловать. Рагозин стучал себя в грудь и обещал разобраться в данном безобразном факте.
— Какие же это меры ты будешь предпринимать? — осведомился Субботин.
— Никаких. Но месяца три она приходить не будет.
— Содержательная у вас жизнь.
— Это еще ничего. Бывает и почище.
— У меня к тебе дело. Мы тут кое-что выяснили по той краже. Нужна твоя помощь.
— И кто совершил — ваши или ваши?
— Один точно наш.
Рагозин облегченно вздохнул. Значит, дело подследственно военной прокуратуре. Если идет следствие по группе хоть в десять человек, но один из них военнослужащий — дело ведет военная прокуратура.
Субботин объяснил оперативнику ситуацию.
— Ты, насколько я понимаю, — отозвался тог, — предлагаешь обшарить все городские школы в поисках рыжего мальчишки?
— Да. Думаю, это не так трудно. Приметы знаем.
— Союз рыжих, — засмеялся Рагозин. — Как у Конан-Дойля.
— Есть еще вариант. Мы отпускаем подозреваемого в увольнение, а ваши ребята проследят за ним. Его наверняка потянет посмотреть на краденые вещи, а заодно свидеться с соучастниками. Думаю, помимо мальчишки завязан еще кто-то.
Рагозин задумался, потом сказал:
— Мне вариант с увольнением больше нравится.
— Теряем время. Чтобы не вызвать подозрений, мы сможем отпустить его только в субботу. Сегодня же понедельник.
— Ладно, помогу. Начинаем прямо сейчас. Нужно успеть до конца занятий…
Это была третья по счету школа. Часы показывали без пяти час, когда следователь и оперативник вошли в ее вестибюль. Школа как школа. Из двух корпусов, панельная, со спортзалом. Стандарт. Субботин всегда считал, что типовая школа еще хуже, чем типовой дом. Унылые коробки отбивают у детей способность ценить красоту, гордость за свою единственную, непохожую на других школу.
Помещение было наполнено гомоном детских голосов. Группа первоклашек, как стадо перепуганных джейранов, пронеслась мимо двух серьезных дядей, едва не сбив их с ног. Очкастый десятиклассник, надо думать — отличник, вдумчиво переписывал расписание. Трое мальчишек лет девяти дразнили двух гордо и степенно идущих и старающихся не замечать их одноклассниц. Наконец один не выдержал и дернул толстушку, раза в два здоровее его, за косу, после чего получил такой удар портфелем, что сразу заскулил.
Остановив мальчишку постарше, Субботин спросил:
— Где учительская?
Мальчишка ткнул шариковой ручкой, которую задумчиво грыз перед этим, в сторону двери.
— Вон кабинет завуча.
В этот момент зазвенел звонок, и детвора бросилась по классам. Через минуту воцарилась тишина.
В небольшом чистеньком кабинете за столом сидела похожая на сушеную рыбу неопределенного возраста женщина в огромных, в пол-лица, очках.
— Разрешите? — спросил Субботин.
Женщина была занята переписыванием каких-то бумаг и неприязненно посмотрела на него.
— Извините, я занята.
Она, видимо, приняла их за родителей. У представителей любых профессий, когда они находятся на рабочем месте, часто проскальзывает высокомерное отношение к посетителям, просителям и вообще всяким там, которые отрывают от работы. Они чувствуют себя уверенно в родной обстановке, обладают какими-то полномочиями, а тут приходят с просьбами. Ну как не злиться?
— Уголовный розыск, — сказал Рагозин.
Женщина натянуто, официально улыбнулась:
— Что вам угодно?
— Нам нужно разузнать, есть среди учеников-мальчиков рыжие, — сказал Субботин. — Возраст — от десяти до одиннадцати лет.