советам Доратия. Но сдаваться не хотел.
— Если мы возьмём город штурмом, то мы другие условия сможем поставить. Вернее, условие одно — полная покорность.
— «Если», Лекс, «если», — опять возмутился маг, — А если не возьмём? Ты думаешь, защитники города настолько деморализованы, что сломаются быстро? Подумай головой, мой мальчик. Каким бы ни было их настроение, они будут биться до последнего. Там их семьи. На что способна озверевшая от крови и потерь солдатня, они прекрасно знают. Не жди от них трусости. А чем и кем ты собрался штурмовать? Тебе, прежде, надо было бы, хотя бы, полки переформировать. У тебя количествоиспособных встать в строй полков сейчас, совершенно разное. Где-то, четверть больных и умерших, где-то — почти половина. В третьем пехотном, вообще, три четверти личного состава влёжку лежит.
Король долго обдумывал слова своего главного советника под его пристальным взглядом.
— Решение о подготовке к штурму отменять не буду, — наконец сказал он, — Но, если, до него мятежники запросят мира, то….Ладно, Доратий. Я буду ждать ещё четыре дня.
После ухода Доратия, самому куда-то идти Лексу расхотелось — месить грязь попусту, без цели, не имело смысла. На сунувшегося, было, в шатёр Ювера, он наорал, и прогнал. Правда, больше напугав, при этом, вернувшуюся, после ухода мага, и занявшую своё обычное место в углу, возле входа в шатёр, рабыню.
Синяк, который он Уле поставил ещё в день получения известий об Уле другой, уже почти сошёл.
— Налей водки.
Сегодня король Винора решил напиться. В последние дни, это желание у него иногда возникало, но, до этого момента, ему удавалось его загасить.
А потом графиня ри,Шотел плакала под ним, когда он грубо входил в неё и терзал её тело. И никакая её хвалёная великая магия не могла ей помочь. Он простил её, только когда вой боли графини перешёл в бессознательный хрип.
Парламентёры явились через два дня после того разговора с Доратием.
Лекс, в окружении своих советников и маршала Арта ре,Вила, принимал двоих членов городского магистрата и заместителя начальника горлдской стражи в штабном шатре.
— Я бы ещё мог проявить снисхождение, если бы вы не связались с иноземными провокаторами, — нагнетал он обстановку, — Но вы предали не только меня, своего короля, но и королевство!
Изображать раздражение Лексу было не нужно, он и так был зол. Последние события изрядно испортили его характер.
Размеры контрибуции и условия дальнейшего статуса Лара-Сара, увеличение налоговых сборов и безвоздмездные поставки королевской армии ларских кольчуг, которыми славился мятежный город, всё это представители городских властей Лара-Сара уже согласовали с советниками короля.
Теперь, же, самому Лексу, надо было решить вопрос возмездия главным виновникам мятежа. Необходимо было определить их состав и каким казням их подвергнуть.
Весь вопрос был в том, что главные виновники мятежа, как раз, и стояли за теми, кто прибыл на переговоры.
Маршал Арт ре,Вил настаивал на примерном наказании мэра и всех членов городского магистрата. На резонный довод магини Морнелии, что проще тогда переговоры о сдаче города можно было и не начинать, чем ставить в их конце невыполнимые условия, герцог напомнил, что у главарей восстания есть семьи, так что условия вполне обсуждаемые.
Но большая часть военного совета поддержала Морнелию, и считала, что нужно найти виновных рангом пониже.
— Ты что считаешь? — спросил на том совещании Лекс своего главного советника.
— Сейчас не то положение, чтобы, из-за желания мести, затягивать переговоры, — ответил Доратий.
Ситуацию, которая складывалась вокруг Винора, Лекс знал не хуже мага, и, как бы ему не хотелось преподать суровый урок городской верхушке Лара-Сара, скрепя зубами он был вынужден с ним согласиться.
Выход, относительно приемлемый для обеих договаривающихся сторон, придумал один из прибывших на переговоры членов городского магистрата. Он ухватился за мысль, высказанную Лексом с угрозой.
— Вы правы, государь, — понурив голову, сказал, стоя на коленях глава гильдии каменщиков — в Лара-Саре, как и в других городах материка, городскими магистрами были главы местных гильдий, — Мы виноваты в том, что поверили посулам и лживым обещаниям всяких иностранных проходимцев. Поверили, в том числе и потому, что мы ведь люди простые и излишне доверчивые. Когда наши благородные соседи, владетели, поддержали те наглые требования к вам, что нашёптывали иноземные искусители…Простите нас, наш добрейший и справедливейший государь. Проклятые иноземцы и предатели-владетели, вот, кто главные виновники всего случившегося. Да и поведение других наших сарских благородных…, — он изобразил накрывшее его раскаяние.
Хитрую и откровенно подлую мысль магистра все сразу же уловили. Он предлагал отдать под суд и расправу задержавшихся и попавших в осаду сааронских и таркских торговцев, а также укрывшихся в городе часть благородных и владетелей Сарской провинции.
Гражданами Лара-Сара не были ни те, ни другие, поэтому городским властям их не было жалко, а королевская власть могла жестоко и примерно наказать мятежников и их подстрекателей.
Предложенный вариант устроил обе договаривающиеся стороны, и в полдень следующего дня южные ворота Лара-Сара распахнулись перед королём, в тот же момент, как двое других ворот — северные и восточные — перед покидающими город беженцами из городков и поселений Сарской провинции.
Только покидали город не все. Городская стража Лара-Сара, накануне ночью, арестовала не только всех торговцев из двух соседних королевств и благородных — своих вчерашних товарищей по оружию, но и их семьи. Изменники подлежали казни вместе со своими ближайшими родственниками, а иногда даже, и со своими слугами, если те не были рабами. Рабы людьми не считались, поэтому ответственности за измену их хозяев они не несли.
— Вы так сильно торопитесь в столицу? — спросил маршал.
Король поморщился от потянувшегося в их сторону дыма. Ветер, как назло, сменил направление в тот момент, когда трупы сожжёных на костре двоих предателей и жены с сыном одного из них, начали спадать со столбов, поднимая снопы искр.
— Я не требую от тебя готовности к маршу, — успокоил Лекс герцога Арта, — Приводи полки в порядок, и отправляй их, как будешь готов. Мне хватит сотни кавалеристов гвардейского полка. Или, сколько там их могут ещё не бегать гадить по десять раз за склянку. Я сам поеду верхом, как и Доратий, — он посмотрел на место очередной, видимо, последней в этом городе, казни мятежников и устало вздохнул, — Некогда здесь мне рассиживать. Сам понимаешь.
За пять дней расправ, что шли в городе, казнили больше сотни человек, как непосредственных участников бунта, так и их семьи, но тюремные подвалы не освободились даже наполовину.
Поэтому, с его согласия, оставшимся преступникам перебили руки и ноги и сбросили в