чемодан в другую руку.
Тяжелый, зараза. И как она тащила его весь этот путь? Сколько мы прошли уже?
Километров десять, сто? А сколько осталось?
— И как же ты докатился до такой жизни, олигарх? — насмешливо спрашивает рыжая, кидая на меня взгляд.
Так мне кажется. В этих потемках собственных ног не разглядеть.
— Хочешь покопаться в моей душе? — усмехаюсь.
— Ты в моей копался. Бесцеремонно и настойчиво.
— Так то было для дела, Зинок. Я такой чести не достоин, — напускной смешок должен обозначить границу, которую я не дам ей пересечь. Никому. — Кто родился, кстати? Племянник, племянница? — виртуозно соскакиваю.
— Мальчишка. Опять.
— Неплохо. Это третий?
— Ага.
— Твоей сестре же двадцать шесть, да? Всего на пару лет тебя старше.
— Ты хочешь поссориться заранее, не дожидаясь родителей? — фырчит, останавливаясь.
— Я просто констатировал факт, — притормаживаю рядом с ней, нависаю сверху.
Луна такая яркая, что вполне заменяет фонарь над головой, и я отчетливо вижу сверкающие гневом глазищи.
Таких живых еще не встречал.
— Это больная тема, ясно? — раздувает щеки. — Ты забыл, почему я изначально тебя наняла?
— Прошло так много времени и девушек… — расплываюсь в улыбке.
Однотипных и скучных, как «Доброе утро» по каналу Россия. Но так хочется потыкать муравейник палкой, чтобы спасать потом задницу от укусов. Интересно, она покраснела?
— Тогда доставай свой чудо-листик с техзаданием и повтори матчасть, — отворачивается. — И не мог ты…
— Заткнуться?
— Да, пожалуйста.
Подозреваю ПМС.
Мы возобновляем ход, дорога сворачивает, и непроглядный лес сменяется крепкими заборами и металлическими крышами редких домов. Наконец-то признаки жизни. Я уже начал строить теории заговора и предполагать, сколько на черном рынке дадут за мою непривлекательную печень.
— Почему автобус сюда не едет?
— Ответ очевиден, и он у тебя под ногами. К тому же это не конечная остановка, маршрут едет дальше, некогда ему выписывать тут круги, чтобы развернуться. Мы привыкли.
— Ну теперь-то недалеко осталось?
— Наш дом в конце улицы, вон — показывает налево. — Там собаки во дворе, ничего? — кидает на меня взгляд из-за плеча.
Стебётся, зараза!
— Ха-ха — притормаживаю, вытягиваю рукава свитера из-под куртки, к ночи, действительно, похолодало.
— Свет горит. Ждут нас, похоже, — вздыхает Ида, тоже останавливаясь. — Мне кажется, я не готова, — наконец, признается.
Конечно. Великая тайна раскрыта: ПМС и я ни при чем, тупо нервы.
Глава 22
Вова
— Дети приехали! — нас встречают у крыльца, широко распахнув руки.
Отец Иды, бомбезный чувак, потряхивает в воздухе огромной бутылкой с мутной жидкостью. Только не это, свят-свят. Надеюсь, пяти пачек припрятанного активированного угля хватит.
— Как раз только из погреба достал! — протягивает руку для приветствия, отвечаю на рукопожатие.
— Папа! — возмущается рыжая. — Тебе же нельзя.
— Нельзя трусы через голову надеть, а все остальное — можно! — шутливо подмигивает. — Пошли, зятек, пока матери не доложили, — кивает на дочь. — Я тебе сарай покажу.
Запахивает полы куртки, пряча там бутылку, и кивает направо.
Я смотрю на Иду, негласно спрашивая, как действуем дальше. Идти с ней или расходимся? Она вздыхает, хмурится, но кивает.
— Только по одной, — шепчет, перехватывая чемодан. — Он на лекарствах, ему вообще нельзя. Проследи.
— Будет сделано, — складываю пальцы в «о'кей» и в два шага догоняю ее отца.
— На чем на этот раз настаивали? — интересуюсь, пока мы крадемся на задний двор, мимо подсвеченных окон первого этажа.
— А-а-а-а, — трясет пальцем в воздухе. — Ни в жизнь не угадаешь!
Гадать даже боюсь. Лишь бы не перегной, лишь бы не перегной.
Мы огибаем угол дома, и перед глазами простирается сумасшедший вид: несколько крепких одноэтажных построек, теплицы, поле, лес на горизонте. Поле такое бескрайнее, что конца ему не видно, и от панической догадки, что именно его меня пригласили пахать, на затылке собирается липкий пот.
Это, мать твою, настоящая ферма.
Ничего из того, что я ожидал. Где перекошенный забор, хилый деревянный домик и одинокая жирная свинка, которая пойдет на шашлык? Почему я не погуглил объемы злополучных двадцати соток, озвученных мне в разговоре?
Кручу головой в надежде увидеть трактор, который спасет меня от грыжи, но кроме прикрытых навесом дров — ничего.
Мать твою, мать твою.
— Ну как владения? — папа Юра останавливается посреди выложенной кирпичом дорожки и окидывает взглядом поле перед нами.
— Впечатляет, — хриплю я.
Быстрей бы уже напиться и забыться, может, при свете завтрашнего дня все это покажется меньше.
— Вон хлев, — машет на постройку с зелёной крышей. — Курятник, — тычет в следующее строение. — Тут сарай с техникой. Пошли.
Мы возобновляем путь к тому самому сараю. Отец Иды врубает свет, прикрывает за нами дверь. Сарай в самую пору назвать хламовником: под завязку забит садовыми инструментами, какими-то железками, стеклом и даже автомобильными деталями. В углу красуется знаменитый самогонный аппарат, отполированный до блеска, посредине — криво сколоченный деревянный стол.
На столешницу приземляется запотевший бутыль, стекло бережно протирается. Я пытаюсь вздыхать потише, но облако пара из ноздрей меня выдает. Холодно, зараза.
— Ща Пашке наберу, — из кармана куртки «тесть» выуживает кнопочный телефон.
Прищуривается, нажимая кнопки, и прикладывает трубку к уху. — Пашка, дуй в сарай.
Ага. И это самое, закусь захвати там.
Деревенский колорит во плоти.
— Сейчас по парочке за приезд, — хлопает папаша в ладоши. — И на боковую. А завтра с утречка пораньше…
На столешницу заботливо укладываются газетки, сверху придавливаются гранеными стаканам. Последний раз такие на общажной кухне видел. Почти раритет.
Делаю несколько шагов по сараю, стараясь разогнать кровь. Сдается мне, «парочкой» не обойдется.
— Мощный аппарат, — киваю в угол комнаты на дистиллятор, ступая на путь благодатной темы.
— А то! На юбилей подарили игрушку. Теперь вся деревня заказывает на стол.
Вещь!
Дверь сарая скрипит, и